В древних глазах промелькнуло странное выражение – этакая настороженность; глубокие колодцы закрылись. — Хрум! Я энт – по крайней мере, так меня называют. Да, энт – вот какое слово. Одни называют меня Фангорн, другие – Древобородый. Древобородый подойдет.
— Энт?— переспросил Мерри. — А что это? Как вы сами себя называете? Как ваше настоящее имя?
— Ху, ху!— ответил Древобородый. — Ху! Это в двух словах не объяснишь! Не спеши! Я здесь спрашиваю. Вы на моей земле. Кто вы такие, хотел бы я знать. Не могу разобрать. Вас нет в старых списках, что я заучил в молодости. Но это было много-много лет назад, и с тех пор могли появиться новые списки. Посмотрим, посмотрим! Как же это?
Учи список живых существ.
Вначале назови четыре свободных народа.
Старше всех эльфы, дети эльфов.
Гном роется в горах, дом его темен.
Энт рожден землей и стар, как горы.
Люди смертны, они хозяева лошадей.
— Хм, хм, хм.
Бобер строит, олень скачет,
Медведь охотится за медом, кабан – борец,
Псы голодны, зайцы пугливы...
— Хм, хм.
Орел в вышине, бык на пастбище,
У лося корона из рогов,
Ястреб же всех быстрее,
Лебедь всех белее, змея всех холоднее...
— Хум, хм... Хум, хм, как же дальше? Рум, тум, рум, тум, румти тум, тум. Это был длинный список. Но вас там не было.
— Нас никогда не оказывается в старых списках и старых сказках, — сказал Мерри. — Но мы существуем уже очень давно. Мы хоббиты.
— Почему бы не дописать новую строчку? — спросил Пиппин.
Хоббиты малы ростом, они живут в норах.
Поставьте нас за четырьмя племенами, сразу после людей, Рослого народа, и все будет правильно!
— Хм! Неплохо, неплохо, — сказал Древобородый. — Годится. Стало быть, вы живете в норах? Прекрасно подходит. Но кто назвал вас хоббитами? Слово не похоже на эльфийское. А ведь все старые слова придумали эльфы: они все начали.
— Никто не называет нас хоббитами, кроме нас самих, — ответил Пиппин.
— Хум, хм! Ну, ну! Не спешите! Вы сами зовете себя хоббитами? Но зачем же рассказывать об этом первому встречному? Если зазеваетесь, сболтнете свои настоящие имена.
— Мы не делаем из них тайны, — сказал Мерри. — Кстати, я Брендибак, Мериадок Брендибак, хотя большинство зовет меня просто Мерри.
— А я Тук, Перегрин Тук, но обычно меня зовут Пиппин или даже Пип.
— Хм, а вы, я вижу, торопыги, — заметил Древобородый. — Вы оказали мне честь доверием, но не всегда будьте такими. Понимаете, есть энты и энты; вернее, есть энты и существа, похожие на энтов, но не энты. Если угодно, я буду вас звать Мерри и Пиппин – славные имена. Но я не собираюсь сообщать вам свое настоящее имя, по крайней мере пока. — В глазах великана мелькнуло странное насмешливое выражение. — Это займет слишком много времени: мое имя непрестанно растет, а лет мне много, очень много, поэтому мое имя похоже на рассказ. Подлинные имена раскрывают историю того, чему даны, – во всяком случае, в моем языке, в староэнтском, как вы бы сказали. Это прекрасный язык, но нужно очень много времени, чтобы сказать на нем что-нибудь, поэтому мы помалкиваем. А говорим только, если дело стоит того, чтобы потратить время – и немалое! – на рассказ и на то, чтобы его выслушать.
А теперь скажите-ка, – тут глаза Древобородого стали очень яркими и «устремились в настоящее»; они, казалось, уменьшились и стали острее, – что происходит? Что вы здесь делаете? Я могу слышать и видеть (и чуять и чувствовать) очень многое из... из... из... а-лалла-лалла-румба-каманда-линд-ор-бурумё. Прошу прощения, это – часть нашего названия того, о чем я хотел сказать. Не знаю, как это назвать на других языках... ну, знаете, то, где мы стоим... где я стою, и любуюсь прекрасным утром, и думаю о солнце, и о траве под деревьями, и о лошадях, и об облаках, и о расцвете мира. Что происходит? Что поделывает Гэндальф? И эти – бурарум, — энт издал глухой рокочущий звук, похожий на звук большого органа, — как их... орки и юный Саруман в Исенгарде? Я люблю новости. Но не спешите.
— Происходит многое, — сказал Мерри, — так что даже если бы мы старались спешить, все равно пришлось бы рассказывать очень долго. Но вы сами не велите торопиться. Нужно ли так сразу все выкладывать? Не будет ли неучтиво с нашей стороны сперва поинтересоваться, что вы хотите делать с нами и на чьей вы стороне? И знакомы ли вы с Гэндальфом?
— Да, знаком. Это единственный колдун, которому действительно есть дело до деревьев, — сказал Древобородый. — А вы его знаете?
— Да, — печально ответил Пиппин, — знали. Он был нашим большим другом и предводителем.
— Тогда я могу ответить на другие ваши вопросы, — сказал Древобородый. — Без вашего согласия я ничего не собираюсь с вами делать – в смысле «причинять». Но нам придется кое-что сделать вместе. Я ничего не знаю о сторонах. Я иду своим путем, но, может быть, ненадолго наши дороги совпадут. Однако вы так говорите о мастере Гэндальфе, будто его история завершилась.
