Но мне было не до церемоний, я схватился за ручку, дверь распахнулась. Перед глазами предстала большая двуспальная кровать, прикрытая розовым атласным покрывалом и заваленная горой разнокалиберных подушек.
Я прислонился к косяку.
– Давай пальтишко, – засуетилась Тася.
– Где Николетта? – прошептал я.
– В гостиной сидит.
– Ей не плохо?
– Очень даже хорошо, – ответила Тася, – с чего дурноте случится? Квартира уютная, холодильник полный, никаких хлопот!
– И зачем ты мне звонила? – возмутился я. – Напугала до трясучки!
Тася прижала палец к губам.
– Тс-с! Сделай вид, будто сам прикатил! Ох и достанется сейчас тебе!
– За что? – изумился я.
Бывшая няня вытаращила глаза, разинула рот, но тут из гостиной выпорхнула маменька, с виду совершенно целая и здоровая. Николетта была одета в обтягивающий нежно-розовый пуловер и в ярко-фиолетовые брючки, украшенные множеством карманов. Такие штанишки обожают школьницы младших классов.
Заметив меня, маменька тряхнула искусно выкрашенными, художественно уложенными кудрями и сердито вскрикнула:
– Ага, явился! А ну, ступай в зал!
– Добрый день, – попытался я слегка изменить боевой настрой маменьки.
Куда там, Николетта, похоже, встала на тропу войны.
– Очень недобрый день! – заорала она. – Крайне пакостный! Ничего хорошего никому из нас не принес! Марш в гостиную.
Изумленный до крайности, я пошел в указанном направлении. Чем я прогневил маменьку? Хотя Николетте, чтобы впасть в злобность, достойного повода и не надо. Вполне вероятно, что кто-то из заклятых подружек: Кока, Мака, Люка, Кики или Мисюсь – приобрел себе новые сережки, и теперь Николетта не успокоится, пока не получит точь-в-точь такие же.
В просторном помещении не горела большая люстра, свет исходил лишь от настольной лампы с розовым абажуром. Николетта очень хорошо знает, что при подобном освещении даже глубокой старухе больше сорока лет не дать, поэтому в ее доме объявлен мораторий на электролампочки в сто ватт, только слабый, рассеянный свет, никаких ярких прожекторов, безжалостно подчеркивающих морщины и дряблую, несмотря на все старания и деньги, кожу.
– Узнаешь? – заголосила маменька, входя следом.
– Кого? – оторопело поинтересовался я и в ту же секунду понял: мы не одни.
В дальнем углу, возле антикварного пианино, на котором ни я, ни Николетта, ни, конечно, Тася играть не умеем, в большом темно-бордовом кресле сидела девушка. Лицо ее тонуло в тени, а вот симпатичные стройные ножки были на виду.
– Ну, узнал? – голосом гарпии повторила маменька.
– Извини, пожалуйста, твоя гостья…
– Это твоя гостья, – завизжала Николетта, – твоя гостья! ТВОЯ!
– Моя?
– Твоя! Да! Именно твоя!
Я кашлянул, взял себя в руки и постарался погасить начинающуюся истерику.
– Николетта, я не приглашаю сюда приятельниц.
– Она сама пришла! Нагло вперлась и села! Требует тебя, – затопала ногами маменька, – немедленно уведи нахалку прочь! Живо! Такие глупости несет! Я – бабушка! Я – бабушка! Я – бабушка! А она…
Длинный, безукоризненно отполированный ноготок маменьки указал в сторону кресла.
– А она утверждает, что беременна от тебя!
Я вздрогнул и рассмеялся.
– Николетта! Ты шутишь! Ей-богу, глупая забава, лучше представь меня своей гостье.
– Мы давно можем считаться друзьями, – донеслось из кресла.
Голос и впрямь показался мне знакомым, я вгляделся в сумрак, и тут девушка встала и подошла ко мне.
Не веря своим глазам, я потряс головой. На ковре, не выказывая ни смущения, ни страха, ни беспокойства, стояла… Вера, бывшая любовница Славы Минаева.
Глава 7
– Э… э, – вырвалось у меня.
Ну-ка скажите, кто бы из вас не растерялся в подобном случае? Слишком неожиданным было увидеть девицу у Николетты в гостях.
– Добрый вечер, Ваня, – потупилась Вера, – видишь, как вышло? Уж извини, но идти мне некуда, пришлось ехать сюда.
– Вера! – отмер я. – Какими судьбами?
– Ага! – взвизгнула Николетта. – Ты знаешь ее!
– Ну, в общем, да, – кивнул я, – мы встречались.
Вера приблизилась вплотную, до моего носа долетел запах слишком сладких духов.
– Отвратительно, – затопала ногами маменька, – уведи девку отсюда!
Я сделал шаг назад, наткнулся на псевдоантикварный комод и замер. В ту же секунду Вера с воплем:
– Милый, наконец-то ты пришел! – повисла на моей шее.
Я попытался оторвать от себя девицу, но ее руки обвивали меня словно липкие щупальца, а еще субтильная на вид Верочка оказалась цепкой и сильной, и мне не удалось избавиться от нее.
– Любимый, – жарко шептала Вера, слюнявя мне щеку влажными губами, – единственный…
– Вон! – заорала Николетта с такой силой, что хрустальные подвески на пышной люстре начали тихонько позвякивать. – Немедленно убери хамку из моего дома.
