После отречения Марию содержали в еще более суровых условиях. Морей вернулся в Эдинбург 11 августа, а когда через несколько дней приехал к сестре, она, горько плача, пожаловалась ему на неприемлемое обращение. Морей, как всегда холодный и расчетливый, не выказал сочувствия и симпатии, а отругал Марию и прочел лекцию о том, каким должен быть правитель. Они проговорили до часу ночи, пока у нее не закончились силы.
На следующий день они начали с того, на чем прервались. Морей вел себя мягче, но им руководила хитрость, а не доброта. Его цель была очевидна. Он хотел, чтобы сестра пообещала не предпринимать попыток побега и не искать помощи у Англии или Франции. Он использовал все известные ему методы психологического давления, чтобы вызвать у нее чувство благодарности, то угрожая ей, то успокаивая, обещал воспрепятствовать жестоким планам Линдси и его друзей, если она будет сотрудничать — хотя на самом деле они исполняли его поручения.
Морей добился того, чего хотел. Мария «обняла его и поцеловала, выказала свое удовольствие и потребовала ни в коем случае не отказываться от регентства, а принять его, поскольку таково ее желание». Так Морей окольными путями добился ее согласия на то, что раньше она приняла бы только под давлением. 22 августа его объявили регентом. Он стоял во главе лордов, которые восемь лет назад сместили мать королевы Марии, а теперь то же самое проделал и с ней самой. Но борьба была еще далека от завершения.
Когда Мария оправилась от душевной травмы, вызванной выкидышем и отречением, и начала подводить итоги, она поняла, что ее обманули. И твердо решила вернуть себе и честь, и трон. Она не торопилась — отдыхала и старалась хорошо питаться. Дни были заполнены ее любимыми занятиями, шитьем и вышиванием. Она играла в карты и даже танцевала под музыку скрипок и волынок. Марии удалось добиться разрешения держать обслуживающий персонал: пять или шесть дам, четыре или пять камеристок, врача, кухарку и двух горничных, одна из которых была француженкой. Мария Сетон, самая верная из четырех Марий, все время находилась рядом с ней.
Из-за неподвижного образа жизни Мария располнела, но ум у нее, как всегда, был остер. Она принялась обдумывать план побега. Она отослала кольцо Марии Флеминг, жене Мейтланда, который теперь сам сомневался, стоит ли поддерживать лордов. Она также связалась с Марией Ливингстон, еще одной из четырех Марий, которая вышла замуж за католика Джона Семпилла, младшего сына лорда Семпилла. Морей переманил лорда Семпилла на свою сторону с помощью подкупа, но его сын остался верен Марии и был центральной фигурой неудачного плана ее освобождения, предполагавшего ночное нападение на замок.
Затем Мария обратилась к Джорджу Дугласу по прозвищу «Красавчик Джорди», удалому и красивому младшему брату лэрда Лох-Ливена. Он был на девять лет младше Марии, но влюбился в нее и поклялся служить ей. Юноша стал свидетелем вынужденного отречения и решил помочь, передавая тайные сообщения через камеристок, за что был изгнан из замка Мореем и лэрдом с запретом возвращаться.
Но верность Джорджа, а также мужество и изобретательность Марии преодолели и эти препятствия. 25 марта 1568 г., через девять месяцев после того, как ее привезли на остров Лох-Ливен, она предприняла первую серьезную попытку побега, переодевшись в прачку, но лодочник, перевозивший ее через озеро, на полпути узнал ее. Он попытался сорвать с нее шарф, чтобы увидеть лицо, а когда Мария вскинула руки, защищаясь, он заметил, что они «очень тонкие и белые» — руки королевы, а не прачки. Лодочник развернулся и поплыл назад, к замку, но пообещал Марии, что не расскажет лэрду о ее безрассудной попытке.
Затем появился новый план, согласно которому юный Уилли Дуглас, один из пажей в замке, которого назвали «Малыш Уилли» или «сиротка Уилли» — возможно, он был незаконнорожденным сыном сэра Уильяма Дугласа, лэрда Лох-Ливена, — должен был перевезти Марию через озеро на весельной лодке. Уилли едва исполнилось шестнадцать, но он всей душой желал спасти очаровательную королеву. К нему присоединился Джордж Дуглас, который терпеливо ждал в Кинроссе на берегу озера вместе с лордом Сетоном и небольшим отрядом.
В полдень воскресенья, 2 мая, когда солнце было в зените, а семья Дуглас отдыхала, Уилли Дуглас повредил все лодки, стоявшие на якоре у пристани замка, — за исключением одной. Затем, в начале восьмого вечера, пока лэрд и его домашние ужинали, он незаметно удалился, прихватив ключ от главных ворот замка, который лэрд оставил на столе. Уилли подал условленный сигнал, и Мария спустилась из башни во двор. Она обменялась одеждой с Марией Сетон, которая оставалась в замке, чтобы играть роль своей госпожи, если поднимется тревога.
Когда они вышли из замка, Уилли закрыл за собой ворота и бросил ключ в дуло ближайшей пушки. Он помог Марии забраться в лодку и перевез с острова на берег. Там их встретил Джордж Дуглас, который увел лучших лошадей лэрда Лох-Ливена из конюшни на берегу. Мария галопом поскакала через графство Файф к Норт-Куинсферри, где переправилась через Ферт-оф-Форт. Когда она высадилась на южном берегу, ее сопроводили в Ниддри, одну из крепостей лорда Сетона, расположенную между Эдинбургом и Линлитгоу; там она провела ночь.
