– Чаепитие было замечательным, – сказала миссис Стивенс, когда хозяйка собралась уходить.
– Очень рада, – вяло улыбнувшись, ответила миссис Монтгомери, прошла в зал и закрыла за собой дверь.
Лестница оказалась широкой и пологой, совсем не такой крутой и узкой, как в “Прибрежном”, и Стивенсы поймали себя на том, что поднимают ноги намного выше, чем нужно. Ковры были мягкими и роскошными, а на стенах висела коллекция карикатур, изображавших охоту.
– Это моя спальня, – сказал мистер Монтгомери, останавливаясь у двери просторной, изысканно обставленной комнаты.
На мгновение он преградил Стивенсам дорогу и огляделся, раздуваясь от гордости. Казалось, он вбирает комнату в себя, когда делает вдох, а потом снова выдыхает ее. Наконец он отступил, и Стивенсы по очереди почтительно вошли внутрь.
– Смотрите, как устроено освещение. Вот тут можно зажечь свет над туалетным столиком, а вот этот выключатель гасит его и зажигает над кроватью. Как видите, даже вставать не нужно.
– Какая чудесная раковина! – воскликнула миссис Стивенс.
Она читала объявления о продаже домов с умывальниками в каждой спальне, но собственными глазами видела такую раковину впервые: величественная, как аппарат для приготовления газированной воды, белая, эмалированная, с зеркалом и серебристыми приспособлениями для туалетных принадлежностей. – А такое вы видели? – спросил мистер Монтгомери с улыбкой. Он включил еще одну лампочку, и на этот раз она таинственным образом зажглась прямо где-то внутри зеркальца для бритья, висящего на стене. – Посмотрите, – сказал он мистеру Стивенсу.
– Да, вот это я понимаю – удобно! – воскликнул мистер Стивенс.
В зеркальце отражалось его собственное лицо, увеличенное до огромных размеров и освещенное снизу. Прежде ему казалось, что он выбрился гладко, но теперь он видел у себя на подбородке множество жестких черных волосков разной толщины – как на лесной поляне, где от деревьев остались одни пеньки.
– Сразу понятно, что бритва старая! – засмеялся мистер Монтгомери, и мистер Стивенс, улыбаясь, ответил, что да, действительно.
– Отсюда видно море! – воскликнула Мэри, подойдя к окну.
Мистер Монтгомери рассеянно посмотрел на нее. – Да. Его видно, – сказал он, – зато не слышно. Правда, где-то вдалеке время от времени завывает эта проклятая сирена, но, похоже, без нее им обойтись нельзя.
Они переходили из комнаты в комнату, и все оказались одинаково роскошными: толстые ковры, глубокие мягкие кресла, блестящая мебель. В ванной были весы, огромная банка с фиолетовой солью для ванн и душ. Стивенсы следовали за мистером Монтгомери, широко раскрыв глаза от изумления; те, кто шел позади, шепотом переговаривались между собой, а те, кто оказывался во главе процессии, рядом с хозяином, бесконечно повторяли восторженное “Ничего себе!” и “Подумать только!”. Сам же мистер Монтгомери с каждым шагом все больше оживлялся и раздувался от гордости.
В какой-то момент Дик мельком взглянул на отца и увидел, что его лицо приняло печальное и задумчивое выражение – он не замечал, что на него смотрят. Дик знал, о чем думает отец, потому что сам он тоже думал о крошечной ванной комнате у них дома и о газовой колонке, которая по утрам плевалась теплой водой, когда они выстраивались в очередь с кувшинами.
– А теперь в сад, – сказал мистер Монтгомери, и Стивенсы двинулись за ним вниз по лестнице.
Мистеру Монтгомери не стоило показывать им сад – или, по крайней мере, надо было показать его вначале, чтобы великолепие дома загладило неприятное впечатление.
Однако по какой-то необъяснимой причине хозяин безмерно гордился садом. Он театрально остановился у французских окон, положив руку на задвижку, и объяснил, что три месяца назад на этом месте было просто голое поле. Обрисовав ужасную картину, которую раньше представлял собой сад, он распахнул окна.
– А теперь смотрите! – воскликнул он. Веранду озарял яркий солнечный свет, но бело-зеленые шторы не пропускали его в комнату. С внезапным чувством благодарности за освобождение Стивенсы друг за другом вышли на свежий воздух.
От окон до забора из проволочной сетки в глубине сада тянулась длинная шпалера из натурального отполированного дерева, и за нее в паническом одиночестве цеплялись несколько тощих кустиков роз. По обе стороны от шпалеры раскинулась лужайка, состоящая из зеленых и коричневых островков разных оттенков: одни квадратики дерна прижились, другие засохли. Вдоль забора выстроились крошечные золотистые побеги бирючины, а цветы на клумбах выглядели так, словно порыв ветра мог вырвать их вместе с хрупкими корнями.
– Через пару лет они подрастут, и здесь будет тень, – сказал мистер Монтгомери, поглаживая тонкую шейку маленького засохшего бука. – Я люблю деревья.
– Да, с ними совсем другое дело, – согласился мистер Стивенс, беспокойно оглядываясь по сторонам.
Здесь не было ни клочка тени, и солнце жгло сухую пыль с мрачной тропической яростью. Он как раз собирался отметить, насколько лучше будет выглядеть сад, когда строители уберут кучу мусора в углу, но хозяин подошел к ней и сказал:
– А вот эта декоративная горка в следующем году зацветет яркими красками.
