Страж покачал головой.
— Я передам, но не надейтесь на добрый ответ, слишком тревожное время…
Он быстро ушел, оставив пришельцев под бдительной охраной товарищей, но вскоре вернулся и торжественно возвестил:
— Теоден разрешил вам войти. Следуйте за мной!
Темные деревянные ворота с лязгом открылись. Путники направились за проводником по длинной, вымощенной камнем дороге. По обеим сторонам тянулись добротные деревянные дома с крепкими воротами. Вдоль дороги в каменном русле журчал ручей. Наконец они оказались на вершине холма. Ручей вытекал из небольшого фонтана, изображавшего конскую голову. Широкая каменная лестница вела на террасу дворца правителя. На самом верху стояла стража в блестящих кольчугах с обнаженными мечами в руках.
Проводник вернулся к воротам, а друзья поднялись по лестнице. Воины наверху учтиво приветствовали их, и один выступил вперед.
— Я хранитель покоев Теодена, — сказал он на Всеобщем языке, — меня зовут Хама. Прошу вас оставить оружие здесь.
Леголас подал ему кинжал с серебряной рукоятью, лук и колчан.
— Сохраните их, — попросил он, — это дар правительницы Лориена, я дорожу им.
Стражи сложили его оружие у стены, обещая, что никто не прикоснется к нему.
Арагорну очень не хотелось отдавать Андрил.
— Не подобает мне снимать этот меч или позволить прикоснуться к нему чужой руке.
— Такова воля Теодена, — напомнил Хама.
— Я не уверен, что Теоден, сын Тенгеля, будь он даже правитель Рохана, может приказывать Арагорну, сыну Арахорна, Наследнику Элендила.
— В этом доме распоряжается Теоден, а не Арагорн, будь он хоть коронованный Король Гондора, — Хама отступил к дверям, мечом преграждая путь.
— Пустые разговоры, — мягко сказал Гэндальф. — Неразумно требование Теодена, еще более неразумно неподчинение ему. Всякий хозяин волен приказывать в своем доме.
— Я подчинился бы даже углежогу в его хижине, будь у меня в руках другой меч, а не этот, — настаивал Арагорн.
— Каким бы он ни был, — возразил Хама, — вы должны отдать его, если не хотите сражаться в одиночку со всеми воинами Эдораса.
— Так уж и в одиночку! — проворчал Гимли, многозначительно пробуя пальцем лезвие своего топора и поглядывая на стража так, словно тот был молодым деревцем, которое надлежало срубить.
— Но, но! — тихонько прикрикнул Гэндальф. — Все мы здесь друзья или должны быть друзьями, иначе только порадуем Врага. Я отдаю меч, раз таков здешний обычай. Между прочим, его имя — Гламдринг, и делали его эльфы. Отдайте и вы оружие.
Арагорн сам поставил у стены Андрил, запретив прикасаться к нему кому бы то ни было.
— В этих ножнах спит до поры Возрожденный Меч Элендила, сработанный некогда мастером Телкаром, — пояснил он. — Смерть грозит любому, кто прикоснется к нему, если он — не из рода Элендила.
Стражи невольно отступили на шаг.
— Князь, тебя принесли к нам песни из дали времен, — сказал Хама. — Мы не нарушим приказа.
Тогда и Гимли пристроил рядом свой топор.
— Ему не стыдно будет постоять с мечом Исилдура, — сказал он. — Ну, теперь-то мы, наконец, можем пройти к вашему правителю?
Но Хама колебался.
— Ваш посох, — обратился он к Гэндальфу. — Простите, но вы должны оставить здесь и его.
— Глупости, — отрезал Гэндальф. — Осторожность — это одно, а неучтивость — совсем другое. Я старик. Если мне нельзя идти, опираясь на посох, то я сяду здесь, и пусть Теоден сам придет ко мне.
— Посох в руках мага — это не только опора, — с сомнением сказал Хама. — Но я считаю, что вам и вашим друзьям можно довериться. Войдите.
Стражи подняли тяжелые засовы, медленно, со скрипом приоткрыли створки дверей на огромных петлях. Путники вошли. Просторный зал казался темным. Стены и столбы, поддерживающие крышу, тонули в полумраке. Солнечные лучи едва пробивались сквозь узкие окна под самой крышей. Когда глаза привыкли к скудному освещению, путники заметили, что пол выложен разноцветными плитами. Причудливые руны вились под ногами, складываясь в непонятные девизы. Столбы оказались покрыты богатой резьбой, тускло отсвечивала позолота. По стенам во множестве висели старинные гобелены. Время и сумрак делали рисунки на них едва различимыми, и только одно изображение оказалось ярко освещенным: молодой воин на белом коне. Воин держал рог возле губ, его золотистые волосы разметались по ветру. Конь, стоя по колени в пенистом речном потоке, раздувал чуткие ноздри, предчувствуя близкую битву.
— Это Юный Йорл перед сражением у Келебранта, — негромко сказал Арагорн.
Путники миновали открытый очаг в середине зала и остановились. В дальнем конце на трехступенчатом возвышении сидел в золоченом кресле Теоден — король Рохана. Подле его кресла стояла молодая женщина в белом, золотоволосая, гордая и холодная, а на ступеньках у его ног сидел, полузакрыв глаза, тщедушный бледный человек, одетый в черное.
