Кантемировская
Живоносный Источник
В год отвержения Царицына (1785) императрица проживала между Петровским замком и Коломенским, определенно удовлетворяясь ими. В Петровском замке можно было жить: он только стилистически на стороне Царицына; успешность, завершенность замка противоположна царицынской фатальности.
Иносказание константинопольской Софии, Петровский замок памятник вполне ортодоксального, а не эзотерического символизма в архитектуре. Опыт внутренней, а не наружной только реставрации Средневековья, «готики», их символического языка. Опыт возвратного движения к сакральности традиционной.
Царицыно стало примером нововременского тайнознания, бредущего с туманной целью прочь от ортодоксии.
В.И. Баженов. Проектная панорама Царицына. 1776.
Фрагмент с церковью Живоносного Источника
А впрочем, церковь Богородичной иконы Живоносного Источника, построенная Кантемирами в Царицыне, сохранена в ансамбле императорской усадьбы. Хотя едва ли стала центром новой композиции. Храмовое посвящение восходит к топографии Константинополя, его застенного предместья, откуда и канон иконы. У молдавских и валашских господарей, Кантемиров в их числе, мечта о византийской реставрации долго была живее, чем среди Романовых. Теперь это была мечта самой Екатерины. Только вместо знака или образа Святой Софии – знак пригородной церкви.
Цареградский монастырь Иконы Живоносного Источника был уничтожен турками в XV столетии. В его урочище осталось жить красивое предание. Монаху, чистившему рыбу, принесли сюда известие о взятии столицы турками. Скорее эта рыба оживет, сказал монах. И рыба ожила.
Два следствия екатерининской Ходынки, Петровский замок и Царицыно разведены в пространстве так, что первый словно вынут из второго. Как Петербург, знаком которого оно является, Царицыно можно назвать Царьградом без Софии.
В модельных парах подмосковных – Петровского дворца с Петровским-Разумовским, Царицына с Коломенским – возможна третья, проверочная комбинация: Петровского дворца с Царицыном. Второе есть предместье первого, его застенье.
Господарь
Так в императорском Царицыне действует память Черной Грязи и ее старинного владельца – князя Кантемира, господаря Молдавии времен царя Петра.
До бегства от турецкого султана в подданство России князь Дмитрий обладал дворцом в Константинополе. Свой юг он перенес в Черную Грязь, отстроив в подмосковной летние хоромы эксцентричной (в его случае китайской) архитектуры. Князь был поклонником архитектурного искусства, видел его как историческую сумму, отстраненно, ученым взглядом, предшествующим всякой стилизации.
Князь Кантемир есть первый гений места Царицына. Когда одну из ближних станций метрополитена назвали «Кантемировской», вольно же было думать, что только в честь гвардейской танковой дивизии.
Часть IIIКоловращение
Видение Кваренги
Когда Кваренги рисовал Коломенское, он запечатлел, кроме доныне видимых церквей и башен, невидимый, снесенный незадолго перед тем старый дворец царей, восьмое чудо света, деревянное же первое.
Чудо явления дворца на панораме может быть объяснено не прибегая к метафизике: использовались старые рисунки и обмеры, позволившие позже, в XIX столетии, исполнить и модель дворца. Но эти бескрылые позитивизмы мешают чувствовать и думать, что Коломенский дворец инакосуществует. Что может быть увиден, как свет звезды погасшей. Так чувствуют на протяжении двух с четвертью веков, прошедших с угасания звезды, все, кто сознал эту потерю как потерю. Мы могли бы захватить начальным краем жизни поздний край жизни дворца: дерево в срубе живо на московской широте лет триста.
Дж. Кваренги. Вид села Коломенского. 1795
Предположение, что, может быть, дворец снесен гораздо позже решения о сносе, приходится отставить. Дворец снесен, насколько можно истребить неистребимое. Погиб, как деревянная Москва, моделью коей послужил внутри коломенской модели города (в нем «множество жилищ градови равнится», – писал о дворце Симеон Полоцкий). Снесен, но, как казалось, может быть воссоздан с точностью до лемеха, и оживал в самом желании восстановления у разных поколений.
Царицыно же строится, бросается и снова строится третье столетие. Небыль и быль.
