Воин быстро пошел по дороге назад. Остальные поднялись по длинной лестнице под пристальными взглядами высоких стражников. Те неподвижно стояли наверху, не говоря ни слова, пока Гэндальф не ступил на мощеную площадку лестницы. Тогда воины звучными ясными голосами вдруг любезно приветствовали гостей на своем языке:
— Привет вам, пришельцы издалека! — И в знак мира они повернули мечи рукоятями к путникам. На солнце сверкнули зеленые камни. Потом один из стражников выступил вперед и заговорил на вестроне:
— Я Страж Дверей Теодена, и мое имя Хама. Я должен попросить вас сложить оружие, прежде чем вы войдете.
Тогда Леголас отдал ему нож с серебряной рукоятью, лук и колчан. — Берегите их, — попросил он, — потому что они из Золотого леса и сама госпожа Галадриель дала их мне.
Удивление промелькнуло в глазах человека, и он торопливо положил оружие к стене, как бы боясь притронуться к нему. — Обещаю, что ни один человек не коснется его.
Арагорн стоял в нерешительности. — Я не хочу ни сложить меч, ни доверить Андуриль чужим рукам, — сказал он.
— Такова воля Теодена, — напомнил Хама.
— Я не вижу, отчего воля Теодена, сына Тенгеля, пусть даже он повелитель Марки, должна возобладать над волей Арагорна, сына Араторна, потомка Элендиля из Гондора.
— Это дом Теодена, а не Арагорна, будь вы хоть королем Гондора на троне Денетора, — ответил Хама, быстро отступая к двери и преграждая путь. Меч в его руке теперь был обращен острием к чужеземцам.
— Пустой разговор, — вмешался Гэндальф. — Требование Теодена беспочвенно, но и перечить бесполезно. Король в своем чертоге волен поступать как вздумается, разумно это или нет.
— Верно, — согласился Арагорн, — и я выполнил бы приказ хозяина дома, будь это даже лесная хижина, если бы речь шла о другом мече, не об Андуриле.
— Как бы он ни назывался, — сказал Хама, — вы оставите его здесь, если не хотите в одиночку сражаться с воинами Эдораса.
— Ну почему же в одиночку! — вмешался Гимли, пробуя пальцем лезвие своего топора и мрачно поглядывая на стражника, как будто это было молодое дерево, которое гном задумал срубить. — Не в одиночку!
— Тише, тише! — остановил их Гэндальф. — Мы же друзья. Или должны быть друзьями: если мы поссоримся, единственной наградой нам будет смех Мордора. У меня срочное дело. Вот мой меч, добрый Хама. Береги его. Он называется Гламдринг, ибо сделан эльфами в незапамятные времена. Позвольте же мне пройти. Идемте, Арагорн.
Арагорн медленно отстегнул меч и сам положил его у стены. — Я оставлю здесь меч, но не вздумайте трогать его и никому не позволяйте это делать. В эльфийских ножнах лежит Клинок, который был сломан, а теперь выкован вновь. Тельхар первым выковал его в Древние Времена. Смерть ждет любого человека, который обнажит этот меч, кроме потомка Элендиля.
Стражник отступил на шаг и с изумлением посмотрел на Арагорна. — Да вы словно прилетели на крыльях песен из забытых дней, — сказал он. — Все будет, как вы велите, господин.
— Ну, — сказал Гимли, — в компании Андуриля и моему топору не стыдно остаться здесь. — И он положил топор на пол. — А теперь, раз вышло по-вашему, ведите нас говорить с вашим хозяином.
Стражник по-прежнему медлил. — Ваш посох, — обратился он к Гэндальфу. — Простите меня, но его тоже нужно оставить у двери.
— Чушь! — сказал Гэндальф. — Предусмотрительность – это одно, а неучтивость – совсем другое. Я стар. Если я при ходьбе не буду опираться на посох, мне придется сидеть здесь и ждать, чтобы Теоден сам пришел поговорить со мной.
Арагорн засмеялся. — У каждого есть что-нибудь слишком дорогое, чтобы доверить другому. Но неужели вы лишите старика опоры? Ну же, позвольте нам войти.
— Посох в руке чародея может быть не просто опорой старости, — сказал Хама. Он с сомнением оглядел ясеневый посох, на который опирался Гэндальф. — Однако в трудных случаях достойный человек должен полагаться на свою мудрость. Я верю, что вы друзья и люди чести и что у вас нет злого умысла. Можете войти.
Охранники подняли тяжелый брус на двери и медленно повернули створки на скрипучих петлях внутрь. Путники вошли. После ясной прохлады холма им показалось, что внутри темно и тепло. Зал был длинным, широким, полным теней и приглушенного света; могучие колонны поддерживали очень высокий потолок. Но кое-где из окон, расположенных высоко в восточной стене, падали переливчатые столбы яркого солнечного света. В слуховом окошке, над тонкими усиками утекающего наружу дыма, виднелось бледно-голубое небо. Когда привыкли глаза, путники разглядели, что весь пол вымощен разноцветными камнями; под ногами переплетались руны и странные узоры. Они увидели теперь, что колонны покрыты богатой резьбой, тускло сверкающей золотом и поблекшими пестрыми красками. Стены были увешаны гобеленами, по их широкому пространству двигались герои древних легенд, одни стершиеся от времени, другие окутанные полумраком. Но на одну из этих фигур падал солнечный свет: юноша на белом коне дул в большой рог, и его желтые волосы развевались на ветру. Лошадь, закинув голову, раздувала алые ноздри – она ржала, почуяв далекую битву. У колен юноши вихрилась пенная вода, зеленая и белая.
