Он чувствовал себя ослепительно счастливым, помолодевшим и веселым, как школьник. Все вокруг было таким невыразимо свежим и чистым: бронзовые лица, рубашки с расстегнутыми воротниками, голые ноги, голубое небо. Время от времени мимо в облаке брызг проплывал быстроходный катер; темные маленькие лодки лениво скользили туда-сюда; воздушный змей шелестел у них над головами, изредка шаловливо пикировал вниз, а потом снова взмывал вверх и пугал дрейфующих чаек. Мужчина и маленький мальчик торопливо спускались к морю с сачком…
Мистер Стивенс сделал глубокий вдох, расправив грудь, чтобы чистый воздух наполнил легкие до самого дна. Эти моменты вознаграждали его за всю пережитую боль, за все разочарования, за все унижения. – Не зевай! – крикнул Дик, и мистер Стивенс едва успел поймать мяч, стремительно полетевший вниз.
Он откинулся назад и запустил мяч высоко в небо, с большим удовольствием отметив, что один пожилой джентльмен остановился и восхищенно наблюдал за полетом. Он всегда отлично подавал и за годы ничуть не утратил мастерства.
Через некоторое время они поставили калитки и разделились на две команды: мистер Стивенс и Эрни против Дика и Мэри. Дик отбивал лучше всех и успел много раз перебежать от одного конца площадки к другому, пока не допустил оплошность и не выбыл из игры. Он разметал медленные подачи мистера Стивенса по всему пляжу, но мистер Стивенс был скорее доволен, чем раздосадован, и даже немного горд. Дик, в рубашке для крикета с расстегнутым воротником и закатанными рукавами, как будто стал шире в плечах и выглядел совсем как прежде – теперь он опять казался тем же беспечным школьником, каким был в прошлом году.
Мистер Стивенс волновался за Дика с тех пор, как тот год назад окончил школу и начал работать. Он устроил сына на первоклассную должность в конторе “Мэйплторпс”, специализирующейся на торговле канцелярскими товарами в районе Ладгейт-Хилл; он пустил в ход свои связи, чтобы Дик получил эту работу, и очень гордился собой. Сначала Дика вроде бы обрадовала перспектива найти свою дорогу в жизни и зарабатывать собственные деньги. Но через некоторое время в нем произошла перемена. Он никогда не был особенно бойким, но и тихоней тоже не был и добился больших успехов в спорте, когда учился в Бельведер-колледже. В последний год он стал капитаном команды по крикету и вице-капитаном футбольной команды, и директор мистер Барбур сказал мистеру Стивенсу, что Дик хорошо себя проявил в школе и что им будет жаль расставаться с ним. Кроме того, Дик еще и отлично бегал и завоевал титул Victor ludorum[8] в спортивных состязаниях. Мистер и миссис Стивенс гордились им.
Он начал работать в “Мэйплторпс” вскоре после прошлогоднего отпуска, и в первый день мистер Стивенс поехал с ним. Даже тогда Дик уже выглядел немного другим. Котелок плохо держался на его жестких темно-русых волосах, а новый костюм из синей саржи был ему тесноват, и Дик казался узкоплечим и худым. В школьные годы он всегда ходил в старом пиджаке свободного покроя и мешковатых фланелевых брюках.
Неделя потянулась за неделей, наступила зима, и все это время мистер Стивенс знал, что его сын ужасно несчастен – но отважно пытается это скрыть.
Он боялся, как бы Дик не наделал глупостей, но осторожные расспросы подтвердили, что тот работал очень старательно и добросовестно, хотя бывал немного медлительным, а иногда и рассеянным.
Постепенно он как будто приноровился и уже не казался таким несчастным, но все время выглядел усталым и бледным и много молчал.
Его рабочий день, конечно, был долгим – начинал он в девять, заканчивал нередко после шести, а по субботам его задерживали допоздна, и играть он уже не мог. Он записался на спортивные состязания выпускников и всю весну тренировался в сумерках перед ужином. В то время он казался веселее и больше походил на себя прежнего, когда после обтирания садился ужинать в своем старом школьном пиджаке. Но на соревнованиях он выступил не очень хорошо.
Он, похоже, не стремился поддерживать отношения со школьными друзьями, хотя иногда, если по субботам работа заканчивалась относительно рано, переодевался во фланелевые брюки и шел на школьное поле посмотреть игру. Но даже это постепенно сошло на нет. По вечерам он читал, а иногда отправлялся на долгие прогулки в одиночестве.
Но теперь он снова был самим собой – отбивал мяч сильными, хорошо рассчитанными плоскими ударами и быстро перебегал от одной калитки к другой. Когда волосы падали ему в лицо, он откидывал голову назад все тем же движением, которое почему-то всегда вызывало у мистера Стивенса гордость. Его щеки разрумянились, глаза горели, он все время смеялся и становился серьезным только в те моменты, когда опускал биту, чтобы ударить по мячу.
Матч кончился, и они растянулись рядом на пологом галечном берегу. С безоблачного неба светило палящее солнце, но их лица овевал прохладный морской бриз. Со всех сторон доносился сонный, счастливый шум побережья.
