Дарнли же, наоборот, выглядел во всех отношениях подходящей кандидатурой: отпрыск королевского дома Тюдоров, династические права которого были бесспорными, особенно если объединить их с правами Марии. Королева Шотландии делилась своими мыслями с Рэндольфом: «Во все времена правители не могли поступать по своему желанию, но мое сердце непреклонно». Она хотела оставаться собой, хотя бы в чем-то. Теперь она наконец освободится от давления англичан. Несмотря на то что Дарнли оставался подданным Елизаветы, он вскоре должен был пересечь границу Шотландии. Мария еще окончательно не решила, выйдет ли она за него. Одно дело отбить его у Елизаветы, а совсем другое — выйти за него замуж. Но Дарнли был ее страховым полисом, который она введет в шотландскую политику, где он станет препятствием для попыток Елизаветы и Сесила диктовать ей выбор мужа.
Мария пока еще не знала, как этого добиться. Но, к ее удивлению, в конечном счете все разрешилось само собой. Фиаско при английском дворе, за которое Елизавета будет до конца дней корить себя, отправило Дарнли в Шотландию, прямо в объятия Марии.
13Удобный брак
Английская политика в отношении Марии терпела неудачу, и Елизавета теряла самообладание. 23 сентября 1564 г. она написала Сесилу, который болел и не выходил из дома, и попросила совета. Это была самая бессвязная и нерешительная записка из всех, которые она когда-либо написала. Как всегда, Елизавета писала на латыни, языке, к которому она прибегала, когда не знала, что сказать:
Я в таком лабиринте, что не знаю, как мне взяться за ответ королеве Шотландии после такого долгого ее молчания. Я не знаю, какой ответ удовлетворит ее, и не представляю, что мне теперь сказать.
Сесил подшил записку в архив, сопроводив загадочным замечанием: «К[оролева] написала мне, когда я был болен».
План брака с Дадли обернулся настоящей катастрофой. До сих пор никто не удосужился спросить мнение самого лорда Роберта, а он не изъявлял никакого желания жениться на Марии и жить в Шотландии. Он ронял странные намеки, делал все возможное и соблюдал все предосторожности, чтобы избежать подобной чести. Он не мог отказаться взять в жены Марию, если Елизавета напрямую спросит его об этом, и поэтому осторожно занялся поиском альтернативной кандидатуры. По мнению Дадли, идеальным претендентом был Дарнли, уроженец Англии и предположительно верный Елизавете, и именно его кандидатуру поддерживал он сам и его друзья.
Одним из наставников Дадли был Трокмортон. Убежденный протестант, он не соглашался с оценкой Сесила той угрозы, которую представляла Мария для безопасности Елизаветы. С тех пор как Мария покинула Францию, он доказывал, что ее следует признать в качестве наследницы английского трона при условии вечного союза с Англией.
Трокмортон лоббировал кандидатуру Дарнли, чтобы снять Дадли с крючка. К концу декабря Сесил мог написать «проект», чтобы подтолкнуть Елизавету в этом направлении. У нее, полагал он, «не было склонности к этому», однако королева показала, что он ошибается. Она далеко не всегда соответствовала образу опытного и хитрого политика и правителя, который принимает решения разумом, а не сердцем. Разумеется, это был протестантский стереотип. Нокс заявлял, что Елизавета правит разумом, а Мария — сердцем, потому что протестантская королева, в отличие от католической, была «исключительной» личностью, способной преодолеть слабости своего пола.
Но зимой 1564/65 г. Елизавета правила сердцем, позволяя чувствам определять политику. Несмотря на то что английская королева сама назвала имя Дадли в качестве наиболее подходящего претендента на руку Марии, теперь она передумала, потому что, если Дадли на самом деле уедет в Шотландию, она отдаст сопернице единственного мужчину, которого любила. После встречи в Берике она была недовольна и считала, что Мария активно ищет возможности украсть у нее Дадли!
В начале февраля 1565 г. Дарнли получил разрешение посетить отца. Документ действовал лишь несколько дней, но этого было достаточно, чтобы пересечь границу страны. В конечном счете Елизавета решила, что лучше бы на шотландской королеве женился он, а не Дадли. Марии оставалось только сидеть и ждать его прибытия. Когда он благополучно добрался до Шотландии, она получила от Елизаветы то, что хотела.
После этого уже никто не предполагал, что Мария выйдет за Дадли. Одно было несомненно: она действительно намеревалась выйти замуж. События ускорились во время ее визита в Сент-Эндрюс в начале февраля. Ее сопровождал Рэндольф, и она беседовала с ним после ужина у камина.
«Вы знаете, — сказала она, — что для меня невозможно не выйти замуж. Если долго откладывать, это повлечет за собой множество неудобств». Мария приняла решение. Однако не обошлось и без сожалений. Она мягко намекнула послу, что все могло быть иначе, если бы поступки Елизаветы соответствовали ее словам — то есть если бы она относилась к Марии по-женски и по-сестрински.
«Насколько лучше было бы, — заметила она, — если бы мы, две королевы, близкие родственницы и соседи по одному острову, были друзьями и жили как сестры, а не отдалялись бы друг от друга по странным причинам, что приносит страдания нам обеим».