— Да, — печально сказал Пиппин, — история продолжается, но Гэндальф в ней больше не участвует.
— Ху, ну, ну! — прогудел Древобородый. — Хум, хм, хм, ну... — он помолчал, глядя на хоббитов. — Хум, хм, ну, я не знаю, что сказать. Говорите вы!
— Если хотите услышать больше, пожалуйста, — сказал Мерри, — но это потребует времени. Не опустите ли вы нас на землю? Может, посидим вместе на солнышке, пока оно не спряталось? Вы, наверное, уже устали держать нас.
— Хм, устал? Нет, не устал. Я нелегко устаю и никогда не сижу. Я не очень-то, хм, гибкий. Но глядите-ка – солнце и впрямь уходит. Давайте уйдем с этого... как, вы сказали, оно называется?
— Холм? — предположил Пиппин.
— Выступ? Уступ? — предположил Мерри.
Древобородый задумчиво повторил: — Холм. Да, верно. Но это слишком торопливое слово для того, что стоит здесь с тех самых пор, как возникла эта часть света. Ну, неважно. Пойдемте-ка отсюда.
— Куда? — спросил Мерри.
— В мой дом или в один из моих домов, — ответил Древобородый.
— А это далеко?
— Не знаю. По-вашему, может быть, далеко. Но какое это имеет значение?
— Видите ли, мы лишились всех своих пожитков, — сказал Мерри. — И еды у нас почти нет.
— О! Хм! Пусть это вас не тревожит, — ответил Древобородый. — Я угощу вас напитком, который позволит вам зеленеть и расти долго, очень долго. А если вы решите расстаться со мной, я могу доставить вас куда угодно за пределами моей страны, по вашему выбору. Идемте!
Мягко, но крепко держа хоббитов на сгибах рук, Древобородый поднял и опустил сначала одну большущую ногу, потом другую и двинулся к краю выступа. Его пальцы, похожие на корни, цеплялись за камни. Осторожно, неспешно переступая со ступеньки на ступеньку, он спустился в лес.
И тотчас перешел на широкий решительный шаг, все больше углубляясь в лес, но не отдаляясь от ручья и неуклонно поднимаясь к горным склонам. Большинство деревьев, казалось, спало или же обращало на энта не больше внимания, чем на любое прохожее существо, однако были такие, что вздрагивали или приподнимали ветви над головой Древобородого, когда тот приближался. На ходу энт все время разговаривал сам с собой, и речь его напоминала бесконечно струящийся поток мелодичных звуков.
Хоббиты некоторое время молчали. Они, как ни странно, чувствовали себя в безопасности, удобно, и им было о чем подумать и чему удивиться. Наконец Пиппин снова решился заговорить.
— Древобородый, можно, я вас кое о чем спрошу? Почему Келеборн предостерегал нас от вашего леса? Он сказал: не подвергайте себя риску заблудиться в нем.
— Хм, он так сказал? — пророкотал Древобородый. — Я сказал бы то же самое, если бы вы шли другим путем. Не рискуйте заходить в леса Лаурелиндоренана! Так его когда-то называли эльфы, но теперь сократили название: Лотлориен зовут они его. Возможно, они правы: быть может, их лес увядает, а не растет. Долина Поющего Золота – вот чем он был когда-то. А нынче это Цветок Сна. Ах, да что там! Однако, это странное место, дорога туда открыта не всякому. Удивительно, что вы вышли оттуда, но еще удивительнее то, что вы вошли туда: такого не случалось с чужеземцами уже много лет. Это странная земля.
Да и эта тоже. Здесь люди повывелись. Да, повывелись. Лаурелиндоренан линделорендон малинорнелион орнемалин, — тихо пробормотал он. — Я думаю, они ушли из здешнего мира. И этот край, и все, что лежит за пределами Золотого леса, сильно изменились с той поры, когда Келеборн был молод. И все же: Таурелиломёа-тумбалеморна Тумбалетаурёа Ломёанор,[1] — так они обычно говорили. Мир изменился, но кое-где они по-прежнему подлинные.
— Что это значит? — спросил Пиппин. — Кто подлинные?
— Деревья и энты, — ответил Древобородый. — Я сам не понимаю всего, что происходит, поэтому и вам не могу объяснить. Некоторые из нас остаются истинными энтами и по нашим меркам довольно резвы, но многие становятся сонливыми, деревенеют, как вы сказали бы. Большинство деревьев, конечно, это просто деревья, но многие лишь дремлют. Другие вовсе не спят, а третьи, их очень мало, постепенно превращаются в энтов. Так продолжается все время.
Когда такое происходит с деревом, оказывается, что у некоторых деревьев середка гнилая. Это не имеет отношения к древесине, я не о том. Встарь я знавал славные ракиты в низовьях Энтвоша – увы, их давным-давно нет! Они были совершенно пусты внутри, просто распадались на куски, но оставались спокойными и любезными, как юная листва. А вот в долинах близ гор есть деревья, которые звучат, как колокол, но совсем гнилые внутри. И, кажется, их становится все больше. Когда-то в этом краю попадались очень опасные места. Кое-где еще сохранились совсем черные острова.