— Взгляните на Эорла Юного! — сказал восхищенно Арагорн. — Так он ехал с севера на битву на полях Келебранта.
Четверо товарищей прошли вперед, мимо огня, ярко пылавшего в большом очаге в центре зала. И остановились. За очагом, в глубине зала, обращенный на север, к дверям, располагался помост с тремя ступенями, а посреди помоста стоял большой позолоченный трон. На нем сидел человек столь согбенный годами, что казался карликом, но его волосы, белые и густые, большими заплетенными прядями падали из-под тонкого золотого обруча, надетого на лоб. В центре сиял единственный белый алмаз. На коленях у старика, словно снег, лежала борода, но глаза горели ярко и блеснули, когда он взглянул на незнакомцев. За троном стояла одетая в белое женщина. У ног короля на ступенях, прикрыв глаза тяжелыми веками, сидел сморщенный человек с бледным умудренным лицом.
Все молчали. Старик на троне не шелохнулся. Наконец Гэндальф заговорил: — Привет тебе, Теоден, сын Тенгеля! Я вернулся. Ибо берегись! надвигается буря, и все друзья должны собраться вместе, дабы не сгинуть поодиночке.
Старик медленно встал, тяжело опираясь на короткий черный посох с белой костяной рукоятью, и путники увидели, что, хотя король и сгорблен, он по-прежнему не малого роста, а в юности, вероятно, был истинно высок и горд.
— Приветствую вас, — произнес Теоден. — Вы, может быть, ждете радушного приема. Но, по правде говоря, едва ли вас встретят с радостью, мастер Гэндальф. Вы всегда были вестником горя. Беды летят за вами, как воронье. Не стану обманывать: когда я услышал, что Обгоняющий Тень вернулся без седока, я обрадовался возвращению коня, но еще больше обрадовался, что всадника нет, и когда Эомер принес известие о вашей гибели, не горевал. Но новости издалека редко оказываются правдивыми. И вот вы явились вновь! А с вами наверняка беды страшнее прежних. Почему же я должен оказывать вам радушный прием, Гэндальф Ворон Бури? Ответьте! — Он снова медленно опустился на трон.
— Ваши слова справедливы, повелитель, — сказал бледный человек, сидевший на ступеньках помоста. — Не прошло и пяти дней, как пришло горькое известие о том, что за Западными болотами убит ваш сын Теодред, ваша правая рука, Второй маршал Марки. Я не очень-то доверяю Эомеру. Ваши стены остались бы почти без охраны, если бы ему было позволено решать. Но ведь мы уже получили из Гондора известие, что на востоке зашевелился Враг. Вот какой час избрал для возвращения этот бродяга! Почему, в самом деле, мы должны приветствовать вас, мастер Ворон Бури? Латспелл назову я вас – «приносящий дурные вести». А ведь сказано: дурная весть – скверная гостья. — Он угрюмо засмеялся, на мгновение поднял тяжелые веки и взглянул на путников темными глазами.
— Вы слывете мудрецом, мой друг Змеиный Язык, и, несомненно, служите немалой опорой своему хозяину, — мягко ответил Гэндальф, — но человек с горькими вестями может прийти ради двух целей. Дабы сотворить зло – или оказать помощь в трудную минуту.
— Это верно, — сказал Змеиный Язык, — но есть и третий сорт – эти сводят счеты, суют нос в чужие дела и беды, питаются мертвечиной и жиреют во время войны. Какую помощь мы видели от вас, Ворон Бури? Какую помощь принесли вы сейчас? В последний раз вы сами явились сюда за помощью. Тогда мой повелитель предложил вам выбрать любого коня и уехать, и по своей наглости вы, к общему изумлению, выбрали Обгоняющего Тень. Мой повелитель искренне горевал, и все же кое-кому казалось, что это не слишком дорогая плата за избавление от вас. Я думаю, что и теперь будет то же: вы сами станете искать помощи. Вы привели с собой людей? У вас есть кони, мечи, копья? Вот что я назвал бы помощью, вот в чем мы сейчас нуждаемся. Но кто приплелся следом за вами? Трое бродяг-оборванцев, и из всей четверки больше всего похожи на нищего вы!
— Учтивость стала редкой гостьей в вашем чертоге, Теоден, сын Тенгеля, — вымолвил Гэндальф. — Разве вестник, пришедший от ворот, не сообщил имена моих товарищей? Мало кто из повелителей Рохана принимал у себя троих таких гостей. Они сложили у вашего порога оружие, которое стоит множества смертных воинов, даже самых могучих. Их одежда сера, ибо в нее их облачили эльфы, и потому помогла им через великие опасности пройти к вашему чертогу.
— Так, значит, Эомер сказал правду: вы заодно с Чародейкой из Золотого леса? — спросил Змеиный Язык. — Неудивительно: в Дуимордене всегда плели сети предательства.
Гимли шагнул вперед, но рука Гэндальфа сжала его плечо, и гном замер, словно окаменев.
Мало кто видел это —
Лориен, царство света.
Желты здесь деревьев листья,
Добры здесь жителей лица.
Чиста вода в Нимбретиле,
И эльфы живут здесь в мире.