О, эти весенние дни, эти дни молодости, как это друг на друга похоже. Прекраснейшая погода с утра, солнце, отмытое росами, со стороны востока блестит золотом, ни одной тучки на лазурном небе. Вдруг, как незаметное пятнышко, появляется облачко, растёт и растягивается, чернеет, полнеба объяло, заслонило и затянуло всё, над испуганной землёй разразилась буря, бьют молнии, ветер валит боры… а из-за тучи виден уже сапфир хорошей погоды – всё пролетело и прошумело, солнце улыбается вновь.
Не так ли в молодости влюблённых? Погожая пора с ураганом чередуются, слёзы с улыбками постоянно пересекаются.
Дземма, хоть воспитанная под небом севера, имела в себе итальянскую горячую кровь, которая не в состоянии ни отдохнуть, ни остыть. Любовь её была, как она: неспокойной, до безумия счастливой, потом через минуту доходящей до отчаяния.
Хватало мелочи, чтобы её смех превратился в крик, счастье обратилось в сомнение. Когда вечером Август убаюкивал её сладкими словами и она оставалась потом одна, приходили грёзы, не давая уснуть, и вместо картин счастья, приносили с собой угрозы и страхи.
Представляла покинутость, забвение, равнодушие, презрение. Всё это так живо проносилось перед её глазами, что она в слезах вскакивала с постели, как будто уже совершилось то, чего боялась.
На следующее утро король находил её с заплаканными глазами, с головой, опущенной на грудь, как увядший цветок… полуживой.
Нужны были новые оживляющие поцелуи, клятвы и приходилось долго рассеивать темноту, которую ночь нагромоздила в её сердце. Возвращалось хорошее настроение, приходили улыбки, возвращалась вера, она бросалась ему на шею, была счастливой, счастливой – но как долго?
Порой щебетание птички, иногда болтовня Бьянки, напоминание о каком-нибудь слове вдруг стягивали её брови, приносили беспокойство и бурю.
Всё это Август переносил с терпеливой улыбкой, потому что видел в этом доказательство привязанности, которое порой было ярмом, но сладким.
По мере того как проходил апрель, Дземма казалась всё более беспокойной и солнечные дни более редкими. Бьянка, которая часто туда приходила, находила её как бы окаменелой от каких-то мыслей, и старалась оттолкнуть тучи, доказывая, что были ей не к лицу. Иногда удавалось так хорошо развлечь Дземму, что они проказничали как дети, и Август находил их весело играющими в комнатах, что ему очень нравилось, потому что ему было необходимо, чем-то развеять свою грусть.
Однажды вечером Дземма была рядом со старой королевой, когда в её покои вошёл Август и, надеясь на её скорое возвращение, сел на своё обычное место и засмотрелся в окна, на синюю даль полей и лесов. Затем приоткрылась портьера, и вместо Дземмы стояла в дверях Бьянка, воспоминание распутной молодости, сегодня уже безразличное. Бьянка колебалась, могла ли войти, знала, что Дземма была ужасно ревнива, но могла ли её подозревать?
С тех лет, когда ветренная черноглазая итальянка давала себя обнимать и целовать молоденькому Августу, прошло много времени. Теперь была это девушка очень зрелая, смелая аж до цинизма, пренебрегающая будущим, мало ценящая людей, но которая на дне сердца носила много разочарования в надеждах и капельку любви к избранным существам.
Такой для Дземмы была Бьянка, которую та жалела, потому что предвидела для неё такую же судьбу, какую сама испытала, может, более жестокую, потому что верила в иную.
Она часто предостерегала бедную, но та слушать не хотела.
Увидев её, Август, который ожидал кого-то другого, не очень, может, был рад, но вошла смелая Бьянка.
– Дземма у королевы, – сказала она, – а раз я застала тут вашу милость, – произнесла она, подходя, – я очень рада, потому что давно ношу на устах слово, просьбу, которой не могла высказать.
Август поднял глаза, был уверен, что речь идёт о каком-нибудь подарке, который смелая девушка во имя давних воспоминаний хочет выманить.
– Что ты хочешь, моя Бьянка? – спросил он.
– Не для меня, – ответила она, остановившись в некотором отдалении, – я что-нибудь для Дземмы хотела бы выхлопотать.
– Для неё? Что это может быть, чего она не хочет сама потребовать?
– А! Она не может ни пожелать этого, ни догадаться, – добавила Бьянка серьезней.
И поглядела королю в глаза долгим и суровым взглядом.
– Ваша милость готовите Дземме страшную судьбу, – начала она. – Она верит в вечную любовь и не догадывается, как быстро эти паучьи нити разорвуться. Со мной было нечто другое, я никогда особенно не доверяла никому, даже вашему величеству, когда вы клялись мне в любви, которая через три месяца развеялась и исчезла… но Дземма влюблена, она мечтательница… её ждёт страшная судьба. Она может убить себя, сойти с ума… я не знаю. Ежели вы её любите, лучше заранее приготовьте её к тому, что неизбежно. Бедное дитя!
Бьянка вздохнула.
Молодой король слушал немного смущённый; предостережение из уст девушки было таким странным, что он не знал, как ответить.