Внезапно Вера расцепила объятия и спокойно сказала:
– Вы, бабушка, не верещите, в вашем возрасте вредно, печенка лопнуть может!
Услыхав сие заявление, стоявшая у стены Тася мигом присела, прикрыв голову руками, я вздрогнул. Но Николетта неожиданно замолчала, не произнеся ни звука. Маменька рухнула на диван, потом вдруг тихим голосом спросила:
– Ваня, ты с ней спал?
Я растерялся, мне давно не пятнадцать лет, и время от времени я вступаю с женщинами в интимные отношения, но мы с Николеттой никогда не беседуем на, так сказать, сексуальные темы. Мне даже в юности не пришло бы в голову поделиться с маменькой своими секретами, а она никогда не интересовалась подробностями моей личной жизни. Да, Николетта не оставляет надежды женить сына, но вся ее матримониальная активность питается лишь одним соображением: маменьке хочется найти для отпрыска богатую невесту, помесь бензоколонки с водочной бутылкой и алмазными копями. Николетта очень боится нищеты. Несколько раз она заводила разговоры на тему: «Что будет с нами, когда Нора умрет». Увы, я не могу успокоить маменьку. Если хозяйка, не дай бог, скончается, Иван Павлович окажется без средств к существованию. Николетта очень хорошо понимает проблему, поэтому постоянно приглашает на суарэ[1] соответствующих кандидаток, но пока мне удавалось выскакивать из мышеловки, не прищемив хвост.
– Ваня! Ты спал с ней? – добавив децибел в голос, поинтересовалась еще раз Николетта.
Я смущенно кашлянул.
– Ванечка, – сиротским голосом проблеяла Вера, – отвечай правду! Нам ведь было очень хорошо вместе, а? Помнишь?
– Ну… – замямлил я, – э… в общем…
– Да или нет? – тоном сотрудника гестапо осведомилась Николетта.
– Ванечка, – зашептала Вера, – мы же любим друг друга, страстно и отчаянно!
– Так как? – наседала маменька.
– Да, – вырвалось из меня, – но всего один раз!
– Не беда, милый, – хихикнула Вера, – теперь я буду твоей всегда, в любой момент. Квартирка здесь большая, места хватит, надо только заранее подумать, где детскую оборудовать. Я тут по хоромам помоталась и удивилась, комнат полно, а тебе самую плохую выделили, крохотную и темную. Несправедливо получается: старуха шикует, а ты в чулане. Ну ничего, я наведу тут порядок, бабкам надо свое место знать, моя тоже хамила, пока не померла, теперь на кладбище, тихая.
Николетта сидела на диване не шевелясь, Тася сняла руки с головы, но так и осталась на корточках, я сначала лишился дара речи, но потом, придя в себя, схватил Веру за плечи, сильно встряхнул и воскликнул:
– С ума сошла! Немедленно уходи отсюда! Как вообще этот адрес узнала и зачем сюда приехала?
Девушка ловко вывернулась из моих рук, села в кресло и абсолютно спокойно произнесла:
– Пока ты спал, я брюки повесить решила, взяла их, а из кармана паспорт выпал, ну я и не выдержала, полюбопытствовала, полистала документ.
– Не ври, – потерял я все остатки воспитания, – я всегда ношу удостоверение личности в барсетке, и одежда моя, когда я очнулся, на полу валялась.
Николетта молчала, лихорадочно моргая глазами, Тася ойкнула, а Вера захихикала.
– Запамятовала, значит, я, откуда паспортина вывалилась. Ваня, я беременна, у нас скоро родится малыш, и ты, как честный человек, обязан на мне жениться.
Все волосы на моем теле встали дыбом. Ребенок? С одного раза? Хотя, глупый вопрос, беременность может наступить и после первого соития. О боги! Я совершенно не хочу становиться отцом, не испытываю ни малейшего желания возиться с крикуном, да и Вера категорически не годится на роль госпожи Подушкиной.
Сердце заколотилось в груди, в висках застучало, глаза неожиданно заболели, и резко стало не хватать воздуха. Словно поняв мое состояние, Вера встала и взяла меня за руку.
– Ты ведь рад, милый?
Я не нашелся, что ответить.
– Матерь Божья, – заголосила Тася, – что же у нас творится! Ваняша! Где ж ты отрыл красу ненаглядную? Уж лучше б на той страхолюдине женился, что Николетта во вторник приглашала. Жуткая, конечно, с лица, но с морды воду не пить, зато богатая, а эта! Ни рожи, ни кожи, ни денег!
– Немедленно убирайтесь отсюда, – прошипела Николетта, – вон! Оба!
Голос маменьки набрал мощь, окреп и заметался воплем под потолком. Я схватил Веру в охапку, вытолкнул на лестницу, дотянул девицу до второго этажа, припер к подоконнику и велел:
– Изволь объясниться, что за дурь ты сейчас несла?
Вера порылась в сумочке, вытащила узенький клочок бумаги и, ткнув ее мне под нос, осведомилась:
– Видишь три красные полоски?
– Да.
– Это положительный тест на беременность.
Меня сначало отшатнуло в сторону, потом, взяв себя в руки, я решительно сказал:
– Хорошо, ступай на аборт. Естественно, я оплачу все расходы.
– Мне нельзя искусственно прерывать беременность, – зарыдала Вера.
– Почему? – удивился я.
– У меня аллергия на любой наркоз, – прохлюпала девица, – а по-живому я не выдержу!
Меня передернуло.
– И что теперь делать?