Что бы ни представляла собой жертва, которую хочет проглотить это омерзительное животное, оно ударяет ее хвостом и подталкивает по направлению к своим челюстям, а те в это время, пока хвост действует, распахнуты во всю ширину и повернуты вбок, чтобы принять предмет, который хвост им посылает и который эти страшные и неотвратимые челюсти перемелют в мгновение ока.
Однако именно из аллигаторов плантаторы Техаса, Новой Мексики и соседних провинций добывают жир, которым они смазывают колеса своих мельниц.
В сезон охоты на аллигаторов, то есть в середине осени, эти животные словно сами приходят сдаваться. Они покидают свои топкие озера и илистые реки, чтобы найти себе самые теплые уголки для зимовья. Там они роют ямы под корнями деревьев и сами зарываются в землю. В это время они впадают в такое оцепенение, что не представляют более никакой опасности. Негры, которые на них охотятся, одним ударом топора отделяют хвост от туловища, но, по-видимому, даже такое ужасное рассечение неспособно их пробудить. После этой первой операции их разрубают на куски, которые бросают в гигантские котлы; затем, по мере того как кипит вода, жир всплывает на поверхность, и негр собирает его огромным черпаком. Обычно один человек берет на себя все три заботы: он убивает аллигатора, варит его и собирает его жир.
Случалось, что негры убивали по пятнадцать аллигаторов в день, но при этом ни разу не было слышно, чтобы в это время года хотя бы один из них получил даже царапину.
Что же касается карвана, то тут дело обстоит иначе: он еще более губителен и еще более страшен, чем аллигатор, но никто никогда не видел его живым, а когда на него можно взглянуть, он уже ни на что не способен. Однако, поскольку карванов находили мертвыми после осушения лагун или отвода воды из рек, известно, как они выглядят: это гигантская черепаха с панцирем длиной в десять—двенадцать футов и шириной в шесть футов, с головой и хвостом, как у аллигатора. Спрятавшись в тине, как муравьиный лев в песке, чудовище поджидает жертву в своего рода воронке, где его распахнутые челюсти всегда готовы схватить добычу, которую пошлет ему случай.
Именно от такого жуткого чудовища Алуна сумел убежать, оставив ему свою лошадь, которая исчезла, перемолотая в невидимой пасти, откуда доносилось похрустывание костей, и случалось это с ним дважды.
Тем не менее однажды офицеры американских инженерных войск, измерявшие расстояния между Мексикой и Новым Орлеаном и увидевшие, как один из их товарищей стал жертвой карвана, решили сообща с одним американским земледельцем, в доме которого они остановились и в гостях у которого оказался также Алуна, во что бы то ни стало вытащить одно из этих чудовищ из пучины, где те обитали. Соответственно, они предприняли для этой необычной рыбной ловли следующие приготовления.
К цепи длиной в тридцать или сорок футов прикрепили якорь небольшой лодки; к этому якорю привязали в качестве приманки двухнедельного ягненка. Якорь с ягненком бросили в тину, а другой конец цепи обмотали вокруг ствола дерева.
Сторожить эту странную донную удочку поставили негра.
На следующий вечер он прибежал с сообщением, что карван клюнул и что, по всей вероятности, он проглотил якорь, от рывков которого сотрясается цепь и шатается дерево.
Было уже слишком позднее время, чтобы что-либо предпринимать против карвана в тот же вечер, и извлечение чудовища из его илистого логова пришлось отложить до следующего утра.
На следующий день, на рассвете, все собрались около дерева. Цепь была настолько натянута, что кора дерева там, где вокруг него намотали цепь, оказалась полностью стертой из-за этого сильного натяжения. К цепи тотчас же прикрепили веревки, а к этим веревкам привязали двух лошадей.
Лошади, которых понукали и стегали кнутами, объединили силы и попытались вытащить карвана из пучины, но все их усилия были напрасны: стоило им сделать шаг вперед, как тут же под действием какой-то непреодолимой силы они отступали назад. Тогда, видя, что одних лошадей здесь недостаточно, фермер велел привести двух самых сильных быков со своей фермы; быков впрягли вместе с лошадьми и стали погонять стрекалом. На какую-то минуту у собравшихся появилась надежда, что эти усилия приведут к успеху, ибо на поверхности тины, взбаламученной подводными толчками, показались, хотя и не целиком, челюсти животного; однако внезапно под действием сильного рывка якорь вылетел из болота на берег. Одна из его лап была отломана, а другая, изогнутая, перекошенная, вывернутая, несла на себе куски мяса и костей, вырванные из челюстей чудовища. Но само чудовище так и осталось невидимым, и по колебаниям тины можно было догадаться, что оно погрузилось как можно глубже в эту подвижную и бесконечную пучину.
Вот каковы эти страшные существа, которым дано было внушить ужас нашему спутнику Алуне, хотя то чувство, какое он испытывал, рассказывая об этих почти баснословных животных, являлось скорее отвращением, чем ужасом.