Мистер Стивенс возблагодарил судьбу за то, что не успел открыть рот. Счастливые случайности, которые не дают человеку ляпнуть что-нибудь не то, выпадают очень редко.
– Еще бы! – воскликнул он. – Представляю! Хозяин водил гостей от одного цветка к другому, подталкивая их тростью из ротанга и объясняя, какого цвета они будут в следующем году, и когда в несчастные растения тыкали палкой, казалось, что они поднимают голову и шепчут: “Воды! Ради всего святого, воды!” Мистер Стивенс снова и снова поглядывал на луг за забором, по-прежнему пышный и зеленый, и чувствовал, что здесь скрыта какая-то мораль. Это было послание от природы, которое гласило: “Много чего можно купить за деньги, мистер Монтгомери, но всего на свете не купишь”.
– Беседку, которая будет стоять в этом углу, уже начали строить, – сказал мистер Монтгомери, – и мы проведем в нее электричество, чтобы можно было выпить кофе после ужина.
– Это будет просто чудесно! – воскликнула миссис Стивенс, и как раз в этот момент мистер Стивенс поймал ее взгляд. Он вытащил часы, с изумлением уставился на них и поднял глаза на хозяина.
– Боже милостивый, – вскричал он, – уже половина шестого!
Мистер Монтгомери рассмеялся.
– Иногда время пролетает незаметно, – отозвался он.
– Нам уже пора, – сказал мистер Стивенс, – мы… мы должны кое-что купить в городе.
– Не останетесь? – спросил хозяин.
– Нам действительно пора.
– Тогда я вызову шофера, чтобы он отвез вас обратно.
– Нет-нет – мы спокойно дойдем пешком, – сказал мистер Стивенс.
– Поверьте, это меня нисколько не затруднит.
– Мы всегда гуляем днем.
– Ну что ж… Как вам угодно. Они вернулись в прихожую, и их снова окутала затхлая прохлада. Мистер Монтгомери крикнул:
– Дейзи! Они уходят. Ответа из зала не последовало, но через минуту миссис Монтгомери лениво спустилась вниз. У Стивенсов возникло неприятное чувство, что она проверяла, не пропало ли что-нибудь.
– Как же так? Уже уходите? – спросила она.
– Им нужно кое-что купить, – объяснил мистер Монтгомери.
– Ну что ж, приходите к нам еще.
– Огромное спасибо, – сказала миссис Стивенс, – это было чудесно.
– Не за что, – ответила миссис Монтгомери, и Стивенсы снова пожали дряблую и теплую руку этой поблекшей женщины. Они отступали к двери, улыбаясь и кланяясь, пока не оказались на солнце.
Мистер Монтгомери проводил их по гравийной дорожке к воротам и обернулся полюбоваться на дом, прежде чем попрощаться с гостями. Мистер Стивенс прекрасно понимал, что должен что-нибудь сказать. Что-нибудь приятное, чтобы доставить хозяину удовольствие.
– Как здесь хорошо! – сказал он. – Я никогда не видел более красивого дома.
Вот тогда-то мистер Монтгомери и задал ему этот ужасный вопрос. С минуту он молча смотрел на мистера Стивенса, а потом поинтересовался:
– Как по-вашему, сколько он стоил? Угадаете? Судьба, вынудившая мистера Стивенса отвечать на такой вопрос, когда испытание чаепитием уже подходило к концу, обошлась с ним крайне жестоко – ведь только что, идя по дорожке рядом с мистером Монтгомери, он тешил себя мыслью о том, как безупречно все прошло. Ни сам он, ни члены его семьи ни разу не поставили себя в неловкое положение, но теперь от него ни с того с сего требуют дать ответ, который может серьезно оскорбить хозяина и испортить весь день.
Что же ему ответить? Положим, мистер Монтгомери гордится тем, что потратил внушительную сумму, – но тогда он рассердится, если мистер Стивенс назовет еще более внушительную цифру. С другой стороны, если мистер Монтгомери рад, что дом достался ему задешево, для него будет оскорбительно услышать меньшую цифру.
Конечно, польстить легко, когда вы знаете, что сделка, по мнению вашего друга, была очень выгодной, – в таком случае вам только и нужно что назвать цену, намного превышающую ту, которую он мог заплатить на самом деле.
Но тут все было иначе, совсем иначе, и мистер Монтгомери смотрел на мистера Стивенса сверху вниз с торжеством и предвкушением. Надо выиграть время – любой ценой потянуть время!
– Я даже не представляю, – сказал мистер Стивенс. – Я совсем ничего не смыслю в ценах на такие большие дома.
Но мистер Монтгомери вздернул его на дыбе – и потянул за веревку.
– Да просто попробуйте угадать. Все без толку. Он должен что-то сказать, хоть что-то, если не хочет, чтобы его заклеймили круглым дураком. Сколько стоил его собственный дом на Корунна-роуд? Пятьсот пятьдесят фунтов – но это было много лет назад, до того как цены выросли. Лучше умножить на два – нет! – на четыре. – Две тысячи? – пробормотал он дрожащим голосом.
Глаза мистера Монтгомери расширились и стали похожи на маленькие блестящие камешки, а потом мистер Стивенс увидел только большой багровый двойной подбородок, потому что хозяин, расхохотавшись, запрокинул голову.