Рэндольф запротестовал, настаивая на неизменности дружеских чувств Елизаветы, но Марию невозможно было обмануть. Это всего лишь слова. «Конечно, — заметила Мария, — мы можем сказать и даже пообещать, что вопреки всему останемся друзьями, но это лишит нас обеих власти!»
Мария сожалела об упущенной возможности. Две женщины, две королевы могли работать вместе на благо Британских островов и добиться «значительных успехов». Теперь на этом пути появилось множество препятствий, в том числе и ее замужество.
Это была классическая дилемма для женщин-правителей. Должны ли они выходить замуж и рожать детей, исполняя ожидания своих советников и подданных и обеспечивая наследственную передачу власти в своей стране? Или им следует оставаться одинокими и сохранять независимость? Непростой вопрос, но для Марии выбор был еще более сложным. Даже если Елизавета уже приняла решение не выходить замуж, она отказывалась позволить Марии превзойти ее в том, что касается брака. Если кузина выйдет замуж, соперничество между ними только усилится.
Мария начала готовить себя к решающему шагу. По всей видимости, она твердо решила выйти за Дарнли. Если соглашения с Англией достигнуть не удастся, почему бы не заключить союз с мужчиной, права престолонаследия которого, соединенные с ее правами, сделают их династические претензии бесспорными?
Она явно что-то замышляла. Чтобы погасить слухи о ее намерении выйти за католика, она повторила свое заявление 1561 г., подтверждающее религиозное status quo. Кроме того, Мария отправила в отставку своего личного секретаря Роле. Он был вассалом Гизов и единственным человеком, у которого имелся ключ от черной шкатулки, где хранились секретные документы Марии. Место Роле занял Давид Риццио, молодой придворный и музыкант из Пьемонта, который прибыл в Шотландию в составе свиты посла герцога Савойского и остался при дворе Марии, исполняя партию баса в ее хоре.
Отправив Роле домой, во Францию, Мария продемонстрировала заботу о секретности. Она не хотела, чтобы копии ее личных писем попали к дяде, кардиналу Лотарингскому. По неизвестной причине Роле попал под подозрение. Через месяц, когда он собирался взойти на палубу корабля в Лите, у него конфисковали сундук со всеми книгами и бумагами.
Мария впервые встретилась с Дарнли зимой. Встреча состоялась в субботу 17 февраля 1564 г. в местечке под названием Уэмисс, крошечной прибрежной деревушке в Файфе. Рэндольф написал в Лондон из Эдинбурга, информируя Дадли, что его замена благополучно прибыла. Сэр Джеймс Мелвилл, будучи свидетелем встречи Марии и Дарнли, сообщил, что Мария «хорошо приняла» Дарнли, и прибавил, что «он сложен лучше, чем любой другой высокий мужчина, которого она когда-либо видела».
Может, это было физическое влечение? Дарнли льстил себе, что это действительно так. Он провел две ночи в том же доме, что и Мария, а затем отправился в Данкелд к своему отцу, графу Ленноксу. По прибытии он первым делом написал благодарственное письмо Дадли, заверяя, что готов для него на все, «как для собственного брата».
Проведя пять дней в Данкелде, Дарнли вернулся и успел на тот же паром, на котором Мария пересекла залив Ферт-оф-Форт. 26 февраля он предпринял решительный шаг: прослушал проповедь Нокса в соборе св. Джайлса, а затем отобедал с Мореем и Рэндольфом, которые приходили в собор каждую неделю. Вечером в Холирудском дворце он танцевал гальярду с Марией. Все взоры были обращены на них, но реакцию Марии определить было невозможно. Она тщательно скрывала свои мысли и чувства.
Внезапно погода испортилась. За сильными метелями последовали жестокие морозы, которых не видели здесь с той зимы, когда Мария родилась. В первую неделю марта дороги Шотландской долины оставались непроезжими. Но Дарнли наслаждался жизнью. Поскольку ни о каких путешествиях не могло быть и речи, двор предался веселью — устраивались роскошные пиры и маскарады. Дарнли участвовал во всех развлечениях, и его изящные манеры «очень понравились»; как писал Рэндольф Сесилу, он «ведет себя так, что заслуживает всяческих похвал».
Мария пока не уделяла особого внимания Дарнли, и поэтому Рэндольф мог его хвалить. Она обращалась с Дарнли любезно, но не более того. Королева все еще тянула время. Она просила Рэндольфа дать окончательный ответ относительно намерений Елизаветы. К середине марта Мария сделалась нетерпеливой и раздражительной, ежедневно спрашивала его, когда можно ждать ответа.
Елизавета отправила письмо 5 марта, но из-за снежных заносов оно пришло в Эдинбург только 14-го. Вскрыв пакет, Рэндольф понял, что неприятностей не избежать. Ему потребовалось два дня, чтобы собраться с духом и передать сообщение. Елизавета продолжала настаивать на своем. Что касается династических претензий Марии, то «ничего не будет решено до тех пор, пока Ее Величество [Елизавета] не выйдет