Заметно похолодало. Тьму на востоке медленно сменил серый рассвет. Слева из-за далеких черных стен Эмин-Муиля вырвались красные столбы света. Разгоралась яркая, ясная заря, ветер распластывал перед всадниками траву. Неожиданно Обгоняющий Тень остановился и заржал. Гэндальф указал вперед.
— Смотрите! — воскликнул он, и путники устало подняли глаза. Перед ними возвышались южные изборожденные черными складками горы юга в венце белых снегов. Травянистая степь накатывала на холмы, теснящиеся у их подножия, и стекала в долины, еще туманные и темные, не тронутые заревом рассвета, которые петляя убегали к сердцу гор. Сразу перед путниками открывалась самая широкая из этих долин – длинная пропасть среди холмов. В глубине ее товарищи увидели гору с одной высокой вершиной, а у входа в долину, как часовой, стоял одинокий холм. У его подножия серебряной нитью блестела речка, берущая начало в долине, а за крутым боком путники различили золотое мерцание – по-прежнему далекий отблеск встающего солнца.
— Говорите, Леголас! — попросил Гэндальф. — Расскажите нам, что видите впереди!
Леголас вгляделся в даль, загораживая глаза от горизонтальных лучей восходящего солнца. — Я вижу белый поток, берущий начало в снегах у вершин, — сказал он. — Там, где он выходит из сумрака долины, на востоке возвышается зеленый холм. Ров, мощная стена и колючая изгородь окружают его. За ними поднимаются крыши домов, а в центре на зеленой террасе стоит большой дворец, построенный людьми. Мне кажется, что крыша его вызолочена. Ее блеск озаряет всю землю. Из золота и столбы у входа во дворец. Там стоят люди в блестящих кольчугах, но все прочие, внутри двора, еще спят.
— Этот двор зовется Эдорасом, — пояснил Гэндальф, — а Золотой чертог – Медусельдом. Там живет Теоден, сын Тенгеля, король Марки. Мы пришли на заре. Ясная дорога лежит теперь перед нами. Но ехать нужно осторожнее, чем раньше: приближается война, и рохирримы, повелители лошадей, не спят, даже если так кажется издали. Советую не обнажать оружия и не говорить высокомерных слов, пока мы не окажемся перед троном Теодена.
Ясным светлым утром под пение птиц путники подъехали к ручью. Он резво сбегал на равнину, за холмами поворачивал, широкой излучиной преграждая путникам дорогу, и уносил воды на восток, чтобы напоить далекий, заросший камышом Энтвош. Земля сверкала зеленью – по заливным лугам и травянистым берегам ручья во множестве росли ивы. Здесь, в этой южной земле, они уже украсились алыми сережками, чувствуя приближение весны. Через ручей вел брод, подходы к нему были утоптаны лошадьми. Миновав его, путники оказались на широкой, изрытой колеями дороге, идущей в гору.
У подножия обнесенного стеной холма дорога проходила в тени множества высоких зеленых курганов. На их западных склонах трава была белой, словно заснеженной: дерн усеивали бесчисленные звездочки маленьких цветов.
— Поглядите-ка! — показал Гэндальф. — До чего красивы эти яркие пятнышки в траве! Симбельминё – поминальниками зовут их в этом краю людей, ибо они цветут круглый год и вырастают там, где покоятся мертвецы. Смотрите! мы пришли к великим могилам, где спят предки Теодена.
— Семь курганов слева и девять справа, — подсчитал Арагорн. — Много поколений сменилось с тех пор, как был построен Золотой чертог.
— Пятьсот раз с тех пор опадали красные листья в Мерквуде, где мы живем, — сказал Леголас, — хотя для нас это малый промежуток времени.
— Но для всадников Марки это было очень давно, — сказал Арагорн, — для них рассказы о строительстве этого дворца – лишь воспоминание, сохраненное в песне, а более ранние годы теряются в тумане времен. Теперь они называют эту землю своим домом, родиной, и язык их изменился и отличается от языка их северных родичей. — И он негромко затянул песню на медлительном наречии, незнакомом эльфам и гномам, но те слушали, потому что их околдовала суровая мелодия.
— Вероятно, это язык рохирримов, — предположил Леголас, — он похож на эту землю, богат и обширен, но в то же время неласков и суров, как горы. Однако я не понимаю слов, лишь чувствую печаль, свойственную смертным людям.
— Вот как это звучит на вестроне, — сказал Арагорн, — насколько я могу перевести.
Где теперь лошадь и всадник?
Где рог, что трубил когда-то?
Где теперь пламя пылает?
Где волосы, яркие, словно злато?
Где теперь песни арфы?
Где луки, стрелы, шлем и кольчуга?
Где же весна и где жатва?
Где поле, изборожденное плугом?
Они ушли, словно ветер,
Прошедший по полю густой волной.
Они ушли, словно песня,
Как дождь далекий в степи пустой.
Кто может собрать легкий пепел
Давно сгоревшей сосны лесной?
Кто может услышать песню,
За море ушедшую давней весной?
— Так говорил давным-давно забытый роханский поэт, вспоминая, как высок и прекрасен был Эорл Юный, приехавший с Севера. Его конь Феларов, отец всех лошадей, был крылатым. Так по сей день поют люди вечерами.
