Рутвен и другой заговорщик кололи кинжалами Риццио, спрятавшегося за спиной Марии. Впоследствии она говорила, что лезвия проходили так близко от нее, что она «чувствовала холод стали». Дарнли пребывал в смятении. Выдвигалось предположение, что одной из целей заговора было убить Марию, или, по крайней мере, спровоцировать выкидыш — королева была на седьмом месяце беременности. Это абсолютно неправдоподобно, поскольку если бы с Марией что-то случилось, план Дарнли провалился бы. Дарнли еще не получил «брачную корону» и мог претендовать на нее до тех пор, пока был мужем Марии. Если ее убьют, его титул короля-консорта умрет вместе с королевой, а трон перейдет к наследнику первой очереди — изгнанному герцогу Шательро, смертельному врагу Леннокса и Дарнли. Гибель Марии имела смысл только в том случае, если бы заговор назначили после коронации Дарнли или после рождения ребенка. Тогда Дарнли остался бы королем или был назначен опекуном, но в любом случае сохранил бы свое положение. В противном случае он и его отец не продержались бы и шести месяцев. Все фракции объединились бы против них — убили или вынудили отправиться в ссылку.
Рутвен схватил Марию и передал ее Дарнли, сказав, чтобы она не боялась. «Все это делается, — тщетно пытался он успокоить ее, — с ведома и от имени короля». Риццио, спрятавшегося в алькове, вытащили из столовой, куда уже набились люди Мортона, вооруженные пистолетами. Один из них направил заряженный пистолет на Марию, чтобы она не бросилась на помощь несчастному Риццио, когда его тащили из комнаты. Рутвен приказал, чтобы Риццио спустили по тайной лестнице в покои Дарнли, но его голос утонул в общем шуме. Возникла давка. Риццио вытолкнули в приемную, где ждали остальные заговорщики. Они бросились вперед и принялись яростно колоть его кинжалами прямо перед дверью на главную лестницу. Дарнли отказался участвовать в резне, и один из заговорщиков схватил его кинжал, чтобы нанести смертельный удар. Кинжал Дарнли остался вколотым в труп, указывая на участие супруга королевы в заговоре.
Тем временем Марию парализовал страх, что ее тоже убьют. Сохранилось ее письмо с описанием событий, отправленное в Париж. Убийцы, рассказывала она, ворвались к ним, схватили Риццио и «со всей жестокостью вытолкали его из комнаты, и у входа в наши покои нанесли пятьдесят шесть ударов кинжалами и мечами».
Убедившись, что Риццио мертв, убийцы удалились, а Мортон спустился по лестнице, чтобы запереть ворота и двери дворца. В помещениях выставили стражу, а черный ларец Марии с шифрами и тайной корреспонденцией забрали из комнаты Риццио и вернули ей.
Чем рассказ Марии отличается от других рассказов, так это описанием дальнейших намерений заговорщиков. Она была убеждена, что план состоит из двух этапов: сначала убийство Риццио, а затем дворцовый переворот, во время которого убьют Босуэлла, Хантли и графа Атолла, которые командовали ее войском во время «загонного рейда». Сэр Джеймс Бальфур, которому покровительствовал Дарнли, якобы также присутствовал в списке на уничтожение. Его должны были «удавить», чтобы он не смог раскрыть истинного масштаба предательства Дарнли. Босуэлл и Хантли в это время были во дворце. Они слышали шум в башне Якова V, догадались, что им грозит опасность, и сбежали через окно, спустившись по веревке. Атоллу и Бальфуру также удалось ускользнуть, избавив себя от неприятностей.
В столовой Мария была вынуждена слушать наставления. Рутвен откровенно высказал, что он и его сторонники думают о ней. По версии Марии, он заявил, что «они в высшей степени оскорблены нашими деяниями и тиранией, которые больше невозможно терпеть; тем, что нашим доверием злоупотребил вышеупомянутый Давид… когда мы принимали его советы по поддержке старинной [католической] веры и лишению собственности изгнанных лордов, по разрушению дружбы с иностранными [католическими] правителями и странами, нашими союзниками, по введению в Совет лордов Босуэлла и Хантли». Версия Рутвена несколько отличалась. По его свидетельству, главное обвинение состояло в том, что Мария «правила вопреки мнению Ваших лордов и советников, и против тех знатных людей, которые были изгнаны». На что с вполне обоснованным сарказмом Мария возразила, что Рутвен сам был членом ее тайного совета после низвержения старшего графа Хантли три года назад!
Независимо от того, чей рассказ точнее, Марии предъявили претензии, и ее собственный рассказ подтверждает, что она понимала цели заговорщиков, а также сложившуюся ситуацию. Она расплакалась, но отказывалась разговаривать в таком тоне. Повернувшись к Дарнли, она спросила: «Почему Вы позволили так поступить со мной, учитывая, что я подняла Вас из низкого сословия и сделала Вас своим мужем. Какое преступление я совершила против Вас, что Вы так опозорили меня?»
Дарнли терзала ревность. Он с жаром предположил, что ему наставили рога и превратили в объект насмешек. Он жаловался, что Мария не «развлекала» его с тех пор, как ее фаворитом стал Риццио. Если до свадьбы она навещала его в спальне, то теперь играла в карты с Риццио до часу или двух ночи. «И это все, что я получил от Вас за такое долгое время!» Дарнли становился все более откровенным. Жена не подпускала его к себе. В тех случаях, когда он приходил к ней, «она отказывала ему либо сказывалась больной». Перемену он заметил в минувшее Рождество и теперь желал знать причину.
