Жена Орлова принесла в кабинет традиционный ужин англичанина — кружку теплого топленого молока, затянутого коричневой пенкой, и поджаренный ломтик хлеба, а мужу — ростбиф и стакан крепкого чая.
— Можно бы и выпить по случаю, — осторожно предложил Орлов.
— Нет, — отрезал Рейли. Прорвав ложечкой пенку, он сделал несколько глотков. — Напиток умных королей. Умных. Глупые предпочитают виски или, не дай бог, водку. Брр!
— Да и я ведь тоже... только когда повод... — сказал Орлов.
— Из всех бесчисленных русских поводов для пьянства я признаю только один — поминки. Смерть всегда таинственна, и думать о ней трезво невозможно. Мой вам дружеский совет, — продолжал Рейли, — не увлекайтесь этим. Слишком грандиозно дело, к которому я вас привлек, чтобы подвергать его опасности.
Орлов хотел что-то возразить, но Рейли поднял руку.
— Не надо, господин Орлов. Я все знаю и поэтому еще раз говорю вам — дело слишком грандиозно. — Он помолчал и сказал с улыбкой: — Давайте поговорим о чем-нибудь более интересном. Что нового в Берлине?
— Особо интересного ничего, — ответил Орлов. — Социал-демократы, по-моему, укрепились прочно и окончательно, равной им силы в Германии нет.
— А коммунисты?
— Социал-демократы загнали их в угол и обескровили.
— Эх, нам бы в Англию таких социал-демократов, — мечтательно произнес Рейли и вдруг энергично, со злостью: — Наши социалисты — это лапша с простоквашей. Придумали мифический рай, в котором овцы и волки будут жить в любви и согласии. И что самое удивительное — многие овцы в этот рай верят! А здесь господин Эберт выбросил потрясающий лозунг: мы за возрождение нации и потому против коммунистов! И он говорит это и Круппу, и безработному, которого Крупп выбросил на улицу. И те вместе аплодируют Эберту и отдают ему голоса. Гениально! Демагогия высшего класса! А? Скажете, я не прав?
— Да уж в чем, в чем, а в хитрости им не откажешь, — согласился Орлов. — А чего стоит их ход с Советами? Давят петлей своих коммунистов и подписывают договор с московскими.
Рейли, не соглашаясь, покачал головой.
— Еще вопрос, кто тут оказался хитрее: Берлин или Москва? Но как раз из этого обстоятельства вытекает наша главная задача — подрывать динамитом все, что связано с Москвой. — Он взглянул на стол, где лежало письмо. — После этого акции Москвы в Англии долго не будут стоить и копейки. Ищите подобные ходы еще.
— Кстати... В Берлине появилось новое агентство, которое тоже занимается Коминтерном. Как на это реагировать?
— Кто его открыл? — спросил Рейли.
— Русский подпоручик Дружиловский.
— Каждый непременно хочет иметь свой огород, — Рейли допил свое молоко. — Вы этого подпоручика знаете?
— Я знал его несколько лет назад в Ревеле, он напечатал там в русской газете воспоминания о своих переживаниях в застенках Чека. Между прочим, намекал, что в России имел какое-то отношение к организации Локкарта.
— Дружиловский? — сморщил лоб Рейли. — Не было там такого! Чем занимается его агентство?
— Не знаю. Я узнал о нем из газет.
— Как это из газет?
— В газете «Руль» он напечатал объявление об открытии агентства по делам Коминтерна.
— Вот так, прямо, этими словами?
Орлов взял с письменного стола газету и отдал Рейли.
— Одно из двух: Дружиловский или дурак, или за ним немцы, — сказал, прочитав, Рейли. — Вот что, узнайте это осторожно. Если дурак, надо прибрать к рукам, чтоб не мешал. А может, и пользу извлечете. Если там немцы, оставьте его в покое.
Дружиловский в эти дни все еще ломал голову, как выполнить задание поляков. Сознаться Перацкому, что он не может ничего сделать, он боялся. Собственное бессилие страшило его.
Вывесив на дверях объявление: «Сегодня приема нет», он сидел в своем рабочем кабинете и копался в ворохе газет, пытаясь найти хоть какую-нибудь отправную точку для подхода к непосильному делу. За окном — серый осенний день, и от него еще острее ощущение беспросветности.
Звонок в передней заставил его вздрогнуть. В объявлении ясно сказано — приема нет. Он подождал. Звонок повторился и был непереносимо длинным.
Приоткрыв дверь, он увидел рослого мужчину в черном пальто.
— Здравствуйте, господин Дружиловский. Я Орлов.
— Господи! — радостно вырвалось у подпоручика, мгновенно подумавшего — вот кто может помочь. Еще мелькнула мысль о задании доктора Ротта возобновить знакомство с этим человеком. Он распахнул дверь: — Темно. Заходите, пожалуйста. Ну вот, конечно же, Орлов! Ревель! Раздевайтесь. — Принимая от гостя пальто, он учуял густой запах водки.
— Я на минуточку, — сказал Орлов, зябко потирая руки. — Гулял после обеда, шел мимо и вдруг вспомнил ваше объявление... адрес... Думаю, дай зайду. Гляжу — приема нет. Ну ладно, думаю, приема нет, но, может, есть глава фирмы?
— Проходите сюда. — Дружиловский посторонился, пропуская гостя в кабинет. Орлов качнулся, и хозяин подхватил его под руку. — Сюда, сюда.