После без малого одиннадцати месяцев плена Мария снова была свободна. Она ликовала, наслаждалась теплым весенним вечером и каждой секундой верховой езды. В Ниддри она спешно написала несколько писем друзьям, а также послала гонца в Данбар с указанием от ее имени укрепить замок.
Рано утром следующего дня Мария направилась на запад, в Гамильтон, где собрались ее сторонники, и основала временный двор. Весть о ее побеге застала Морея в Глазго. Лорды поначалу не поверили, но затем, осознав опасность, приказали своим отрядам двигаться к Глазго.
Мария не хотела сражения. Память о Карберри-Хилле была еще свежа. Но королева не утратила своей популярности. Пропаганда лордов была эффективной, пока Мария оставалась у них в руках. Через неделю к ней присоединились шесть тысяч человек. Ее поддерживали Хантли, Сетон и Гамильтоны, родственники Шательро. Они убеждали ее дать противнику бой, и она согласилась. «Мы решим это битвой», — объявила она. Несколько лордов уже покинули Морея и перешли на ее сторону. Среди них был Аргайл; его шокировало свержение королевы, но он не решался противостоять этому в одиночку.
Мария во главе войска двинулась к Дамбартону, и ее армия была на треть больше армии противника. Когда утром в четверг, 13 мая, две армии сошлись у Лангсайда в окрестностях Глазго, казалось, исход столкновения предрешен. Но нет. Морей бросил в наступление все имевшиеся у него силы. Он понимал, что все решится в этот день. Теперь Мария ненавидела брата даже больше, чем Мортона, — за ту роль, которую он сыграл в ее падении. И была полна решимости отомстить. Она никогда не простит его за то, как он сыграл на ее чувствах в Лох-Ливене. Мария постоянно возвращалась мыслями к этому притворному отречению в плену. Она прекрасно понимала, что Морей нацелился на ее трон. Его следует судить за измену.
Битва обернулась для Марии сокрушительным поражением. Все пошло не так с самого начала. Аргайл страдал от хронического заболевания, которое называли «каменной болезнью» — в XVI в. этим общим термином обозначали разные внутренние болезни. Накануне сражения его уложил в постель внезапный приступ, что полностью расстроило управление армией. У Морея все складывалось удачно: Киркалди устроил блестящую засаду для королевского авангарда, когда тот двигался по узкой дороге. Сражение длилось всего три четверти часа. Мария, наблюдавшая за разгромом ее армии с вершины близлежащего холма, бежала в Дамфрис, проскакав без остановки 60 миль. После этого она весь день пряталась и появлялась на людях лишь ночью — настолько силен был ее страх снова попасть в руки брата.
Последние тридцать миль до Дандреннана в Галлоуэе Мария преодолела ночью. Она остановилась в аббатстве, где написала письмо Елизавете с настоятельной просьбой о помощи, приложив к посланию перстень с бриллиантом, который ее «сестра королева» прислала ей в 1563 г. как залог любви и дружбы. Однако ей не дано было знать, что в тот самый момент, когда она заканчивала письмо, Елизавета жадно разглядывала самые лучшие жемчуга Марии, конфискованные в Холируде и проданные ей Мореем.
Мария не стала ждать ответа английской королевы. Она была слишком напугана. 16 мая она села в рыбацкую лодку и пересекла Солуэй-Ферт, около семи вечера причалив к берегу в Англии, недалеко от Уоркингтона в Камберленде, в тридцати милях от Карлайла. На рассвете она написала второе письмо к Елизавете, в котором выражала желание встретиться с кузиной, а также просила помощи и поддержки в возвращении на трон и разгроме мятежников. Мария надеялась собрать новое войско и вернуться в Шотландию. Но решение пересечь границу с Англией было ошибкой, которая привела к катастрофе. Оно могло спровоцировать кризис в Англии — там боялись, что северные графства, где большинство населения составляли католики, поднимутся в ее поддержку, что приведет к гражданской войне в обеих странах.
Елизавета искренне сочувствовала Марии. Поступок Морея и мятежных лордов она считала бесчестным. Они заключили в тюрьму и заставили отречься помазанную королеву — преступление против Бога не менее гнусное, а с точки зрения монарха, возможно, и большее, чем убийство Дарнли. Но Сесил оказался проворнее. Он мгновенно распознал опасность, которую представляет неожиданное прибытие Марии, и держал ее под стражей. За всеми ее передвижениями следили круглые сутки. Он был полон решимости расследовать обвинения — в супружеской неверности и соучастии в убийстве Дарнли, — выдвинутые против нее лордами, поскольку, в отличие от Елизаветы, не хотел ее возвращения на трон.
В очередной записке Сесил подробно изложил свои аргументы. Судебное рассмотрение преступлений Марии, утверждал он безжалостно, приведет к одному из двух результатов. Если ее оправдают, тогда необходимо создать условия для ее возвращения в Шотландию. Эти условия остались прежними. От Марии потребуют вечного (и протестантского) союза с Англией, с признанием Шотландии государством-сателлитом и подписанием Эдинбургского договора в первоначальной форме. Если же ее признают виновной, то ей можно позволить — при не слишком тяжелой вине — отправиться в изгнание, но при условии, что Морей останется регентом и будет править от имени принца Джеймса. Если ее вина будет велика, то наказание должно соответствовать преступлению. Мария должна пребывать в «подходящем месте, не владея своим королевством, так чтобы она не могла принести новых бед». Сесил имел в виду тюрьму в Англии.