Переговоры, которые он вел, закончились; однако они встретили на своем пути больше трудностей, чем предполагалось вначале. Как он ни торопился, как ни скрывал свои планы, о них стало известно; Англия опередила Францию, и оба обелиска, за которыми г-н Тейлор приехал в Египет, уже были обещаны Великобритании. Что же касается Мухаммеда Али, то самое заветное его желание состояло в том, угодить сразу обеим державам, и он ничего так не хотел, как привести их к согласию. В этих обстоятельствах предыдущее путешествие г-на Тейлора и исследования, которые он предпринял лично в тех местах, где находились памятники древности, принесли ему большую пользу: поскольку г-н Тейлор побывал в Египте еще в 1828 году, он заявил, что вопрос этот начал обсуждаться уже в то время и потому преимущество должно быть отдано его просьбе. Затем, чтобы достичь общего согласия, он предложил дать Англии вместо двух обелисков из Луксора обелиск из Карнака, превосходящий их по высоте; это повлекло за собой новые возражения, но англичанам были обещаны дополнительно два сфинкса, и в итоге два обелиска из Луксора и одна игла из Александрии были подарены Франции.
Так что, успешно завершив переговоры, г-н Тейлор приехал в прекрасном настроении и горел желанием продолжить путешествие; по его предложению и с общего согласия отъезд был назначен на следующий вечер.
Утром этого великого дня мы вместе с нашими арабами отправились к вице-консулу Франции г-ну Дантану, чтобы заключить с ними договор в его присутствии; вначале мы условились о количестве животных и людей для нашей экспедиции, а затем перешли к основному вопросу: предстояло выяснить, сколько нужно будет заплатить за тех и других, с учетом того, что путешествие в оба конца должно было длиться чуть больше месяца.
В спорах арабы неизменно одерживают победу: хитрые, упрямые, изворотливые, они всегда ускользают от ваших доводов, делая вид, что не понимают их, или пускают в ход аргументы, на которые вы ничего не можете возразить, ибо не знаете ни здешней местности, ни здешних нравов; вечно опасаясь продешевить, эти спорщики изначально завышают свои притязания, чтобы потом пойти на какую-нибудь незначительную уступку, делая при этом вид, что они приносят огромную жертву, и в конечном итоге нажиться вдвое. Главный довод, который арабы противопоставляли нашему требованию снизить цену, состоял в том, что на Синайском полуострове кочуют три различных племени и между ними есть соглашение не мешать друг другу сопровождать путешественников, а поскольку, по словам наших будущих проводников, такое невмешательство достигается лишь с помощью денег, то сумма, которую они с нас требовали и которая казалась нам столь значительной, на самом деле была более чем умеренной, ибо, за вычетом из нее доли двух других племен, оставшегося едва хватало на то, чтобы заплатить за погонщиков и верховых животных. Как видно, это был один из тех непреложных и непонятных аргументов, на какие нечего возразить; в итоге нам пришлось удовлетворить почти все требования арабов, и единственная выторгованная нами уступка заключалась в том, что во время путешествия они будут обеспечивать себя пропитанием сами и вопросы их снабжения нас никоим образом касаться не будут; что же касается дромадеров, то забота об их прокормлении легла на нас.
Когда сделка была заключена, г-н Дантан, присутствовавший при переговорах, предупредил нас, что полностью полагаться на дружеские отношения племени аулад- саид с другими племенами не следует; однако люди этого племени отличаются храбростью и преданностью и в случае необходимости помогут нам защищаться. Так что г-н Дантан призвал нас не забыть, что в кладь нам следует включить оружие, а в припасы — свинец и порох.
Наши арабы, которые с величайшим вниманием следили за речью г-на Дантан и, находясь слишком далеко от него, чтобы что-нибудь расслышать, оценивали ее воздействие по выражению наших лиц, догадались, что, так или иначе, сказанное было не в их пользу. В голову им прежде всего пришла мысль, что мы сожалеем о заключенной сделке и ищем предлог, чтобы ее расторгнуть: тотчас же один из них, носивший имя Бешара и немного изъяснявшийся по-французски, подошел к нам и, делая вид, будто он не замечает, что прервал разговор, пригласил нас посмотреть на дромадеров. Сам того не зная, он попал в мое уязвимое место. Я последовал за Бешарой, который привел меня во двор и остановился напротив своих верховых животных, призывая меня уяснить, что дромадер дромадеру рознь и что те, каких нам предстоит вскоре испытать, это настоящие хаджины, быстроногие, как газели, сильные, как львы, кроткие, как ягнята; у каждого из них имелась своя родословная, составленная по всем правилам, как у самых благородных и породистых арабских скакунов, а если бы мы пошли позади них по пустыне, то могли бы убедиться, что они не оставляют следов на песке, настолько стремителен и легок их бег.