Вокруг да около
У Кваренги за коломенский дворец заходит солнце. В подписи к рисунку, сочиненной Николаем Львовым, эта подробность комментирована так: «Означенный терем восходящим солнцем есть тот самый, в котором родился Петр Великий. Московский лирик Сумароков зделал на оне достопамятное строение <…> следующую надпись: «Ко щастью Роскому в сем месте рок был щедр, Природа извела сокровище из недр, Дохнул от высоты к нему небесный ветр, Родился в доме сем великий россам Петр».»
Что терем обозначен восходящим солнцем, – оговорка, сделанная, может быть, навстречу зрению Кваренги, у которого на панораме солнце испускает невечерние лучи, либо навстречу Сумарокову. Но оговорка Львова выдает еще одну коломенскую тайну.
Можно сказать, что восхождением Петра попраны алтари, смотрящие, как ясно, на восток. Можно назвать восход Петра закатом, что справедливо не меньше чем наполовину. У того же Сумарокова находим:
Петр природу пременяет,
Новы души в нас влагает,
Строит войско, входит в Понт,
И во дни сея премены
Мещет пламень, рушит стены,
Рвет и движет горизонт.
Но дело не в Петре, дело в Коломенском. Восток и запад в нем способны сняться с мест; идет вращение. Недаром его церкви XVI века центричны. У Георгиевской церкви-колокольни алтарь не выделен, у Вознесенской спрятан в «рукаве» креста. У церкви Усекновения в Дьякове, составленной из нескольких столпов, только центральный осложнен апсидой, впрочем, заглубленной между угловыми придельными столпами.
Неизвестный художник. Вид царского дворца в селе Коломенском с северной стороны от Москвы, в 1675 году. 1830-е
Центричность храмов подтверждает формообразующую роль коловращения в Коломенском. Ему опасно было бы одно смешение верха и низа. Коломенские храмы укоренены в подвижном, путешествующем космосе и проявляют в нем незыблемые стержни вращения, таинственную тишину неподвижного центра.
Дворец царя Алексея Михайловича в Коломенском.
Гравюра с оригинала Ф. Гильфердинга
Таков в Москве Иван Великий. Таков и храм Василия Блаженного, чудесный лес миродержавных стержней, имеющий в Коломенском прямой архитектурный аналог – Дьяковскую Предтеченскую церковь. Декоративные кирпичные спирали в сводах центральных башен обоих храмов обнаруживают коловерть Коломенского и Москвы, круглого города.
Многосоставность, невыявленность главного фасада, объемность, полнота трех измерений деревянного дворца в Коломенском – той же природы: «А дворец тут золотой, и стоит на одном столбе на серебряном, <…> – приводит Владимир Пропп фольклорное свидетельство о Тридевятом царстве. – Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повертываться, по местам передвигаться». Или: «Алмазный дворец словно мельница вертится, и с того дворца вся вселенная видна – все царства и земли, как на ладони».
Коломенское (как и «коломень», околица) – от «коло», круг. Коломенское всё вокруг себя. Да около Москвы.
Часозвоня и Внучий корпус
Смотревшему с дозорной высоты кремлевского Ивана Коломенское отмечало горизонт, границу космоса Москвы, а сверхвысокая, сопоставимая с одним Иваном вертикаль коломенского Вознесения не позволяла этой связи развалиться. Царицыно же помещается за горизонтом, непереходимым для вертикали тамошнего храма с его надставленной гораздо позже колокольней. Баженов не пытался укрупнить сам храм или надставить колокольню.
Зато он проектировал башню с часами на другом конце парадного двора. Баженовская часозвоня была мечтой о стержне для Царицына; ее непоявление свидетельствует о природе места как горизонтального.
Но и горизонтальное подвластно коловращению. Первоначальный баженовский проект не знал такого здания, длина которого настолько превзошла бы ширину, чтоб создавалось впечатление бездвижности или препятствия вращению. Вокруг дворца, разбитого на три равносторонние фигуры, были расставлены уступчатые, ограненные или круглящиеся павильоны с легкими сквозными коронами.
Генеральный план села Царицына, утвержденный Екатериной II. 1776 (?).
