Две недели в сентябре — страница 36 из 50

Разговор продолжался еще некоторое время; дети слышали громкий голос толстяка, но из-за ветра слов было не разобрать. Отец выглядел смущенным и сконфуженным – почти как провинившийся мальчик. Он подтянул брюки, заправил рубашку и пару раз пригладил тонкие растрепавшиеся волосы.

Наконец толстяк протянул огромную руку, мистер Стивенс вяло пожал ее, и толстяк быстро зашагал по пляжу, плавно покачиваясь, как аэростат на привязи.

Мистер Стивенс повернулся и медленно двинулся к детям. Он шел с опущенной головой и, казалось, был погружен в глубокую задумчивость, но вдруг как будто что-то вспомнил. Он поднял глаза, слабо улыбнулся, крикнул: “Продолжаем!” – и вернулся на свое место на поле.

Однако его попытка изобразить беспечность не обманула детей. Они инстинктивно чувствовали, что что-то произошло, и, хотя им не терпелось все узнать, они вернулись к игре.

Правда, матч уже не клеился: они были поглощены своими мыслями, и, когда мистер Стивенс собирался занять место Эрни на подаче, Дик не вытерпел.

– Кто это был, папа?

– Это, – сказал мистер Стивенс с гордостью, – был мистер Монтгомери.

– Кто такой мистер Монтгомери?

– Очень важный клиент нашей фирмы. Дик почувствовал внезапное облегчение. На одно страшное мгновение он подумал, что незнакомец – руководитель фирмы, который приехал в Богнор, чтобы уволить отца.

– Он очень серьезный предприниматель, – продолжал мистер Стивенс, – и он приглашает нас всех завтра на чай к себе на Олдвик-роуд.

Он сделал паузу и посмотрел на каждого члена семьи по очереди, гадая, как они это воспримут. Миссис Стивенс, которая наблюдала за всем происходящим с террасы “Кадди”, подошла послушать, о чем речь, и нарушила неловкое молчание.

– Это так любезно с его стороны! А существует ли миссис Монт…?

– …гомери? Да-да. Он сказал, что его жена будет дома.

У детей эта новость, разумеется, поначалу вызвала раздражение, но они попытались скрыть его, чтобы не расстраивать отца. Они знали, что придется согласиться, потому что отказ может навредить отцовской карьере: было бы очень опрометчиво отклонять приглашение такого важного клиента. Но первая неделя отпуска уже прошла, часы пролетали все быстрее и поэтому становились все более драгоценными. Завтра они столько всего хотели сделать, а из-за этого глупого приглашения весь день насмарку. Утро пройдет в волнениях, первую половину дня займут сборы – надо будет начистить обувь и надеть эти проклятые воротнички, галстуки и неудобную одежду, в которой жарко, – а вернуться и переодеться они смогут, только когда часть вечера будет уже потеряна. Почему, почему драгоценные дни портят такие досадные обстоятельства? Чем они это заслужили? Но переживать было бессмысленно: делу все равно не помочь, и придется смириться.

Однако мистер Стивенс благоразумно припрятал козырь в рукаве. Он прекрасно знал, как отнесется к этому семья, и хотел покончить с худшим, прежде чем раскрывать карты.

– Он пришлет за нами свой автомобиль с шофером, – объявил он, – а потом шофер отвезет нас обратно!

– Неужели? – ахнула миссис Стивенс, и ее муж серьезно кивнул. – Да, это и правда очень любезно!

Эта новость произвела на миссис Стивенс, Эрни и Мэри эффект электрического разряда. Миссис Стивенс доводилось ездить в частном автомобиле всего два раза в жизни: в первый раз это была маленькая машина с рокочущим двигателем, принадлежавшая ее зятю, а второй раз был на похоронах ее дяди. Какое великолепное зрелище – автомобиль, подъезжающий к воротам “Прибрежного”, гул мотора, шофер за рулем! Она была очень рада и заодно радовалась за миссис Хаггетт: это наверняка привлечет внимание хозяек других пансионов на Сент-Мэтьюз-роуд, и даже если их увидят всего пара человек, новости разлетятся быстро – особенно если учесть, что автомобиль должен быть роскошным.

Даже Мэри невольно надеялась, что их увидят эти любители порисоваться из “Платанов”; уж после такого – она была уверена – они присмиреют и начнут смотреть на нее заинтересованно и с уважением.

Эрни, разумеется, был в восторге, а вот раздражение Дика эта новость не слишком смягчила. Когда к нему относились покровительственно, в нем всегда просыпалось упорное стремление к независимости: он предпочел бы прогуляться туда и обратно пешком и поблагодарить хозяина исключительно за чай. Он невзлюбил мистера Монтгомери: даже издалека мистер Монтгомери показался ему наглецом, и его возмущало, что рядом с этим человеком у отца почему-то был глупый, ничтожный и смущенный вид. Конечно, он предпочел бы пройтись пешком…

Мистер Стивенс знал, что они оказались в этом положении из-за него, и был полон решимости приложить все усилия, чтобы визит к мистеру Монтгомери оказался как можно интереснее. Он продолжал:

– Он только что построил себе новый дом, и мы его первые гости.

– Он очень богатый? – спросил Эрни.

– Богатый? Еще бы! Он владелец очень крупной фабрики, где производят сладости.

– А какие? – спросил Эрни, благоговейно понизив голос.