Орлов тяжело плюхнулся в глубокое кресло.
— Это, значит, ваш штаб? — спросил он, оглядывая комнату.
— Скромное рабочее помещение, — улыбался Дружиловский, садясь в кресло напротив гостя.
— Летит времечко, летит проклятое, — не то весело, не то огорченно произнес Орлов, оглядываясь по сторонам. Он видел вполне приличный кабинет, какого не было у многих эмигрантов с громкими именами. Смазливый подпоручик, которого он видел в Ревеле, имеет в Берлине какие-то козыри. Весь вопрос: кто ему сдает карты?
Они припомнили ревельские времена, и Орлов сказал задумчиво:
— Беспечны мы были, глупо беспечны. Еще не понимали, что трагедия свершилась не только с нами, но и со всем миром. А потом всех втянуло в эту воронку, — он махнул рукой.
Дружиловский промолчал, он не мог понять, пьян Орлов или трезв, а знать это было крайне важно.
— Но одна наша болезнь не прошла и по сей день, — продолжал Орлов. — Мы так и не научились действовать вместе, все норовим каждый сам по себе и частенько мешаем друг другу, вместо того чтобы помочь.
— Нас объединяет одно — наша ненависть к большевикам, — солидно произнес Дружиловский, глядя на гостя.
— Это верно, — кивнул Орлов. — Но зачем забивать один гвоздь сразу двумя молотками? Вот вы напечатали в объявлении, что работаете по Коминтерну. А я-то тоже хожу вокруг этого. Почему бы нам не действовать заодно? А?
— Не выпить ли нам по случаю встречи? — спросил Дружиловский, остерегаясь влезать в этот разговор без одобрения доктора Ротта.
— Я-то уже принял обеденную дозу, но по такому случаю грех отказаться.
Дружиловский принес из столовой бутылку коньяку, печенье, наполнил рюмки. Наблюдая за ним, Орлов думал о том, что подпоручик наверняка знает о его солидном деле и для него должно быть заманчивым предложение объединить усилия. Но подпоручик сразу же ушел от этого разговора, значит, он сам это решить не может. С кем же ему надо советоваться? С поляками или немцами? Все-таки скорей всего с немцами.
— Прошу не сетовать, — сказал Дружиловский, показывая на скромный стол. — Живу по-холостяцки, без особых разносолов.
— Ко мне приходите, — ответил Орлов. — У меня и в Берлине открытый русский дом, семейный очаг и все такое прочее...
Они выпили за встречу. Потом — за скорейшее освобождение России из-под большевистского ига.
Орлов посмотрел на письменный стол, заваленный газетами.
— Как идут дела?
— Только учимся ходить, хвалиться пока нечем, — улыбнулся Дружиловский.
— Хвалиться будем сообща, когда вернемся в нашу первопрестольную, — вдруг со злостью сказал Орлов. Он взял бутылку, сам налил себе коньяку и выпил. — Черт бы все побрал, — произнес он про себя, и было непонятно, к чему это относилось. — А у меня дело поставлено давно и прочно. Катится как по рельсам. Даже когда я сплю, оно катится. Могу неделю за стол не садиться. Вот как надо работать!
«Он пьян, если так хвалится», — решил Дружиловский и наполнил рюмки.
— За ваши успехи.
— И за ваши, — поднял рюмку Орлов. Быстро и жадно выпив, он продолжал: — Работать надо с размахом, а то лавку лучше и не открывать. Я в прошлом году имение купил. Ну, конечно, не какие-то там безбрежные нивы, как в России, но все-таки... Каменный дом, два этажа, по-немецки — с башенками. Отдельно дом для челяди. Конюшня. Сад. И все за каменным забором. Крепость!
— Зачем это вам? — спросил Дружиловский без всякого интереса, он в это время обдумывал, как начать разговор о своем деле.
— Зачем? — Орлов смотрел на него со снисходительной улыбкой. — Недвижимая, голубчик, собственность. Не-дви-жи-ма-я! Ничто и никто ее не сдвинет! Вы не знаете, какое это удовольствие — хоть на денек вырваться из берлинской нервотрепки и оказаться там, зажечь камин, взять из погреба бутылочку. — Он мечтательно помолчал и добавил неожиданно: — У меня жена княжеского рода. Ну а княжне тоже положен замок.
— Я о таком и мечтать не могу, — тихо и печально проговорил Дружиловский.
— Э-э-э, голубчик, тут надо не мечтать! — Орлов поднял палец. — Действовать надо! И еще — нельзя мельчить. Запомните это. Я лично берусь только за масштабные дела. Тогда и интерес большой, и куш большой, и с большими людьми дело имеешь. Вот только что я завершил дело. Работал с одним англичанином из солидной фирмы. Голова министерская! Знает всю подноготную любой страны, а Россию как свои пять пальцев. Работать с ним одно наслаждение. И сработали мы такое, что мир ахнет. Вот как надо работать, голубчик!
— Не могли бы вы мне, только начинающему дело, оказать маленькую помощь? — спросил Дружиловский.
— Смотря какую, — деловито ответил Орлов.
— Мне нужен какой-нибудь советский документ, а лучше — чистый советский бланк.
— Очень нужен? — Орлов хитро прищурился.
— Да... очень... и вы же сами говорили — надо действовать заодно.
Орлов энергично поднялся с кресла, застегнул пиджак на все пуговицы.
— Когда будем заодно, тогда и поговорим, — сухо сказал он.