Последнее высказывание, нужно признаться, подтверждалось самым беглым осмотром несчастных животных, удостоенных этой хвалебной речи; они отличались исключительной худобой, а их шкура, казалось принадлежавшая прежде животным вдвое толще их, своими свисающими складками покрывала нечто вроде стального каркаса, каждую пружину которого можно было прощупать. С другой стороны, морда у них была кроткой и доброй, а железное кольцо, продетое в ноздри, вполне, на мой взгляд, заменяло поводья, так что, за исключением их непомерного роста, у меня не было никаких серьезных причин выражать свое недовольство ими. К тому же я начал проникаться жалостью к нашим будущим спутникам: их столь превозносимая воздержанность была буквально написана на их телах; однако подобная жалость, вполне естественно, вызвала у меня сомнения относительно надежности здоровья этих несчастных животных. В ответ арабы принялись дружно возражать мне, и к их хору присоединился Мухаммед. Все, что у меня вызывало страх, служило, на их взгляд, обеспечению безопасности; все, что мне казалось недостатком, восхвалялось моими собеседниками как достоинство. Я понял, что мне их не переспорить, и решил держать свои сомнения при себе; и все же мне казалось, что я ни разу не видел дромадеров столь гигантского роста.
Тем временем ко мне присоединились барон Тейлор и Мейер: нужно было срочно закупать провизию; мы отложили завершение сделки на вечер и попросили арабов составить список необходимых в дороге вещей. Как ни короток был этот список, нам пришлось из-за разнообразия перечисленных в нем предметов обегать все каирские базары, ибо каждый торговец и каждый квартал занимаются продажей строго определенного вида товара и никогда не вторгнутся в ту коммерцию, какую ведут торговцы из соседнего квартала.
Вот перечень этих предметов, способный дать представление о простоте уклада кочевой жизни, когда нужды путешественников сводятся к строго необходимым жизненным потребностям:
бурдюки для воды;
кожаные фляжки, подвешиваемые к седлу, чтобы можно было пить на ходу, не останавливая караван и не открывая бурдюков;
рис на трех человек в расчете на дорогу в оба конца (нас убеждали, что мы найдем рис на Синае, но мы предпочли запастись им в Каире);
мука, чтобы выпекать хлеб;
бобы для корма дромадеров;
финики, то есть плоды, лучше всего сохраняющиеся в подобных путешествиях;
мишмиш: это тот самый вяленый на солнце абрикосовый мармелад, о котором, напомним, мы говорили в связи со съестными базарами и который сворачивают в рулон наподобие ткани и продают аршинами; подобный продукт весьма удобен для перевозки, поскольку он занимает не больше места, чем скатка, и превращается в превосходное варенье, если опустить его в кипящую воду;
табак, предназначенный для подарков как нашему эскорту, так и арабам, которые могут повстречаться нам в пути;
дрова, чтобы готовить пищу;
кофе, чтобы бороться с угрожающим нам сильным потоотделением;
сахар в дар монастырю;
палатка, чтобы защищать себя от палящего солнца и ночного холода;
и наконец, железные горшки для приготовления еды, так как глиняные горшки не в состоянии более десяти минут выдерживать рысь дромадеров.
Последний пункт напомнил мне о моей навязчивой идее: перечисляя в разговоре со мной достоинства хад- жинов, Бешара забыл похвалить их потрясающую рысь, и, при всей нелестности подобного сравнения, мне показалось, что нам предстоит сыграть роль глиняных горшков.
Тем не менее, поскольку речь шла о том, чтобы за два- три часа обежать дюжину базаров, приходилось поторапливаться; мы кинулись к ближайшей стоянке нанимать ослов, оседлали этих достойных четвероногих, оказавших нам уже столько услуг и ценимых мною еще больше теперь, когда мне предстояло расстаться с ними и свести знакомство с нашими новыми средствами передвижения, а затем тронулись в путь. По мере того как мы делали покупки, Мухаммед свозил их в нашу штаб-квартиру; за три часа было приобретено все необходимое. Я забыл сказать, что к полученному нами перечню припасов мы добавили свечи, чтобы иметь возможность писать и рисовать после захода солнца.
Нам пришлось также расстаться с бабушами и м арку ба ми, незамедлительно сменив их на длинные красные сапоги, изготовленные в Марокко, мягкие и облегающие ногу, словно шелковые чулки; нашу голову теперь укрывал не только тюрбан, но и красно-желтый полосатый платок, концы которого, свисавшие по обе стороны лица и оставлявшие его в тени, были украшены шелковыми кистями с отделкой из серебряной филиграни; наконец, наряженные таким образом, мы вернулись в европейский квартал, чтобы руководить укладкой всех наших покупок, и, хотя и оставшись без сил, были настроены тронуться в путь в тот же вечер.
Сборы в дорогу уже подходили к концу; мне не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь еще умел укладывать вещи так же проворно, как арабы: к нашему приходу все уже было скатано, стянуто ремнями и перевязано веревками, а два из четырех дромадеров, предназначенных для перевозки клади, навьючены. И тогда г-н Мсара, видя, что остаток работы вполне может быть закончен и без нас, коль скоро первую ее часть так успешно проделали в наше отсутствие, посоветовал нам использовать оставшееся время на то, чтобы пойти в местный греческий монастырь, являющийся подворьем Синайского монастыря, и попросить там рекомендательные письма. Совет показался нам дельным, и мы поспешили последовать ему, но едва мы успели проехать три или четыре улицы, как путь нам преградило свадебное шествие: новобрачная, сидевшая верхом на осле, была плотно закутана в огромное шелковое покрывало; четверо евнухов несли над ее головой балдахин, а следом за ней шла толпа женщин, тоже в покрывалах, издавая особые, присущие только арабским женщинам кудахтающие звуки, которые получаются при легком прикосновении языка к нёбу и служат в этих обстоятельствах, как и во всех других счастливых случаях, выражением радости. Эта мелодия заполняла собой перерыв в другой, еще более варварской музыке, и, когда