— Нет, не знаю, — послышался голос Горбага. — Обычно вести летят быстрее ветра. Но я не интересуюсь, как это выходит. Спокойней не спрашивать. Брр! От этих назгулов у меня мурашки по спине. Они, не моргнув, сдерут с тебя шкуру и бросят остывать в темноте на той стороне. Но Ему они очень по душе, теперь они Его любимчики, а стало быть, ворчать бесполезно. Говорю тебе, служба в городе – не игрушки.
— Попробовал бы ты посидеть тут в обществе Шелоб, — сказал Шаграт.
— Я согласен сидеть где угодно, лишь бы их там не было. Но война началась, и, когда она кончится, может, нам станет полегче.
— Говорят, дела идут хорошо.
— Еще бы, — согласился Горбаг. — Посмотрим. Но, если все пойдет хорошо, будет много свободных земель. Что скажешь? Что если нам с тобой при случае ускользнуть и осесть где-нибудь с несколькими верными парнями – где-нибудь, где под рукой много хорошей добычи и нет больших начальников.
— Ах! — вздохнул Шаграт. — Как в старые добрые времена.
— Да, — подтвердил Горбаг. — Только ни на что не рассчитывай. Мне тревожно. Я же сказал, и Большие Начальники — голос его упал почти до шепота, — да, даже Самый Главный... могут ошибаться. Ты говоришь, что-то чуть не проскользнуло? А я скажу, проскользнуло. А этого нельзя было допустить. Бедные урук-хай: ими затыкают все дыры, а платят сущие гроши. Но не забывай, враги любят нас не больше, чем Его, так что если Его одолеют, нам тоже придется не сладко. Послушай, а когда ты получил приказ?
— Примерно с час назад, как раз перед тем, как ты нас увидел. Пришло сообщение: «Назгулы беспокоятся. На Лестнице лазутчики. Удвоить бдительность. Патруль к выходу с лестниц». Я немедленно явился.
— Плохо дело, — сказал Горбаг. — Послушай-ка! Наши Безмолвные Наблюдатели беспокоятся уже больше двух дней, это я знаю. Но мой отряд на второй день не выслали, и в Лугбурц ничего не посылали. Из-за Великого Знамения, и из-за того, что Высокий Назгул отправился на войну, и из-за всего прочего. А потом они долго не могли добиться от Лугбурца внимания, так я слышал.
— Я думаю, Око было занято чем-то другим, — сказал Шаграт. — Говорят, на Западе большая буча.
— Надо думать, — проворчал Горбаг. — А тем временем враги поднялись по Лестнице. А ты зачем вылез? Ведь тебе приказано было стеречь выход, какие б особые приказы ты не получал, а? А ты?
— Довольно! Не учи меня служить. Мы начеку. Мы знаем, что внизу творятся странные вещи.
— Очень странные!
— Да, очень странные – огни, крики и прочее... И Шелоб была на посту. Мои парни видели и ее саму, и ее Ябедника.
— Ее Ябедника? Кто это?
— Ты наверняка его видел – маленькая, тощая черная тварь, тоже вроде паука или, скорей, заморенной лягушки. Он бывал здесь и раньше. Впервые пришел много лет назад, из Лугбурца, и мы получили Сверху приказ пропустить его. С тех пор он раз или два поднимался по Лестнице, но мы его не трогали: похоже, они с Ее Милостью столковались. Он небось просто невкусный: на приказы Сверху Шелоб плюет. Однако ж отличную охрану выставили вы в долине – он побывал здесь за день до заварушки. Вчера под вечер мы его видели. Мои парни доложили, что Ее Милость развлекается, и мне это понравилось. А потом пришло сообщение. Я думал, Ябедник притащил ей игрушку или, может, ты прислал ей подарок – военнопленного или еще что. Я в ее игры не лезу. Ничто не проскочит мимо Шелоб, когда она охотится.
— Ах, ничто? Глаз у тебя, что ли, нет? Говорю же: у меня на душе муторно. Тот, кто поднялся по Лестнице, проскочил мимо. Прорубил паутину и выбрался из норы. Тут есть над чем подумать!
— Ну ладно, но ведь она в конце концов поймала его, разве не так?
— Поймала! Кого? Этого малыша? Да будь он один, Шелоб давно отправила бы его в свою кладовку, там он сейчас и лежал бы. А если он нужен Лугбурцу, тебе пришлось бы отправиться за ним в логово. Дело как раз по тебе! Да только он был не один.
Тут Сэм прижался ухом к камню и стал слушать внимательнее.
— Кто разрубил паутину, которой его обмотала Шелоб, Шаграт? — спросил Горбаг. — Тот же, кто перерубил сеть. Разве ты этого не понимаешь? А кто воткнул в Ее Милость булавку? Опять же он, считаю я. А где он? Где он, Шаграт?
Шаграт промолчал.
— Напряги мозги, Шаграт, если они у тебя есть. Тут не до смеха. Никто, никто никогда не втыкал в Шелоб булавок, ты отлично это знаешь. Беды в том нет, но подумай: здесь свободно бродит кто-то опасный, опаснее любого из гнусных мятежников, каким только доводилось топтать эту землю с дурных Древних дней, с времен Великой Осады. Кто-то все-таки проскочил.
— И что же это? — проворчал Шаграт.
— По всем признакам, воевода Шаграт, это великий воин, скорей всего эльф, и уж точно с эльфийским мечом, а может, и с топором. Он прошел здесь, а ты и не заметил. Вот уж странно! — Горбаг сплюнул. Сэм угрюмо улыбнулся, услышав такое описание своей особы.
