Две книги о войне — страница 4 из 73

Поздно ночью я уезжал из роты. Со Свири поднялся сильный ветер. Закружили снежные вихри по лесным дорогам. И тут только я увидел, что наделал враг: за­стонал лес, и стали падать подсеченные осколками ста­рые и молодые деревья. Я пробирался сквозь гудящий лес. Конь мой то и дело шарахался в сторону. Я спе­шился и повел его под уздцы.

А лес стонал, как живой, и, как раненные на поле боя солдаты, падали подсеченные деревья.

Глупый снегирь

Снегирь сидит на ветке, вертит головкой и поет не­затейливую песенку.

Тут же, у дороги, после недавнего боя, разметав руки, точно на полуденном привале, лежат убитые сол­даты.

Снегирь что-то высматривает на трупах и поет, поет свою песенку.

А за дорогой, на солнечной поляне, стоит гаубич­ная батарея. То и дело раздается команда охрипшего лейтенанта и ухают пушки. Лес, точно раскалываясь на части, звенит от выстрелов. Со свистом слетает с де­ревьев листва. Горячие струи воздуха сдувают с ветки и снегиря, но, покружившись над дорогой, он снова са­дится на ту же ветку и снова поет, поет.

Что же тянет снегиря к этому месту?

Издали на одном из убитых я замечаю весело иг­рающий солнечный зайчик. Это, оказывается, у сол­дата из голенища выглядывает до блеска начищенная алюминиевая ложка.

Я беру ложку в руки. На ней чем-то острым выбиты точечками слова: «Люблю покушать».

Солнечный зайчик гаснет, и глупый снегирь тотчас же улетает.

Спящий бог

В медсанбате эта девушка-сандружинница обра­щается к подружкам не иначе как со словами: «Брат­цы. ..»

Когда приходится защищать палатки с больными и ранеными, отбиваться от врага, девушка кричит по­дружкам: «Хлопцы, я ваш бог!» И первой, схватив винтовку или гранату, бросается в бой.

Когда же на передовой наступает затишье и нечего делать в медсанбате, девушка любит поспать. Прикор­нет где-нибудь и спит себе. Вот и сейчас, пока нет ра­неных, она улеглась на носилках в пустой палатке. Идет дождь, палатка сильно протекает. Кто-то дога­дался, поставил девушке котелок на живот. Вода гулко капает в него. А девушка спит, ничего не чувствуя, ни­чего не слыша. Так крепко, наверное, и на самом деле спят только боги.

Бесстрашный Петр

Блиндаж. На земляном полу, покрытом толстым слоем еловых веток, богатырским сном спят разведчи­ки, вернувшиеся с ночного поиска. Темно в блиндаже. Только изредка в углу засветится цигарка, выхватит из мрака сонное лицо.

Голос:

Да, удивительно ты бесстрашный человек, Петр...

Пауза.

Это ты правильно говоришь. .. Мне порой са­мому бывает страшно своего бесстрашия.. . Я все могу!

Пауза.

А броситься с гранатами под танк?

Могу.

Пойти сейчас по минному полю? . . Одному? . ,

Могу.

А полететь на Луну? .,

Пауза.

И на Луну б полетел.,.

Мертвый комиссар у знамени

Во время боя первым на высоту, по колено в снегу, прорвался комиссар батальона и на вершине водрузил красное знамя. Когда он всем телом налег на древко знамени, чтобы вогнать его глубже в снег, он был убит вражеским снайпером.

А высота в этом бою не была взята, у ее подножия еще много дней шли атаки и контратаки.

Только на вершине, на ветру, развевалось красное призывное знамя и, привалившись к нему плечом, стоял мертвый комиссар.

Враг прилагал немало усилий, чтобы свалить и знамя и комиссара. Но мертвый комиссар, как живой, стоял у знамени, пока наши не взяли высоту.

Коммунист

Идет тяжелый бой с переменным успехом. То тут, то там падают солдаты. Кто убит, кто ранен.

В боевое охранение санитары приносят раненого. Пуля раздробила ему челюсть, кровь залила рот, сол­дат не может произнести ни слова. Подбежавший ко­мандир роты приказывает ему уехать в тыл, — за лес­ком стоит телега, там есть место на одного. Солдат качает головой, мучительно роется в кармане шинели, пока не достает огрызок карандаша, облепленный хлебной крошкой.

Один из санитаров, только что свернувший себе ци­гарку, протягивает солдату сложенную «гармошкой» дивизионную газету.

Солдат прижимает «гармошку» к колену и выводит на полях каракулями: «Я коммунист.. .»

Девочка с цветными карандашами

После старухи, принесшей раненым богатые дары со своего огорода, в палату входит девочка в короткой красной юбчонке. В ее кулачке зажато с десяток цвет­ных карандашей.

Девочка смущена, не знает, кому вручить подарок. Набравшись духу, она спрашивает:

Никому не нужно карандашей?

Молчит палата: видимо, никому.

Никому не нужно карандашей? — после долгой паузы, срывающимся голосом, готовая разрыдаться, спрашивает девочка.

Ее выручает тяжелораненый, лежащий у окна.

А ну-ка, дочка, — шепчет солдат запекшимися губами, — давай-ка вместе напишем письмишко до моей жинки...