– В основном карамель с начинкой и леденцы. Из шоколада они, кажется, почти ничего не делают. Ты же наверняка видел их в магазинах? Сливочные орешки от Монтгомери? В стеклянных банках с красно-белыми этикетками.

Эрни уставился на отца широко раскрытыми глазами и только и сумел что недоверчиво пробормотать: “Да ладно!” Он был зачарован, он был в экстазе: перед его глазами проплывали видения, в которых толстый незнакомец то утопал по колено в самых разных фруктовых леденцах, то, лениво развалившись на пляже, пускал сливочные орешки по воде, как камушки.

– Как думаешь, угостит он нас завтра чем-нибудь? Мистер Стивенс рассмеялся.

– Я думаю, ему уже так надоели сладости, что в отпуске он их не ест.

Как Эрни ни старался, он не мог припомнить, чтобы видел в кондитерских стеклянные банки мистера Монтгомери, но решил, что все перероет и найдет их, когда в следующий раз будет в городе.

Остальные начали понемногу проникаться энтузиазмом Эрни; во всяком случае, с чаепитием пора было уже примириться, и они принялись спорить о цвете и марке автомобиля. Мэри была уверена, что это будет “роллс-ройс”, Эрни утверждал, что большой “бьюик”, а Дик думал, что ярко-желтый “даймлер”. В конце концов, может, будет даже весело.

Миссис Стивенс надеялась, что раз уж их приглашают в новый дом, то его им покажут. Она всегда любила изучать новые фасоны штор, а еще, хотя на их собственной кухне никаких серьезных перемен не предвиделось, она бы с удовольствием полюбовалась на замечательные новые приборы для разогрева и охлаждения продуктов, которые появились в последнее время.

Чувства самого мистера Стивенса были очень неоднозначными. Вполне естественно, что такой поворот судьбы вызвал у него раздражение и досаду, потому что никому не нравится, когда в отпуск ни с того ни с сего вторгается работа. Появление мистера Монтгомери было совершенно неожиданным. Мистер Стивенс был застигнут врасплох и почувствовал себя настоящим оборванцем – грязная рубашка для крикета, старые фланелевые брюки, растрепанные волосы, – как будто он по рассеянности пришел в таком виде на работу. Во время разговора с мистером Монтгомери у волнореза ему показалось, что его внезапно окутала атмосфера конторы со всеми ее затхлыми папками и мрачными углами. Он вряд ли удивился бы, увидев, что в стене набережной открывается дверь, на пороге появляется один из директоров и говорит: “А, мистер Монтгомери! Заходите же!”

Завтрашняя поездка к мистеру Монтгомери, даже в удобном и роскошном большом автомобиле, будет напоминать поездку на работу. Он не сомневался, что будет посматривать на часы и почувствует себя вправе уйти, когда пробьет шесть.

Но у этого приглашения была и другая сторона – очень важная сторона. Мистер Монтгомери был одним из самых крупных и ценных клиентов их фирмы; каждый месяц он регулярно заказывал большую партию коробок, а прямо перед Рождеством делал особенно крупный заказ. Все без исключения директора относились к нему с огромным уважением, всегда лично провожали его до двери и кланялись на прощание. Он был настолько важной персоной, что часто совсем не обращал внимания на мистера Стивенса, но время от времени, если ему случалось зайти после обеда – лицо у него тогда становилось еще краснее, а во рту была длинная сигара, – кивал мистеру Стивенсу и улыбался ему. Однажды он даже спросил, как у мистера Стивенса дела.

Во-первых, мистер Монтгомери оказал ему честь, когда остановился и заговорил с ним, а приглашение на чай было еще большей честью.

Во-вторых, если чаепитие пройдет хорошо и они сумеют произвести на хозяина приятное впечатление, это будет очень полезно для карьеры мистера Стивенса. Возможно, мистер Монтгомери во время очередного визита упомянет об их встрече в разговоре с одним из директоров, и мистера Стивенса начнут ценить выше – не только потому, что важный клиент счел его достойным приглашения на чай, но и потому, что он предпринял попытку укрепить ценные для фирмы деловые отношения за счет части своего отпуска. Этим он заслужит хорошую репутацию.

Да. Конечно, в этой встрече есть и положительная сторона – главное, чтобы чаепитие прошло хорошо. Он знал, что будет гордиться Диком и Мэри: оба хорошо выглядят и прекрасно воспитаны. Он был уверен, что его жена будет стараться изо всех сил и похвалит дом, пирожные миссис Монтгомери и все остальное. Эрни единственный вызывал сомнения, и мистеру Стивенсу оставалось только надеяться, что он посидит спокойно, не будет вертеться и не ляпнет что-нибудь про сладости. Но, в конце концов, он еще маленький, и его выходки могут даже позабавить мистера и миссис Монтгомери.

Он почувствовал, что начинает волноваться, и попытался забыть об этом на время игры в крикет. Но как бы все они ни старались, тень мистера Монтгомери с его автомобилем и с шофером нависла над полем и мешала им видеть мяч.

Возвращались к чаю они кружным путем, чтобы пройти через город и поискать карамель с начинкой от Монтгомери в витринах кондитерских. Однако они ничего не нашли, и мистер Стивенс решил, что мистер Монтгомери, видимо, поставляет свою продукцию только в Лондон и крупные города. Эрни был разочарован, но Дик радовался, что их маленький Богнор пренебрег сливочными орешками этого неприятного толстяка. Один за другим заходя в калитку “Прибрежного”, они продолжали обсуждать мистера Монтгомери, его шофера и орешки.