— Ну, ты всегда ждешь беды, — фыркнул Шаграт. — Ты хочешь объяснить следы так, но их можно толковать и по-другому. Во всяком случае, я повсюду расставил часовых и собираюсь заниматься всем по очереди. Когда мы поглядим на малыша, которого поймали, я займусь чем-нибудь другим.
— Я думаю, вы немного у него найдете, — сказал Горбаг. — Вероятно, у него нет ничего общего с настоящим противником. Большой воин с острым мечом не очень-то ценит его, иначе не оставил бы его так лежать: обычные эльфийские штучки.
— Увидим. Ну, пошли! Довольно болтовни. Пойдем посмотрим на пленника!
— Что ты хочешь с ним делать? Не забудь, я первый заметил его. Если начнется игра, я и мои парни должны в ней участвовать.
— Ну, ну! — проворчал Шаграт. — У меня есть приказы. И ни мне, ни тебе нельзя их нарушать. Все нарушители, задержанные стражей, должны содержаться в башне. С пленников все сдирать. Подробное описание каждого предмета – одежды, вооружения, писем, колец и побрякушек – немедленно отсылать в Лугбурц и только в Лугбурц. Пленника же содержать в безопасности и под страхом смерти для всех поголовно стражников не трогать, пока Он не пришлет приказ или не явится Сам. Это совершенно ясно, так я и намерен поступить.
— Все сдирать, да? — спросил Горбаг. — Что, зубы, волосы, когти – все?
— Нет, ничего такого. Сказано тебе, он для Лугбурца. Он нужен целый и невредимый.
— Это будет нелегко, — засмеялся в ответ Горбаг. — Он теперь просто-напросто падаль. Не знаю, что Лугбурц станет делать с такой дрянью. Мы спокойно могли бы бросить его в котел.
— Дурак, — фыркнул Шаграт. — Ты говорил шибко умно, да только ты не знаешь того, что знают все остальные. Не поостережешься, так сам угодишь к Шелоб в брюхо. Падаль! И это все, что ты знаешь о Ее Милости? Когда она связывает кого-то, это значит, ей хочется мясца. Она не ест мертвечину, не сосет холодную кровь. Этот пленник еще жив!
Сэм пошатнулся и ухватился за камень. Он почувствовал, что темный мир вокруг него перевернулся. Потрясение было столь велико, что хоббит едва не лишился чувств; но, сражаясь с обмороком, он ясно слышал свой внутренний голос: «Глупец, хозяин жив, и твое сердце знало это. Не доверяй своей голове, Сэмвайс, это не лучшее, что у тебя есть. Беда с тобой в том, что по правде у тебя никогда не было надежды. Что же делать?» Пока ничего: только прижаться к неподвижному камню и слушать, слушать гнусные голоса орков.
— Скажешь тоже! — хмыкнул Шаграт. — У нее есть разные яды. Когда она охотится, то жалит жертву в шею. Та обмякнет, точно рыба, из которой вынули кости, и тогда Шелоб делает свое дело. Помнишь старого Уфтака? Он пропадал много дней. Потом мы нашли его в одном из закоулков: он висел в паутине, но был живой и злобно смотрел на нас. Как мы смеялись! Должно быть, она забыла о нем, но мы его не тронули – связываться с Ее Милостью опасно. Не-ет —через несколько часов этот маленький грязнуля очухается. И хоть некоторое время его будет мутить, в больше ничего ему не сделается. Если, конечно, Лугбурц оставит его в покое. Ну и, ясное дело, если забыть о том, что ему захочется узнать, где он и что с ним стряслось.
— И что еще стрясется! — засмеялся Горбаг. — Мы-то уж точно можем рассказать ему историйку-другую, если больше ничего нельзя. Вряд ли он бывал в прекрасном Лугбурце, а стало быть, ему захочется узнать, что его ждет. Выходит забавнее, чем я думал. Айда!
— Никаких забав не будет, говорю тебе! — сказал Шаграт. — Его придется держать в целости и сохранности, не то мы все умрем.
— Ладно! Но на твоем месте, прежде чем посылать доклад в Лугбурц, я постарался бы поймать того большого. Не очень-то приятно признаваться, что ты поймал котенка и позволил сбежать коту.
Голоса стали удаляться. Сэм услышал затихающий шум шагов. Он очнулся от потрясения, и в нем вспыхнула дикая ярость. — Я ошибся! — крикнул он. — Я знал, что ошибусь. Эти грязные дьяволы схватили его! Никогда, никогда, никогда не оставлять хозяина – таково было мое правило, верное правило! Я сердцем чуял... нет мне прощения! Теперь надо вернуться к нему. Как это сделать? Как?
Хоббит вновь выхватил меч и принялся бить по камню рукояткой, но тот только отзывался глухим стуком. Меч, однако, сверкал теперь так ярко, что в его свете Сэм смутно различал окружающее. К своему удивлению, он разглядел, что глыба очертаниями напоминает тяжелую дверь и высотой она всего лишь в два его роста. Между ее верхним краем и низким сводом туннеля оставалось пустое черное пространство. Вероятно, камень должен был лишь предотвращать вторжение Шелоб и изнутри, куда было не достать этой хитрой бестии, запирался на задвижку или засов. Собрав остатки сил, Сэм подпрыгнул, ухватился за кромку камня, вскарабкался на него и спрыгнул на другую сторону. И со сверкающим мечом в руке бросился бежать по петляющему туннелю.
Известие о том, что хозяин жив, прогнало мысли об усталости и вдохнуло в хоббита силы для последнего рывка. Сэм ничего не видел впереди – этот новый туннель постоянно петлял и поворачивал, – но думал, что вот-вот догонит орков: их голоса звучали совсем рядом.