А у солдата враг давно разорил дом и жену его с детьми угнал в рабство... Солдат об этом знает, и это мучает его сильнее, чем его рана. Но сейчас солдат ду­мает о девочке с цветными карандашами.

Девочка с кошелками малины

В филармонию, превращенную в госпиталь, привез­ли первую партию раненых. У ворот с утра выстрои­лась очередь. Это родные, представители городских учреждений, Онежского завода.

Уже к концу дня, после взрослых, в палату входит девочка. Она приехала из Шелгозера. Довез ее колхоз­ный счетовод. Девочка всем показывает удостоверение: мол, такая-то везет раненым бойцам Карельского фрон­та подарок от учеников такой-то сельской школы.

В руках у девочки две корзины с малиной. Малина крупная, отборная.

К девочке подходит палатная сестра, пробует яго­ду, вторую, третью, певуче говорит:

Ах, какая чудесная малина! Вот сварим ва­ренье, будем пить чай с вареньем.

У девочки корзины валятся из рук.

А это не хочешь? — с яростью говорит она, на­летев на сестру, и показывает ей кукиш.

Палата взрывается смехом.

Вынуждена смеяться и сестра. Но смеется она стис­нув зубы, одними плечами.

Старый токарь

Партком Онежского завода. Врач осматривает доб­ровольцев в ополчение. Тут же, в парткоме, принятым выдают винтовки.

К врачу подходит старый токарь.

Разденьтесь, — говорит ему врач, тоже старик*

Не разденусь! — гневно отвечает старый токарь*

То есть... как не разденетесь? — изумленно спрашивает старый врач и откидывает на лоб очки. —< Справки я вам не дам.

А я все равно не разденусь! — гневно отвечает старик токарь. — Я бывший красный партизан! Я ра­бочий! Я коммунист! Я презираю в такой день меди­цину! — Он подходит к ящику, без спроса берет вин­товку и напряженным шагом идет к двери.

По-разному люди реагируют на его поступок. Но старый врач, опустив на глаза очки, с восхищением смотрит вслед старику токарю.

Плачущий милиционер

Станция. Эшелон товарных вагонов. Раннее утро. Эвакуируют детей.

Плачущие дети. Плачущие матери. Плачущие ба­бушки.

Милиционер отгоняет взрослых от вагонов, просит не плакать. Но никто не слушает милиционера.

В одном из вагонов у милиционера самого эвакуи­руются сын и дочка. Он все время обходит этот вагон, а потом вдруг решается подойти проведать детей. Но, еще издали увидев их заплаканные лица, милиционер не выдерживает — плачет навзрыд!

Вот тогда-то перестают плакать матери и бабушки! Они окружают милиционера, просят:

— Не надо плакать. Это очень тяжело, когда пла­чет мужчина.

Перестают плакать и детишки, сбежавшиеся из бли­жайших Еагонов. Эти — от удивления. Они впервые ви­дят плачущего милиционера.

Мальчики в военкомате

24 июня. Третий день войны.

Военкомат. Полно народу. Накурено. Душно. У ог­ромной карты, висящей на стене, стоит военком. По­тухшей трубкой он водит по карте и рассказывает о днях гражданской войны и иностранной интервенции на Севере.

В конце зала, у двери комнаты, в которой выписы­вают направление в ополченческий батальон, на ска­мейке сидят два вихрастых мальчика. Вытянув шею, они слушают рассказ военкома.

Но вот открывается дверь, из комнаты выходит лей­тенант. Мальчики вскакивают и преграждают ему до­рогу.

У лейтенанта каменное лицо. Он искоса смотрит на мальчиков и молча протягивает через их головы взрос­лым уже выписанные направления.

Может быть, все же пошлете? — спрашивает первый мальчик, когда у лейтенанта в руке остается последний листок.

Ну, пообещайте, что хоть завтра пошлете! — просит второй мальчик.

И послезавтра не пошлю! Идите домой! — гово­рит лейтенант надоевшим ему мальчикам. И громко хлопает дверью за собой.

Мальчики переглядываются и садятся на скамейку. Вытянув шею, они слушают рассказ военкома и снова ждут лейтенанта.

Строение цветка

Молоденькая учительница объясняет малышам- школьникам строение цветка, а в соседнем селе идет бомбежка, все сметающая с лица земли. В окно видно, как немецкие самолеты пикируют с большой высоты. Что они могли там высмотреть? Село в по л сотни дво­ров. Самая крупная постройка в нем школа-семилетка, которую уже подвели под крышу и куда с осени дол­жны пойти учиться ребята и из этой деревни.

— Коля Тарараскин! — с ожесточением произносит учительница, загородив собой окно. — Подойди к до­ске! Покажи, где пестик у цветка!

Жизнь продолжается

Второй месяц войны. На улицах всюду ополченче­ские отряды, красноармейские части. Все идут на фронт! И тут же, в центре Петрозаводска, на виду

у всех, женщины-маляры красят в голубой цвет забор Сада отдыха. Кто теперь по вечерам будет разгуливать по саду? Никто. Но так надо. Жизнь продолжается. Ничто не в силах ее остановить. Даже война!

Дирижер

Когда пехота под огнем вражеских пулеметов за­легла на подступах к высоте, вперед выдвинулась ар­тиллерия. Комбат был убит. Огонь вел командир взвода управления батареи Ованес Годелов. Несколькими зал­пами пушек он подавил пулеметы.