А помнишь, Михаил Ефимович, Ухту? Помнишь, как Маша нам прислала ящик мандаринов? Помнишь, как потом мы протыкали мандарины шомполами и разогревали их на костре? Помнишь, какие тогда стояли морозы? — Лейтенант обнял жену за плечо: — Тогда я только еще ухаживал за ней...
Ухта!.. Гм!.. — Майор усмехнулся, обернувшись ко мне. — Это он, капитан, вспомнил финскую войну, зиму тридцать девятого года... Мать родную забудешь, а Ухту — никогда! Помню мандарины, как
же! Они в ящике гремели, как грецкие орехи. Морозы- то ведь стояли пятидесятиградусные...
Мартынов пригласил Волковых к себе в землянку, и мы направились обратно на командный пункт полка.
В десятом часу вечера я с майором пошел в роту Волкова. Майор шел впереди, освещая дорогу карманным фонариком. О чем бы я ни говорил с ним, разговор наш все время переключался на сегодняшнюю разведку. Я охотно поддерживал беседу, мне все было интересно. Командование придавало большое значение этой разведке, и я, как военный корреспондент, вникал во все подробности ее подготовки, чтобы потом рассказать о ней на страницах армейской газеты.
Одного боялся майор: как бы приезд жены Волкова хотя бы косвенным образом не повлиял на исход разведки.
Если и повлияет, то только в лучшую сторону, — пытался я успокоить его.
Думаешь? — задумчиво спросил майор.
Конечно! Во всяком случае — никак не помешает. ..
Я знал «историю» Волковых, историю их женитьбы. Свадьба у них была с 21 на 22 июня 1941 года в курортном местечке недалеко от Выборга, в окрестностях которого была расположена часть, где служил лейтенант. По тревоге ночью Волков был вызван со свадьбы в полк... и больше не вернулся.
Волкова всю ночь проплакала. Лишь утром она узнала, что началась война. С того дня она не видела мужа. Полк, в котором он служил, уже вечером выступил на границу, а через день участвовал в бою...
Мартынов в это время был в отпуске, на родине, в Горьковской области.
Как многие другие, я знал «историю» и Мартынова. Он женился года за три до финской войны, и неудачно: через месяц он вынужден был развестись. История эта тяжелым камнем легла ему на сердце. С тех дней он недоверчиво, а порой с неприязнью стал относиться к женщинам.
Мартынов и Волков были фронтовыми товарищами. Вместе они прошли зимнюю кампанию 1939/40 года. Майор тогда был в чине старшего лейтенанта, командовал батальоном. Волков же на войну пришел с группой
добровольцев студентов-лыжников Ленинградского электротехнического института, отличился в бою, показал свои незаурядные способности, был награжден, заменил раненого в бою командира роты и после окончания войны пожелал остаться в армии. Мартынов дружил с Волковым, все трудные задачи в полку поручал ему, и Волков в любой боевой обстановке их выполнял.
Но присутствие жены Волкова беспокоило майора, он то и дело сокрушался:
Надо же ей приехать именно сегодня! Хоть бы на день позже!.. — и тут каждый раз он ругал экспедитора Васю.
Ну, такая девушка все равно бы добралась до полка, — успокаивал я его. — Не Вася, так кто-нибудь другой подвез бы ее.
Скажи пожалуйста, какая храбрая! — вслух размышлял майор. — Объехала чуть ли не весь фронт ради того только, чтобы взглянуть на муженька. Как ты думаешь, капитан: любовь это или просто бабья блажь?
По-моему, хорошая, возвышенная любовь. Мария Волкова вряд ли что-нибудь понимает в «блажи»,
Черт их знает, не верю я их брату...
Мне показалось, что в темноте майор махнул рукой, и почему-то стало его жаль.
Форсирование Тулоксы началось в двадцать четыре ноль-ноль при сильной поддержке нашей артиллерии, которая очень скоро пробила широкую брешь в обороне противника. Минут через двадцать стали поступать первые донесения:
Группа Волкова с боем перебирается через Тул- оксу.
Группа Волкова достигла вражеского берега и ведет бой с автоматчиками...
Удивительно удачной была эта разведка! Уже через полтора часа группа Волкова вернулась к себе в оборону, приведя трех «языков». Среди разведчиков не было ни одного убитого, ни одного раненого — случай исключительный в первые месяцы войны. В мокрой одежде, грязные, но всё еще с боевым азартом, они ввалились в наш блиндаж и, перебивая друг друга,
стали рассказывать, как прошла разведка боем. Потом разведчики ушли — на командном пункте батальона им были приготовлены горячая баня и праздничный ужин. Волков переоделся, развернул карту, подсел к Мартынову и начал подробный доклад...
Мария Волкова и понятия не имела об этой ночной операции, которую так удачно провел ее муж. Она в это время спокойно спала на командном пункте полка.
Выслушав доклад лейтенанта, Мартынов отпустил его к жене, а сам с начальником штаба полка стал докрашивать приведенных пленных.