С этими словами путники миновали молчаливые курганы. Поднимаясь по извилистой дороге на зеленый склон холма, они подъехали наконец к широкой обветренной стене и воротам Эдораса.
Там сидело множество воинов в ярких кольчугах. Они тотчас вскочили и копьями преградили подъехавшим дорогу. «Стойте, чужеземцы!» — приказали они на языке Риддермарки и потребовали, чтобы путники назвали им свои имена и объяснили, что привело их сюда. Они смотрели удивленно и не слишком дружелюбно, а на Гэндальфа поглядывали мрачно.
— Я хорошо понимаю вашу речь, — на их же языке ответил им чародей, — однако мало кто из чужеземцев это умеет. Почему же вы не говорите на вестроне, как это принято на Западе, если хотите, чтобы вам ответили?
— Такова воля короля Теодена: никто не должен пройти через эти ворота, если не знает нашего языка и если он не друг нам, — ответил один из стражников. — Идет война, и мы никого не пропускаем, кроме своих и тех, кто пришел из Мундбурга, из Гондора. Кто вы такие, что столь странно одеты и столь беспечно проехали через равнину верхом на лошадях, подобных нашим? Никогда не видели мы ни столь необычных всадников, ни столь гордого коня, как один из тех, что несут вас. Это меар, если только нам не отводят глаза чарами. А может, вы колдуны, шпионы Сарумана или призраки, вызванные к жизни его искусством? Говорите, да побыстрее!
— Мы не призраки, — ответил Арагорн, — и глаза вас не обманывают. Это и впрямь ваши кони, как вы, несомненно, догадались. Но вор-конокрад редко возвращается к конюшне. Вот эти, Хасуфель и Арод, даны нам два дня назад Эомером, Третьим маршалом Марки. Мы привели их обратно, как и обещали ему. Разве Эомер не вернулся и не предупредил о нашем прибытии?
Беспокойство промелькнуло в глазах стражника. — Об Эомере я ничего вам не скажу, — ответил он. — Если то, что вы говорите, правда, тогда король Теоден, несомненно, захочет вас выслушать. Возможно, ваше появление застало нас не так уж и врасплох. Две ночи назад к нам приходил Змеиный Язык и сказал, что по приказу Теодена ни один чужеземец не должен пройти через ворота.
— Змеиный Язык? — переспросил Гэндальф, пристально вглядываясь в стражника. — Не говорите больше ничего! Но у меня дело не к Змеиному Языку, а к самому повелителю Марки. Я тороплюсь. Неужто вы не пойдете или не пошлете доложить о нашем приходе? — Глаза Гэндальфа сверкнули из-под нависших бровей, когда чародей обратил свой взор на стражника.
— Да, пойду, — медленно ответил тот. — Но какие имена мне назвать? И что сказать о вас? Сейчас вы кажетесь старым и усталым, но я чувствую в вас нечто странное и мрачное.
— Ты хорошо видишь и хорошо говоришь, — заметил колдун. — Я Гэндальф. Я вернулся. И смотрите! Я тоже привел назад коня. Это великий Обгоняющий Тень, который не покоряется ничьей иной руке. Рядом со мной Арагорн, сын Араторна, потомок королей, он направляется в Мундбург. Здесь также наши товарищи: эльф Леголас и гном Гимли. Иди и скажи своему господину, что мы у ворот и хотим поговорить с ним, если он позволит нам пройти в его чертог.
— Поистине странные имена вы назвали! Но я сообщу их, как вы просите, и узнаю волю господина, — ответил стражник. — Подождите здесь, я принесу ответ. Но на многое не рассчитывайте! Настали мрачные времена. — И он быстро ушел, оставив чужеземцев под бдительным присмотром своих товарищей.
Через некоторое время стражник вернулся. — Следуйте за мной! — сказал он. — Теоден дозволяет вам войти, но любое оружие, какое у вас есть, будь то простой посох, надлежит оставить у порога. Стражники его постерегут.
Темные ворота распахнулись. Путешественники гуськом прошли мимо стражников за своим проводником. Они увидели широкую дорогу, выложенную тесаным камнем; она взбиралась в гору, то петляя, то карабкаясь по коротким пролетам ровных ступеней. Часто попадались деревянные дома с темными дверями. Рядом с дорогой в каменном канале тек, журча и искрясь, быстрый и чистый ручей. Наконец поднялись на вершину холма. Там над зеленой террасой стоял помост, а у его подножия из резной каменной лошадиной головы бил светлый ключ; ниже находился широкий бассейн – вода, переливаясь через край, питала сбегающий вниз поток. Наверх, на зеленую террасу, вела каменная лестница, широкая и крутая; на ее верхней ступени с обеих сторон помещались вытесанные из камня сиденья. Здесь тоже расположились стражники. На коленях они держали обнаженные мечи. Золотые волосы, заплетенные в косы, спускались на плечи. Солнце ослепительно сияло в зеленых щитах, ярко блестели начищенные латы, а когда стражники встали, то путникам показалось, что они выше ростом, чем простые смертные.
— Двери перед вами, — сказал проводник. — Я должен вернуться к своим обязанностям привратника. Прощайте! Да будет повелитель Марки милостив к вам.