Мария снова расплакалась. «Благородной даме, — сказала она, — не пристало приходить в спальню мужа; это муж должен приходить к жене». Придворный протокол требовал, чтобы инициатором секса был муж, и поэтому во дворцах XVI в. проход, соединяющий спальни короля и королевы, предназначался по большей части для него, а не для нее. Согласно своду придворных наставлений, обязанностью королевы было рожать детей, а в остальном быть «целомудренной, верной и послушной».
Мейтланд прекрасно справился со своей задачей. Дарнли преследовала мысль, что Риццио был любовником Марии. Он также подозревал, что не удовлетворяет Марию в сексуальном плане, и чувствовал себя оскорбленным. «В чем я провинился? Почему Вы на меня обижены?» «Чем я Вам не угодил… ведь я готов делать все, что хорошему мужу полагается делать с женой?» Дарнли уже не скрывал своих амбиций. Его уязвило упоминание о происхождении. «Возможно, я из низшего сословия, но я Ваш муж и Ваш повелитель, и в день нашей свадьбы Вы обещали повиноваться мне, а также сказали, что я буду равен Вам и стану участвовать во всех делах».
Еще никто, за исключением правящих монархов, не говорил Марии, что считает себя равным ей, не говоря уже о превосходстве. «Вы, милорд, виноваты во всех обидах, нанесенных мне, и я больше не буду Вашей женой, больше не буду делить с Вами ложе, и не успокоюсь, пока не заставлю Вас страдать так, как я страдаю сейчас».
Рутвен, бывший свидетелем этой перепалки, решил вмешаться. Болезнь и тяжелые доспехи совсем истощили его силы, и он отчаянно хотел сесть и выпить. Его слова привнесли в эту сцену элемент гротескной комедии. Испросив разрешения королевы, он приказал «принести выпить, ради всего святого!». Рутвену подали чашу вина, которую он осушил одним глотком. Мария с отвращением посмотрела на него. «Если я или мое дитя умрем, — пригрозила она, — вина за это ляжет на Вас».
Рутвен пустился было в объяснения, но тут в дверь постучал гонец. Босуэлл, Хантли и Атолл бежали, сообщил он. Рутвен и Дарнли ушли, оставив Марию, которая еще несколько часов беспокойно металась по спальне. Не понимая, что произошло, она была еще более напугана тем, что Мортон приказал поставить часового у ее приемной и что от нее удалили четырех Марий и прислугу.
Наконец вернулся Дарнли и приказал убрать труп Риццио. Тело вытащили через дверь приемной и бесцеремонно сбросили с главной лестницы. Оттуда его перенесли в комнату привратника у входа во дворец, где слуга раздел его и вытащил кинжал Дарнли.
Для Марии это была бессонная ночь. Когда в восемь утра вернулся Дарнли, она с яростью обрушилась на него, и ссора не утихала целых два часа. Дарнли ушел вне себя от злости. Однако прежде чем отпустить мужа, Мария уговорила его вернуть ее фрейлин.
Мортона и Рутвена встревожили эти новости. Они знали, что Мария может быть искусным манипулятором и упорным противником. Королева не будет плыть по течению, а постарается управлять событиями. Она может действовать наивно и импульсивно, но в моменты кризиса постарается перехватить инициативу. Она сохранила присутствие духа после мятежа Морея. И тогда, и теперь она обращалась к таким людям, как Босуэлл и Хантли, на чью верность могла твердо рассчитывать. И в нынешнем непростом положении могла поддерживать с ними связь через фрейлин.
Мария лихорадочно составляла инструкции. Затем она отослала своих фрейлин, чтобы они превратили эти инструкции в письма к верным сторонникам. Она также отправила письмо Аргайлу, которому по-прежнему доверяла, несмотря на то что он помогал Морею и другим мятежникам. Каковы бы ни были его религиозные взгляды, он оставался сторонником монархии и противником республики — впоследствии Аргайл сопротивлялся вынужденному отречению Марии и был готов сражаться на ее стороне простым лейтенантом. Он любил повторять: «Сначала Бог, а затем наш монарх, правящий во имя Бога, под Богом и по Божьим законам». Отречение помазанной королевы, не говоря уже о цареубийстве, он считал неприемлемым и подлым. Несмотря на вмененные Марии преступления, Аргайл считал ее законным монархом, и поэтому она знала, что может рассчитывать на него.
Когда план созрел, Мария занялась Дарнли. Она решила разыграть спектакль, предназначенный специально для него. Когда во второй половине дня он вернулся, Мария сделала вид, что ей грозит выкидыш. Мортон и Рутвен снова удалили от нее фрейлин, но Мария была полна решимости вернуть их. Поэтому она убедительно сыграла свою роль и добилась вызова повитухи. Мария предварительно договорилась с повитухой, чтобы та подтвердила приближение родов. Опасаясь за жизнь жены, а значит, и за свое собственное положение, Дарнли срочно отправил записку Мортону и Рутвену, которые с неохотой сняли запрет, и фрейлины вернулись к Марии.