Бьюкенен искажал известные факты, и его интерпретация событий — полная выдумка. В действительности именно лорды предложили Марии развестись, а не наоборот. О своем желании умереть Мария говорила в замке Крейгмиллар, а не в Келсо. И она никогда не просила «тем или иным способом» избавиться от Дарнли. Когда в Крейгмилларе ей изложили план Мейтланда касательно развода с мужем, она ответила: «Я требую, чтобы Вы не предпринимали ничего такого, что запятнает мою честь и совесть, и поэтому прошу Вас оставить все, как есть»[63].
Но все это нисколько не волновало Бьюкенена. Он был полон решимости установить мотив убийства Дарнли, и судя по его рассказу, Мария спала с Босуэллом после крестин сына восемь ночей подряд, и «предавалась этой мерзости, не скрываясь, без тени стыда или скромности». В постели с любовником она придумала «способ» убийства мужа, выбрав пустующий дом в Кирк-о-Филд в качестве места, где должно совершиться преступление. Затем она поспешила в Глазго, чтобы забрать своего несчастного супруга, причем оставила след для потомства в своих письмах Босуэллу, который остался в Эдинбурге, чтобы расставить сети.
Она хотела, что видно из ее писем[64], привезти его в Эдинбург, навстречу неизбежному концу и окончательной гибели, на что она никогда бы не решилась, будь ее сын не в ее руках. Она оставила [принца Джеймса] в Холирудском дворце. Затем отправилась [в Глазго] в сопровождении Гамильтонов[65] и им подобных, что не сулило ее супругу ничего хорошего.
Бьюкенен увлекся. Он получал удовольствие, не обращая внимания на хронологию событий, которые якобы описывал. На самом деле в первой части пути до Глазго, куда Мария поехала за мужем до Каллендер-хауса, ее сопровождали Хантли и Босуэлл. И только потом королеву стали охранять Гамильтоны. Вернувшись в Эдинбург, Босуэлл сразу же вновь направился в Лиддесдейл на границе с Англией, — то есть никак не мог оказаться в Эдинбурге, чтобы получить окончательные инструкции Марии по подготовке убийства в Кирк-о-Филд в то время, о котором писал Бьюкенен[66].
Вероятно, зная о возможных нарушениях хронологии, Бьюкенен вновь предположил, что Мария с Босуэллом «замыслила» заманить Дарнли в Кирк-о-Филд навстречу смерти еще до того, как отправилась из Эдинбурга в Глазго:
Тем временем граф Босуэлл согласно их замыслу приготовил для короля жилище, в котором тот окончил свои дни. Притом достаточное число [людей] знали и понимали, что это была развалина, не подходящая для правителя, стоящая в уединенном месте в дальней части города, отдельно от других домов…
Его поселили в Кирк-о-Филд [из-за свежего воздуха], несмотря на то что в Шотландии в начале февраля больному человеку лучше быть в защищенной от сквозняков теплой комнате, а не дышать воздухом полей.
Разве она была в доме [в комнате] под его спальней в четверг и пятницу перед убийством не для того, чтобы создать впечатление, что она начала принимать его?
После того как Дарнли заманили в Кирк-о-Филд, Мария обращалась с ним ласково. Затем, предположительно по сигналу ее верного слуги Николя Юбера по прозвищу Французский Парис, она внезапно вернулась в Холирудский дворец под предлогом того, что должна присутствовать на бале-маскараде в честь Бастиана Паже и его невесты:
Как только она увидела [Французского Париса][67], то сразу поняла, что порох сложили внизу дома под кроватью короля, поскольку у Париса были ключи и от парадной, и от задней двери этого дома, а у слуг короля были ключи от всех остальных дверей. С притворным смехом она сказала: «Я обижу Бастиана, если сегодня не приду на бал-маскарад в честь его свадьбы, с каковой целью я и возвращаюсь в Холируд».
Затем она уехала и предположительно провела остаток вечера с Босуэллом[68], который затем «удалился в свою комнату, где сменил рейтузы и камзол, надел плащ и приступил к осуществлению этого ужасного убийства».
Мария, настаивал Бьюкенен, не могла заснуть, поскольку была чрезвычайно возбуждена и взволнована в ожидании смерти Дарнли. Она почти не отреагировала, когда услышала роковой «треск»: «в этом не было нужды, поскольку она понимала его значение».
Услышав взрыв, Босуэлл поспешно встал с постели[69] и вместе с Хантли, Аргайлом и остальными явился к Марии, чтобы рассказать, «как жилище короля было взорвано и взлетело на воздух, а сам он умер, и это известие не слишком взволновало ее, поскольку ее лицо было не столь печальным, каким должно, — даже если бы это был не ее муж, а обычный человек, — для такого недостойного и странного деяния». Новость о том, что она стала вдовой, Мария якобы выслушала молча. Затем она «отправилась отдыхать, не выразив печали по поводу того, что случилось». С опозданием Мария приказала своему двору соблюдать траур, но не смогла притворяться слишком долго: «Из сорока дней deuil она смогла провести в Холируде не больше десяти или двенадцати дней, причем с большим трудом, и мысли ее были заняты только тем, как изобразить deuil».