В другой раз, у подножия Скалистых гор, между подножием этих гор и озером, которому никто из путешественников еще не додумался дать название, Алуну преследовал отряд воинственных индейцев, и охотник, зная, что курок его карабина сломан, чувствуя, что лошадь под ним вот-вот падет без сил, и понимая, что на своих свежих лошадях индейцы в конце концов догонят его, решил воспользоваться быстро наступавшей темнотой и скрыться от них с помощью уловки, к которой он дал себе слово прибегнуть в крайних обстоятельствах, если ему случится когда-нибудь в них оказаться.
Уловка была весьма проста: речь шла о том, чтобы лошадь продолжила свой бег одна, без седока, а сам он остался на дороге; и тогда, чем больше индейцы будут приближаться к лошади, которая увеличит скорость, освободившись от всадника, тем больше они будут удаляться от него.
И потому он направил свой бег к небольшой сосновой роще, заранее освободился от шпор и, проезжая под одним из деревьев, ухватился за крепкую ветвь; он повис на ней, а лошадь помчалась дальше. Алуна зацепился ногами за ту же ветвь, за которую он держался руками, и уже через минуту добрался до середины дерева.
Около дюжины дикарей галопом проскакали мимо. Алуна видел и слышал их, но его никто из них не увидел и не услышал.
Когда они удалились и звуки галопа стихли, Алуна спустился с дерева и стал искать место, где можно было бы провести ночь. Через несколько минут он нашел одну из расщелин, столь часто встречающихся в подножии Скалистых гор; она соединялась с пещерой, просторной, но темной, поскольку свет в нее проникал лишь через проход, только что обнаруженный Алуной. Он проскользнул в него, словно змея, отыскал в пещере большой камень и прислонил его к входному отверстию, чтобы никому другому, ни человеку, ни зверю, не пришло в голову войти туда следом за ним, потом закутался в пончо и через мгновение, разбитый усталостью, заснул.
Но как ни крепко он спал, особенно первым сном, ему пришлось проснуться, чтобы разобраться с тем, что происходило с его нижними конечностями.
По ощущению Алуны, одно или несколько животных с чрезвычайно острыми когтями проделывали с его ногами то, что коты порой проделывают с метлой, затачивая о нее свои когти.
Алуна потряс головой, убедился, что он не спит, протянул руку и ощутил под ней двух молодых ягуаров величиной с крупного кота; привлеченные, несомненно, запахом свежего мяса, они играли с его ногами, запуская когти туда, где прорези в штанах оставляли открытыми голые ноги.
Ему тотчас стало понятно, что он попал в пещеру, служившую убежищем ягуару и его детенышам, что мать и отец, вероятно, отправились на охоту и не замедлят вернуться и, следовательно, ему лучше всего побыстрее отсюда убраться.
Так что он поднял ружье, скатал пончо и приготовился отвалить от входа камень, чтобы поскорее покинуть западню, куда он сам себя загнал, и выйти на открытое место.
Но стоило Алуне взяться руками за камень, как не далее чем в ста шагах послышался рев, давший ему знать, что он опоздал; это возвращалась ягуарица, и другой рев, раздавшийся уже в двадцати шагах, оповестил его, что возвращается она быстро. В ту же минуту он почувствовал, что зверь толкнул камень, пытаясь войти внутрь.
Детеныши, со своей стороны, ответили на рев матери мяуканьем, полным нетерпения и угрозы.
У Алуны было с собой ружье, но, как мы уже говорили, курок ружья был сломан, и, стало быть, оно вышло из строя.
Однако Алуна нашел способ воспользоваться им.
Он оперся спиной о камень, чтобы удержать его на месте, несмотря на усилия ягуарицы, и принялся как можно быстрее заряжать ружье.
Столь простая в обычных обстоятельствах, эта операция усложнялась в его нынешнем положении страшной тревогой.
В двух шагах от него, за камнем, сотрясаемым каждую минуту ее толчками, ревела ягуарица; он чувствовал, как до него доносится ее мощное дыхание, когда она просовывала голову в щели, остававшиеся там, где камень неплотно прилегал к стене. Один раз он даже почувствовал, как когти ягуарицы коснулись его плеча.
Но ничто не могло отвлечь Алуну от важной операции, которую он выполнял.
Зарядив ружье, Алуна стал высекать огонь, чтобы поджечь кусочек трута. Каждый раз, когда из-под огнива вылетали искры, взгляду охотника открывалась внутренность пещеры, сплошь усеянной костями животных, которых сожрали два ягуара, а среди этих костей виднелись два детеныша, глядевшие на него и вздрагивавшие при каждой вспышке.
Тем временем их мать продолжала яростно сражаться с камнем, загораживавшим вход.
Но Алуна уже зарядил ружье и уже поджег трут: теперь настала его очередь нападать.
Он повернулся, продолжая изо всех сил удерживать камень весом своего тела, потом просунул ствол карабина в ту самую щель, куда ягуарица просовывала голову и лапу.
Увидев, что к ней приблизился незнакомый предмет, который нес ей угрозу, ягуарица схватила его зубами и попыталась перегрызть его, как она это делала с костями.