В двенадцатом часу дня артиллерия противника открыла сильный огонь по всему нашему переднему краю. Это было ответом на разведку боем. Минут через пятнадцать огонь был перенесен в глубь обороны. Тяжелые мины и снаряды стали рваться и на территории командного пункта полка. Один снаряд угодил прямо в блиндаж связистов, раскидал четыре наката бревен. Особенно же досталось добровольцам, которые жили в шалашах, отведенных им Мартыновым в тылах полка. Среди добровольцев имелись тяжелораненые.
Когда первые снаряды стали рваться на территории командного пункта, Мартынов велел связному узнать, где находится жена Волкова. Тот быстро обежал по траншеям чуть ли не все штабные землянки, но Волковой нигде не было. Тогда Мартынов сам пошел на поиски. Волкову он нашел в лагере добровольцев, откуда доносились крики и стоны, — она там перевязывала раненых.
Вскоре пришли санитары с носилками, раненых унесли. Мартынов приказал ликвидировать лагерь, а всех добровольцев вывезти в Олонец.
Добровольцев собрали на командном пункте. Были тут школьники старших классов, инвалиды первой империалистической войны, среди них один даже с «Георгием» на груди, железнодорожники, трое пожилых колхозников. Находились здесь и «бабешки», как их называл Мартынов.
Учитывая обстановку, майор приказал уехать и
Марии Волковой. Лейтенанта он вызвал из роты по- прощаться с женой.
Волкова хотела попросить и мужа и Мартынова, чтобы ее хотя бы еще на день оставили в полку, но на* строение у всех было таким подавленным, что она промолчала. А ей так не хотелось уезжать!..
Добровольцев разместили в грузовой машине. Они молча и хмуро косились на Мартынова. Чувствуя, что надо что-то сказать на прощание, майор произнес небольшую речь, в которой посоветовал добровольцам сперва пройти хорошую военную подготовку в ополченческих отрядах при горвоенкомате, потом уже идти на фронт...
Марию Волкову майор посадил в кабину. Волков нежно попрощался с женой, майор дал знак шоферу, и машина тронулась в город...
^Сердишься? — спросил майор Волкова.
Сержусь, — сквозь плотно сжатые губы проговорил лейтенант. — Поторопился спровадить Машу.
Так лучше, — сказал майор. — И тебе и ей спокойнее. ..
Но на другой день Мария Волкова вернулась обратно в полк.
Вы что-нибудь забыли у нас? — спросил встревоженный Мартынов, встретив ее у порога землянки*
Волкова печально и устало улыбнулась:
Да, забыла, — сказала она.
Что же это может быть? — стал гадать майор. — Чемоданчик и пальто у вас в руках, У вас, кажется, ничего другого не было с собой? ..
Я «забыла» Костю. Нам так хорошо было в мирное время, в институте. Почему нам не делить трудности военных дней?.,
Я вас не понимаю, — сказал Мартынов, хотя великолепно понял ее с первых же слов.
Я хочу сказать: почему бы мне не остаться на фронте, не воевать вместе с мужем? ..
Майор нахмурил брови. Подумав, он пригласил Волкову в землянку и долго не знал, как начать неприятный разговор. Привык он иметь дело с солдат тами, а тут перед ним сидела хрупкая молоденькая женщина, еще девчонка, ее надо было уговорить уехать
в Ленинград, оставить в покое мужа, которому, право, не до нее сейчас...
С полчаса Мартынов, как мог мрачнее, обрисовывал Волковой обстановку на фронте, говорил о тех неудобствах, с которыми связано пребывание на фронте невоенного человека, и в особенности женщины. Но поразительно — Мартынов это сразу заметил, — чем больше он пугал и отговаривал, тем более спокойным и просветленным становилось у Волковой лицо...
Мне кажется, что теперь я ничего не испугаюсь. Страшнее вчерашнего трудно что-нибудь придумать.
Вчерашнее — это цветочки, ягодки будут впереди!— майор рассмеялся. — Разве это артналет?! Пощекотали только нервы. А бывают налеты серьезные, с тяжелыми последствиями... Как-то наша рота стояла в березовой роще, это еще было по ту сторону Тулоксы. Так дьяволы выбросили на этот участок перед наступлением тысячу мин и снарядов. Тысячу! Не триста снарядов, как вчера. И рощу словно всю вырубили.
Волкова закрыла лицо руками:
Страшно...
Мартынову удалось уговорить ее уехать. Уже выходя из землянки, она попросила у него разрешения позвонить мужу.
Нет, этого я не могу разрешить, — ответил Мартынов. — Вы его встревожите, он может подумать, что с вами что-нибудь случилось.
Ужасный вы человек! — рассмеявшись, сказала Волкова. — Не идете ни на какие компромиссы.
Не имею права. Война! — Майор проводил ее до шлагбаума и на штабной машине отправил в Олонец, откуда она должна была на попутном транспорте уже сама добраться до Лодейного Поля. Вернувшись к себе в землянку, он облегченно вздохнул, вытер платком вспотевшее лицо. У него был такой вид, точно он проделал трудную физическую работу.
Ночью на Тулоксе шли тяжелые бои. Противник в трех местах форсировал реку и закрепился на нашем берегу. Но к утру положение было восстановлено, враг был сброшен в Тулоксу.
Усталый, измученный, Мартынов вернулся на командный пункт полка и вместе с комиссаром энергич
но
но принялся за эвакуацию раненых. Санитарные машины одна за другой прибывали из Олонца.