Между дворцами императрицы и цесаревича – оранжерея
В.И. Баженов. Генеральный план Царицына. 1781.
Между дворцами императрицы и цесаревича – Внучий корпус
В шестой сезон строительства Баженов предложил соединить дворцы императрицы и наследника через особый корпус. Это было откликом на прибавление Фамилии – рождение двух первых Павловичей. Повелением Екатерины Внучий корпус будет встроен, чтобы по ее же повелению исчезнуть вместе с остальными корпусами собственно дворца.
Метафизически соединение предназначалось к торможению Царицына. Позднее Казаков, строя дворец вместо снесенного, воспользуется его протяженным планом.
Новые дворцы
Конечно, десять лет между началом и концом царицынского замысла отяжелили волю государыни. Однако эта воля была еще легка, а замысел Царицына лежал в начале, когда предпринималось торможение Коломенского: возводился новый дворец на новом месте, севернее Вознесенского столпа, на кромке берега. Дворец мало запомнившийся и запечатленный, недолго живший и вообще едва ли бывший в том сокрытом смысле, в котором мощно был дворец старых царей. Екатерина попыталась приметать к взлетающему, окрыленному коломенскому храму некий руль против горизонтального вращения. На площади перед коломенским столпом Екатерина чувствовала головокружение, как мы.
Ф.Я. Алексеев и ученики. Коломенское. 1800-е.
Справа дворец Екатерины II
Е.Д. Тюрин. Фасад вновь выстроенного дворца в селе Коломенском. 1825
Летний дворец на том же месте, Александра I, и столь же мало памятный, прожил полвека в борьбе с самим собой: его длина была пронизана сквозными колоннадами и центровалась бельведером.
Николай I был последний, кто пытался остановить коломенское обращение. Придворный зодчий Штакеншнейдер нарисовал при церкви Вознесения дворцовый корпус, на другом конце которого копировалась та же церковь. Повторялось неповторимое. Всё было бы убито.
Только и эта небыль не сбылась. Коломенское осталось вращаться.
Вскоре потрясенный Берлиоз письмом Владимиру Одоевскому отворяет зрение на церковь Вознесения – шедевр, дотоле словно не замеченный, «забытый в шатре своей неповторимости».
Письмо Берлиоза
Перед Вознесенским храмом часто говорят пустое или умолкают, как перед несказуемым. Но, как и в случае со Львовым и Кваренги, проведать что-то позволяют оговорки. В этом смысле письмо Гектора Берлиоза не прочитано, хотя известно широко – в следующем переводе:
«Ничто меня так не поразило в жизни, как памятник древнерусского зодчества в селе Коломенском. Много я видел, многим любовался, многое поражало меня, но время, древнее время в России, оставившее свой памятник в этом селе, было для меня чудом из чудес. Я видел Страсбургский собор, который строился веками. Я стоял вблизи Миланского собора, но, кроме налепленных украшений, я ничего не нашел. А тут предо мной предстала красота целого. Во мне все дрогнуло. Это была таинственная тишина. Гармония красоты законченных форм. Я видел какой-то новый вид архитектуры. Я видел стремление ввысь, и я долго стоял ошеломленный».
А.И. Штакеншнейдер. Проект Коломенского дворца.
Вариант. 1836
О чем говорится в этом лестном для русского слуха письме? Поначалу, конечно, о храме. Но уже во втором предложении предмет подменен: «Многое я видел… но время… было для меня чудом из чудес». Миланский, Страсбургский соборы меряются с древним русским временем, а не с коломенским столпом. Таинственная тишина, гармония, законченная форма оказываются словами описания этого времени, оставившего памятник в Коломенском. Только в конце пассажа Берлиоз опоминается и говорит про новый вид архитектуры; или это время обладает у него архитектурой? Ее высотное стремление есть свойство порождающего времени, подобно как таинственная тишина, гармония, законченная форма, красота этого времени сделались свойствами архитектуры.
Н.А. Мартынов.
Вознесенская церковь в Коломенском.
Хромолитография. 1889
Берлиоз видел коломенское время. На письме проговорила себя тайна, о которой что-то знает круг коломенского часового пня.