– Я верю, – добавила Бьянка, – что вы сегодня её искренне любите, что любите горячо, что не хотите предвидеть, как это окончиться… но может ли это окончится иначе, как разлукой? Вам привезут новую жену, она постепенно приобретёт ваше сердце. Дземма надоест постоянными жалобами и самой своей настойчивой любовью.
Со мной вам было легче, вы отвернулись от меня к Марии, а я смеялась вскоре над кем-то другим, потому что у меня такая натура… но Дземма любит иначе! Она не даст вам спокойствия, потому что сама его больше не найдёт… она может умереть. Богато выдать замуж её не сумеете, потому что она ничьей быть после вас не захочет. Не разжигайте пожара, в котором она может сгореть. Разве не будет вам жаль этого создания, так созданного для счастья?
– Я люблю её, – ответил мрачный король. – Верь мне, Бьянка, что расставаться с ней вовсе не думаю.
– Но ваша милость хорошо знаете, что это не может продолжаться, – сказала поспешно Бьянка. – Вы любили, не говорю, меня, я была, может, для вас игрушкой… а Мариетта, а Гиллета, а Роза…
Она подняла слегка крупные, но красивые ручки вверх.
– Мой король, кто сосчитает ваши победы! – воскликнула она. – Припомните Мариетту. Вы не любили её, как Дземму, а всё-таки…
Она не докончила. Август опустил глаза.
– Не понимаю, чего ты хочешь от меня, – сказал он сухо.
– А мне трудно объясниться ясней, – шепнула Бьянка. – Бедная Дземма! Она так верит, так доверяет! Так уверена!
Итальянка ещё говорила, когда король дал ей знак – услышал или, скорее, почувствовал, что приближается Дземма, которая, услышав издали разговор, ускорила шаги, летела румяная, запыхавшаяся, бросилась прямо на Бьянку, которая, крикнув, убежала, а потом подбежала к королю.
Её брови страшно стянулись.
– А! Эта подлая Бьянка! – крикнула она. – Пользуется тем, что меня не было, чтобы флиртовать.
Август рассмеялся, вставая и подходя к разгневанной, которую он обнял, хотя она хотела его оттолкнуть.
– Клянусь тебе, Бьянка говорила только о тебе, – сказал он мягко.
– Обо мне? Это, наверное, чтобы меня, так, как она умеет, сделать смешной, чтобы сердце остудить? – воскликнула она.
– Ты ошибаешься, у тебя нет лучшей подруги, чем она! Она приняла твою сторону!
– Против кого? – крикнула Дземма.
– Против собственных видений, – добавил он, – ей казалось, что я не так тебя люблю, как должен.
– Ты шутишь надо мной, – воскликнула насупленная итальянка, смягчаясь.
– Я говорю правду, – подтвердил король. – Верь мне, Бьянка ветреная, но девушка доброго сердца.
– А я? – вставила быстро Дземма. – Я, наверное, не ветреная, но зато злая!
Август начал смеяться.
– Чудачка! – сказал король.
Итальянка отступила от него медленным шагом и пошла сесть на свой стул. Личико её не прояснилось, молчали достаточно долго, поглядывая друг на друга.
– А! – начала она говорить, не в состоянии дольше сдержаться. – Что я терплю! Ревность меня спалит!
– К кому ты ревнуешь?
– К той, которая приезжает, – говорила итальянка. – Вы не хотели мне показывать её изображение, хотя я знаю, что оно у вас есть. Но я видела у королевы. Очень молодая, красивая.
– Не так же, как ты?
– Но я… не жена! – вздохнула итальянка. – Вскоре она будет иметь все ваши часы, я – краденные. В то время, когда ни видеть, ни слышать вас не буду, ревность меня задушит. Умру.
Она вскочила со стула.
– Нет, нет, так остаться не может, – добавила она. – У меня есть к вам просьба; ошибаюсь, у меня требование, которое вы должны исполнить. Я вынашиваю его.
Она поглядела ему в глаза.
– Исполнишь его? – спросила она.
– Ежели в моей власти, – сказал Август.
– Нет, хотя бы не было в вашей власти, вы должны всеми способами постараться у матери, чтобы стало так, как я хочу.
Август ждал, чтобы она объяснилась ясней.
– Для двора молодой королевы будут назначены девушки, – сказала она, – я хочу быть в их числе, быть при ней и стоять на страже.
Август пожал плечами.
– Чтобы ты себя и меня своим нетерпением выдавала! – воскликнул он. – Что за дивная мысль! Ты стала бы невольницей!
– Я предпочитаю это, чем стоять вдалеке, ничего не видеть и терзаться домыслами, – сказала Дземма.
– Я не могу просить об этом королеву, – сказал Август, – сомневаюсь, что ты сумела бы, а моей матери никогда эта мысль не придёт в голову.
– Не знаю, кто, и не знаю, как, это сделает, – возразила Дземма, – но знаю: я этого хочу, желаю, что всё готова сделать, чтобы так было, и так должно быть.
Она ударила об пол ногами, её красивые глаза взглянули огненно.
– Я замучу себя догадками, я буду представлять… и заливаться слезами, – говорила она снова. – Будучи при ней, буду смотреть, буду напиваться ядом, но он никогда таким горьким быть не может, как мои грёзы. Кто знает, у бока королевы, может, сумею отстранить вас от неё.
– Я её не люблю, Дземма, – сказал Август смело, – ты знаешь об этом.