В непринужденной обстановке Сетона Мария развлекалась с Босуэллом, словно никакого взрыва не было. Прибегнув, по своему обыкновению, к хитрости, она поселила любовника в комнатах, соседствовавших с кухней, чтобы он мог тайно приходить по коридору для слуг, предназначенному для доставки еды, и забавляться с ней. Босуэлл был женат, а о его любовной интрижке уже стали распространяться слухи. Чтобы избежать скандала, он решил развестись с женой и жениться на королеве. Поскольку такому возмутительному поступку требовались оправдания, Мария якобы спланировала поддельное похищение, притворившись, что ее похитили и изнасиловали. Как и в случае убийства Дарнли, она сама оставила доказательства, необходимые ее врагам. Как утверждалось в досье Бьюкенена, о ее намерениях свидетельствует одно из «писем», отправленных «из Линлитгоу»[70]:
Королева не могла избежать скандала, открыто ложась в постель с графом Босуэллом, который уже был женат. Тем не менее они не стали ждать, чтобы удовлетворить свои низменные желания, однако дабы скрыть свое бесчестье, она сделала вид, что ее взяли силой. Это было исполнено вскоре после ее возвращения из Стирлинга в Эдинбург, и о том, организовала ли она это сама или нет, свидетельствует ее письмо графу Босуэллу из Линлитгоу.
Как только любовники добрались до Данбара, Босуэлл начал судебную процедуру развода с женой. После венчания с Марией многие лорды удалились от двора, а сама Мария сильно изменилась: дурно обращалась даже с теми придворными, которые не покинули ее.
Он сопроводил ее в Данбар, и они без промедления затеяли два судебных процесса о его разводе с законной женой. [После того как они вернулись в Эдинбург], она объявила себя свободной, и по прошествии восьми дней был заключен этот нечестивый брак, который весь мир считает безнравственным и богопротивным.
Прошло совсем немного времени между этим так называемым браком, который был заключен 15 мая 1567 г., и 15 июня, когда после бегства вышеупомянутого графа она пришла к лордам, [которые] объединились ради мести за убийство, но за этот промежуток длительностью в месяц установились такие смятение и беспорядок, что просто удивительно! Большая часть знатных людей удалились, но некоторые остались, выказав таким образом любовь к ее величеству, но и они попали в такую же немилость, как и те, кто совсем покинул двор…
Если отвлечься от искажения фактов, то версия лордов конфедерации выглядит стройной и последовательной. В ней четко сформулированы три обвинения, выдвигавшиеся против Марии:
— прелюбодеяние с Босуэллом, как до, так и после убийства Дарнли;
— заговор с целью убийства Дарнли в январе 1567 г.;
— инсценировка похищения, чтобы оправдать брак Марии и Босуэлла.
Сенсационные свидетельства в форме восьми уличающих «писем» от Марии к Босуэллу, которые Морей представит в качестве доказательств заявлений из досье Бьюкенена, практически поровну распределены между этими тремя пунктами. Два письма посвящены убийству Дарнли, три представляют собой любовные письма, а три связаны с похищением. Из трех любовных писем в двух упоминается убийство, а одно из писем, посвященных убийству, является также любовным письмом.
Морей сообщил Сесилу, что у него есть эти письма, в тот же день, когда отправил в Лондон своего секретаря, вручив ему досье. «Мы имеем, — писал он, — такие письма [Марии]… которые, по нашему мнению, служат достаточным доказательством ее согласия на убийство короля, ее законного супруга». Он сделает с них «копии», переведенные на среднешотландский, и хочет, чтобы судьи в Англии, которые будут определять вину Марии, рассмотрели их при закрытых дверях и высказали свое мнение, прежде чем им предъявят оригинальные документы на французском.
Дело против Марии приняло новый, неожиданный оборот. Каким образом и когда такие важные документы оказались в руках Морея и лордов конфедерации? Что в них на самом деле говорится? Могли ли это быть настоящие письма Марии? Именно к этим, самым острым и важным вопросам о жизни Марии мы теперь должны обратиться, потому что от ответов на них зависит ее честь и репутация — и тогда, и теперь.
25Письма из ларца I
Самые ожесточенные споры в том, что связано с Марией, вызывает вопрос, была ли она замешана в убийстве Дарнли. Обвинения против нее звучат убедительно только в том случае, если она изменяла мужу и Босуэлл был ее любовником. Этот вопрос тесно связан с полемикой, окружающей восемь писем, представленных Мореем в качестве доказательства обвинений, прозвучавших в досье Бьюкенена. Письма — единственное свидетельство того, что она была участницей заговора. Других доказательств не существует. Ее виновность или невиновность зависят от того, настоящие это письма или поддельные.