После ухода Руби Макс еще долго стоял во дворике. Ему пришлось сделать над собой невероятное усилие, чтобы с невозмутимым видом выслушать все ее гневные тирады. Ему хотелось заключить ее в объятия и поцеловать, признаться ей в своих чувствах, но он не мог.
Ее слова ранили его в самое сердце, и ему казалось, что оно обливается кровью.
Это было то, чего он всегда пытался избегать. То, от чего он всегда себя защищал. Неужели она думала, что он не знает, что не заслуживает ее? Что он не тот, кто ей нужен? Именно по этой причине он не ответил на ее вопрос и позволил ей предположить худшее. В противном случае она не ушла бы и упорно продолжила бы бороться за их будущее. В ходе этой борьбы она бы получала глубокие раны и в конце концов уползла бы их зализывать, побежденная. Он искренне любил ее и не мог этого допустить.
Руби не сможет его простить, и они вряд ли еще когда-нибудь увидятся.
Закрыв глаза, он выругался вслух по-итальянски. Ему нужно поскорее убраться из этого дома и из этого города. Пройдя насквозь цокольный этаж палаццо, он сел в лодку, быстро промчался на ней по каналам и взял курс на один из островов, где в Средние века держали зараженных чумой людей, чтобы они не принесли болезнь в город. В детстве он много раз слышал истории о всеми забытых неприкаянных душах, которые стонут там по ночам. В эту туманную безлунную ночь он был готов составить им компанию.
Глава 16
— Боюсь, что четырехчасовой рейс не подойдет.
Съемочной группе нужно успеть на пятичасовой рейс из Парижа до Антананариву. Им было бы желательно вылететь из Лондона где-то в два сорок пять. Вы не могли бы нам помочь? — вежливо произнесла Руби в телефонную трубку.
Сотрудник бюро путешествий на другом конце линии раздраженно вздохнул.
— Мистер Лэнг был бы вам очень признателен, если бы вы это устроили, — добавила она более мягким тоном. — В благодарность я отправлю вам набор дисков с циклом его передач.
— Моя мама обожает его программы, — ответил ее собеседник после небольшой паузы. — У вас есть диски с передачами про пингвинов?
— «Ледяной мир Антарктики»? — спросила Руби, рисуя на страничке блокнота пингвина в шапке с помпоном.
— Да, я говорю именно об этом цикле. — Мужчина издал сдавленный смешок. — Если вы мне его пришлете, мне не придется тратить деньги на рождественский подарок для нее.
«Вот скряга», — подумала Руби, состроив гримасу.
— Значит, вы мне поможете? — промурлыкала она в трубку.
— Можете на меня положиться, — весело ответил он. — Как вас зовут?
— Руби. Руби Лэнг.
— Ничего себе! Вы его родственница?
«Я его бабушка», — хотела сказать Руби, но вместо этого сдержала раздражение и вежливо ответила:
— Да. Он мой отец.
Все ее многочисленные телефонные разговоры в эти дни проходили по одному и тому же сценарию.
— Должно быть, здорово быть дочерью Патрика Лэнга.
Ну конечно же! Узнав, кто она, он стал милым и общительным. До этого она двадцать минут тщетно пыталась забронировать билеты для съемочной группы, отправляющейся в новую экспедицию.
— Это проклятие, — ответила Руби, рисуя зазубренный разлом в миллиметре от пингвина.
Она еще раз вежливо поблагодарила своего собеседника, попрощалась с ним и положила трубку.
Через минуту телефон зазвонил снова.
— Мистер Лэнг просит вас зайти к нему в кабинет, — сказала Люсинда, личная помощница ее отца, и тут же разорвала соединение.
Руби поднялась из-за стола и, взяв карандаш и блокнот, вырвала страницу с рисунком и спрятала ее среди распечаток. Ее отцу не понравилось бы, если бы он узнал, что она рисует во время работы.
Пройдя насквозь большое офисное помещение, она постучала в дверь отцовского кабинета.
— Войдите! — громко сказал он.
Руби подчинилась, но садиться не стала, надеясь, что их разговор продлится недолго. У нее столько бумажной работы, что голова идет кругом.
Ее отец посмотрел на нее. Ему было около шестидесяти, но он благодаря путешествиям оставался в хорошей форме.
— Ты заказала объектив, который нужен Кэмерону?
Руби кивнула. Она уже передала их главному оператору рекламный буклет от поставщика лучшей видеоаппаратуры, и Кэмерон на днях поедет к нему, чтобы опробовать устройство перед покупкой.
— А та актриса, которую мы выбрали для озвучки, дала свое согласие?
Руби сдержала улыбку. «Та актриса» обладала множеством профессиональных наград, но обрадовалась, как ребенок, когда узнала, что Патрик Лэнг предлагает ей принять участие в работе над его новым документальным циклом.
— Да, ее агент сегодня окончательно это подтвердил, но предупредил, что весь сентябрь и октябрь она будет на съемках в Болгарии.
— Отлично. — Ее отец соединил пальцы пирамидкой. — А как насчет чая?
— Купила, — ответила она.
Лапсанг сучонг[2] обычно не так просто найти даже в Лондоне, но, к счастью, она знает маленький чайный магазинчик на углу Уордор-стрит, где он есть всегда.