Теоден показался вошедшим глубоким стариком: седовласый, седобородый и такой сгорбленный, что походил на карлика. Борода снежным комом ложилась ему на колени. Тонкий золотой обруч с единственным крупным бриллиантом охватывал лоб. На лице выделялись неожиданно яркие живые глаза. Когда гости приблизились, старик сжал пальцами подлокотники кресла, но не шевельнулся и не сказал ни слова.
Первым заговорил Гэндальф.
— Привет тебе, Теоден, сын Тенгеля! Я вернулся, как и обещал тебе. Надвигается буря. В такой час друзьям следует держаться вместе, никому не выстоять в одиночку.
Старик медленно встал, тяжело опираясь на посох из черного дерева с белой костяной рукоятью, и пришедшие поняли, что, несмотря на согбенную фигуру, роста король высокого и горделивой осанки с годами не утратил.
— Привет тебе, Гэндальф Серый, — произнес он. — Не могу сказать, что рад твоему приходу. Не скрою, когда Сполох вернулся один, возвращение коня обрадовало меня не меньше, чем отсутствие всадника. И когда Йомер принес весть о твоей гибели, я не стал печалиться. Но ты вновь здесь, значит, пришли еще худшие беды. Нет, Гэндальф Буревестник, я не рад тебе. — Он тяжело сел снова.
— Справедливы твои слова, повелитель, — сказал бесцветный человечек. — Всего пять дней назад пришла горькая весть: сын твой, правая рука твоя, Теодред, погиб у западных рубежей. Йомер не заслуживает доверия. Получи он власть — некому будет охранять город. Только что из Гондора нам сообщили, что Темный Властелин готовится к войне. Вот когда решил вернуться этот бродяга. За что нам привечать тебя, Гэндальф — Вестник Зла? Дурные вести — плохие гости, так у нас говорят.
— Ты достойно и мудро помогаешь своему хозяину, дружище Грима, — мягко произнес Гэндальф. — Только забываешь, что виновен в дурных вестях тот, кто сеет зло, а не тот, кто пришел предупредить и помочь в трудный час.
— Э-э, — скривился человек. — Слишком много развелось таких, кто питается падалью и наживается на чужой беде. Прошлый раз ты сам искал помощи у нас. Повелитель мой сжалился и позволил тебе взять коня, ты же бесстыдно выбрал самого лучшего и сбежал. Господин мой гневается на тебя. Кое-кто, правда, считает, что конь, пусть и самый лучший, — недорогая плата за твое отсутствие. С чем пожаловал на этот раз? Есть у тебя войско? Кони, мечи, копья? Вот что нам нужно. А я вижу четверых бродяг в лохмотьях, и ты из них самый оборванный.
— Об учтивости начали забывать в твоем доме, Теоден, сын Тенгеля, — сдержанно произнес Гэндальф. — Разве тебе не сообщили имена моих спутников? Редко случалось правителям Рохана принимать таких гостей, и ни один могучий вождь не отказался бы от оружия, оставленного у твоего порога. Одежду свою они получили от лориенских эльфов и в ней прошли через великие опасности, чтобы предстать перед тобой.
— Значит, Йомер сказал правду, и вы в сговоре с Колдуньей из Золотого Леса? — прошипел Червослов. — Тогда неудивительно: там всегда плетутся сети коварства.
Гимли шагнул было вперед, но замер, ощутив на плече неожиданно тяжелую руку Гэндальфа.
— О Двиморден, о Лориен… — мягко и полно разнесся по залу голос мага.
О Двиморден, о Лориен,
Где вечен свет, бессилен тлен!..
Сколь редко видел смертный взгляд
Лесной немеркнущий наряд…
Галадриэль! Галадриэль!
Ясна, чиста твоя купель,
Бела в руке твоей звезда…
Прекрасный край, пребудь всегда,
О Двиморден, о Лориен,
Нездешний сон, желанный плен…
Маг выпрямился, не опираясь больше на свой жезл, серый плащ распахнулся, но теперь голос его прозвучал холодно и резко.
— Разумный говорит только о том, что знает, Грима, сын Гальмода! — сказал он. — А тебе, неразумному червяку, лучше бы держать свой ядовитый язык за зубами! Я не для того прошел сквозь огонь и мрак, чтобы слушать коварные речи раба, разрази его молния!
Он поднял жезл. Небо на востоке вдруг потемнело, раздался раскат грома, и огонь в очаге поник. В полумраке светилась высокая белая фигура мага.
Грима прошипел в темноте:
— Не советовал ли я вам, повелитель, отнять у него жезл? Хама, глупец, предал нас! — Но тут над самой крышей сверкнула такая яркая молния, что он упал ничком.
Гэндальф снова заговорил с Теоденом.
— Будешь ли ты слушать меня, Теоден, сын Тенгеля? Примешь ли мою помощь?
Он поднял посох и указал на одно из окон. Гроза, похоже, рассеялась, высоко над их головами сиял кусочек голубого неба. — Посмотри — не все еще покрыто мраком. Укрепись сердцем — лучшей помощи не будет у того, кто отчаялся. Выйди вместе со мной за порог и оглядись. Ты слишком долго сидел в полутьме, слушая дурные советы и лживые посулы.
Теоден медленно встал. Молодая женщина поддержала его под руку. Он спустился по ступеням, не глядя на неподвижно распростертого Гриму, и прошел через зал. Гэндальф громко ударил в дверь.
— Отворите! — крикнул он. — Правитель идет!
Двери открылись, и в зал со свистом ворвался свежий ветер.
— Отошлите стражей к подножию лестницы, — повелел маг. — И вы, прекрасная дама, оставьте нас. Я сам позабочусь о правителе.