Долгое время никто из них не произносил ни слова, а потом раздался голос Дика, как будто он говорил во сне:
– Нет, правда. Разве не великолепно? Он лежал, раскинув руки, и тоненький ручеек гальки струился у него между пальцев.
Глава XVII
Люди, которые любят все организовывать заранее, в отпуске могут оказаться ужасными занудами, но многое зависит от того, как именно они это делают.
Мистер Стивенс любил все организовывать, но знал, что это нужно делать очень осторожно, и никогда не настаивал, если остальные были против.
Не то чтобы ему нравилось руководить окружающими и командовать парадом – просто он знал: чтобы в полной мере наслаждаться каждым часом отпуска, необходим хоть какой-нибудь общий план.
Одна из его лучших идей состояла в том, чтобы каждый второй день у них был предварительно расписан, а в оставшиеся дни все члены семьи пользовались неограниченной свободой и могли делать то, что им нравится. Это было разумное решение, с какой стороны ни посмотри. Причиной мелких ссор, которые так часто можно было наблюдать на пляже во второй половине дня, не всегда становилась жара: чаще они происходили из-за того, что люди слишком много времени проводили вместе и действовали друг другу на нервы.
Поэтому мистер Стивенс всячески старался устроить так, чтобы в те дни, когда никаких планов у них не было, каждый мог заниматься тем, чем хочет. Собираться всей семьей за столом становилось значительно приятнее, потому что все возвращались с разными впечатлениями и новыми мыслями, которыми им не терпелось поделиться. Конечно, они не всегда отдыхали сами по себе, потому что ни Эрни, ни миссис Стивенс не очень любили оставаться одни, – но тем не менее расходились по своим делам и не проводили время вместе.
Для мистера Стивенса это было очень удобно: что ему всегда нравилось в отпуске, так это возможность целый день гулять в одиночестве.
Он любил хорошо поразмыслить – хорошо, тщательно поразмыслить, чтобы ничто его не беспокоило, и почти всегда он возвращался с этой одинокой прогулки, собравшись с духом и заново обретя уверенность в будущем.
Во вторник вечером он объявил о своих планах на следующий день. Они с миссис Стивенс сидели на маленькой террасе “Кадди”, которая час назад наконец-то перешла в их распоряжение. Дик и Эрни на пляже внизу защищали от моря построенный днем замок, лихорадочно укрепляя стены по мере того, как их со все большей жадностью захлестывала очередная волна. Дик был в старых серых футбольных шортах и расстегнутой рубашке, и, наблюдая за ним, мистер и миссис Стивенс удивлялись перемене, произошедшей в нем за столь короткое время. Темные круги под глазами исчезли, а на щеках появился румянец; они были очень рады, что отпуск пошел ему на пользу. Об Эрни они не особенно волновались: он всегда был крепким и здоровым, как жеребенок, и никакой отпуск не сумел бы добавить еще больше красок его сияющему румяному лицу. Мэри, погруженная в чтение журнала, сидела на песке неподалеку, прислонившись спиной к волнорезу.
Солнце клонилось к закату, пляж начала окутывать золотистая дымка. Люди собирались на набережной в ожидании оркестра, и на побережье опустился сонный вечерний покой.
– Завтра я прогуляюсь по холмам, – сказал мистер Стивенс. – Ты же не против?
Миссис Стивенс выразила надежду, что дождя не будет, потому что днем – впервые с тех пор, как они приехали, – солнце скрылось за тучами.
– Думаю, должно проясниться, – сказал мистер Стивенс, оглядывая небо. – Но я, пожалуй, захвачу макинтош. Не хотелось бы промокнуть, когда я буду там.
Ночью действительно пошел дождь, но это был тот дождь, который в отпуске только кстати. Когда они возвращались ужинать, большие редкие капли начали пятнать пыльный тротуар и шуршать по жухлым листьям, как песчинки по сухой бумаге. С наступлением темноты дождь усилился, и Стивенсы, уютно устроившись в постелях, прислушивались к равномерному стуку и радовались каждой упавшей капле, потому что дождь им не мешал. Но наутро распогодилось, небо снова стало ясным, и прохладный умытый город ждал еще одного солнечного дня.
Мистер Стивенс спустился вниз в прогулочных ботинках, положил карту на тумбочку в прихожей, позавтракал и в десятом часу зашагал к остановке, откуда автобусы ходили в сторону холмов.
Благодаря автобусам мистер Стивенс мог забираться дальше, чем в первые годы, потому что они отвозили его прямо в то место, которое было обозначено на его карте темно-коричневым цветом. Он без труда занял переднее сиденье в автобусе, отправлявшемся в Петворт; после нескольких остановок в самом начале пути они поехали быстрее, и дома остались позади.
После дождя природа была готова встретить осень во всеоружии, и насыпи вдоль дороги пахли прохладной землей. Свежий утренний воздух ударил мистеру Стивенсу в лицо и засвистел в ушах, и он вспомнил, как ехал в автобусе три дня назад: тогда он возвращался домой с работы в последний вечер перед отпуском. Он вспомнил заторы, какофонию автомобильных гудков, бесконечно мелькающие витрины магазинов. А теперь все иначе!