— Хочешь, чтобы я заварила его для тебя?
— Да, — ответил он, и Руби повернулась, чтобы выйти из кабинета. — Но чуть позже.
Она снова повернулась к нему.
— Почему бы тебе не присесть?
Он ведь не собирается ее уволить, правда? Все эти два месяца, что она здесь работает, она отлично справляется со своими обязанностями.
Она села в кресло напротив своего отца.
— Думаю, нам нужно поговорить о твоем будущем, Руби.
«Опять двадцать пять».
— Люсинда осенью уходит в декрет, и я подумал, что ты, возможно, захочешь занять ее место, пока она будет в отпуске по уходу за ребенком.
Руби раскрыла рот. Они не знала, чему удивилась больше: тому, что он предлагает ей временную работу, или тому, что у старой мегеры Люсинды появилась личная жизнь.
— За то время, что ты здесь работаешь, ты успела произвести на всех хорошее впечатление. Да, я предлагаю тебе временную работу, но для тебя это хорошая возможность себя проявить.
Руби не поверила своим ушам.
— Прошу прощения?
Ее отец тепло улыбнулся ей, что удивило ее не меньше.
— Ты отлично работаешь. Все здесь так считают.
— А ты?
— Конечно да. Я всегда знал, что у тебя что-то может хорошо получиться, если ты займешься этим всерьез.
Похоже, она перенеслась в параллельный мир.
Неужели ее отец говорит серьезно? Руби вгляделась в его лицо. То, что она там увидела, потрясло ее.
Свое сердце она оставила в Венеции, но, похоже, взамен обрела способность видеть то, что люди прячут под маской невозмутимости.
Сейчас она видела на лице Патрика Лэнга отцовскую гордость и любовь.
— Ну? Что скажешь? — спросил он.
— Не знаю, — искренне ответила Руби. — Мне нравится каждый день решать сложные задачи, и я не собираюсь увольняться в ближайшее время, но я не уверена…
— Ты не уверена, что это твое призвание, — закончил за нее отец.
Боясь, что слова могут разрушить установившуюся между ними доверительную атмосферу, она просто кивнула.
— И я тоже не уверен, — сказал он, вставая. — Но я подумал, что все равно следует предложить тебе эту работу.
Руби тоже поднялась и в порыве чувств подбежала к отцу и крепко обняла его.
— Спасибо, папа.
Тот пробормотал что-то насчет телячьих нежностей, но тоже ненадолго обхватил ее руками, прежде чем отстраниться.
— Приготовь мне чай. Потом можешь идти обедать.
Руби посмотрела на часы. Было уже без четверти три. Ланч она сегодня пропустила из-за занятости. Неудивительно, что у нее урчит в желудке.
Десять минут спустя она покинула офис в Сохо и первым делом заглянула в свою любимую кофейню и купила латте и сэндвич. Оттуда она отправилась в маленький парк на Голден-Сквер. Там она села на свою любимую скамейку под деревом и пообедала, а потом достала из сумки альбом и черную ручку и начала рисовать Сердитого Голубя. В ее альбоме были сплошь изображения этого персонажа. Голубь на колонне Нельсона, Голубь на приеме у королевы, Голубь в метро…
Макс был прав. Рисование — это ее призвание. Она рисует по утрам, во время разговоров по телефону и перерывов на ланч и вечером после работы. Рисунков было уже столько, что ее соседка по комнате грозилась оклеить ими туалет.
У рисования был еще один плюс: погруженная в это занятие, она не думала о Максе. Они не общались с того самого вечера, когда она, быстро собрав свои вещи и тепло попрощавшись с Финой, уехала из Венеции. Поначалу она надеялась, что через какое-то время он ей позвонит, но этого до сих пор не случилось.
В любом случае сейчас у нее есть более важные дела, нежели без конца прокручивать в уме то, что произошло в Венеции, и гадать, что она сделала не так. Наконец она обрисовала свое будущее. Она не только определила, где хочет быть через полгода и через пять лет, но также начала делать первые шаги в выбранном направлении.
Недавно она посетила офис новой фирмы, занимающейся изготовлением поздравительных открыток. Ее владельцам понравился ее Сердитый Голубь, и она договорилась с ними о выпуске небольшой пробной серии открыток с его изображением. Владелица магазина винтажной одежды, где она когда-то работала, заказала у нее несколько рисунков красоток, одетых в стиле пятидесятых годов, для украшения витрины. Один давний приятель пообещал познакомить ее с издателем детских книг. В общем, все это выглядело многообещающе.
До тех пор пока в ее карьере дизайнера не наметится прогресс, она останется в «Одной планете». Эта работа ее вполне устраивает, да и платят ей хорошо. Взрослые люди, к которым она себя относит, усердно работают, чтобы чего-то добиться, а не ждут, когда богатство и успех свалятся на них с неба.
Когда ее обеденный перерыв закончился, она вернулась в офис.
— Тебе звонили, пока тебя не было, — сообщил ей Джекс, один из ее коллег.
— Да?
Сердце подпрыгнуло у нее в груди, и она тут же сказала себе, что ей пора перестать надеяться на невозможное.