Борис быстро выполнил заказ, Аллочка ушла довольная, но скоро вернулась назад с претензией.
– Жемчужин не хватает.
– Вы о чем? – изумился Борис.
– Моя мама пересчитала жемчужины в ожерелье, перед тем как отдать его вам, – занудила Ковтун, – там имелось сто три штуки, а теперь их всего девяносто. Где еще тринадцать? Кому-то сережки из моих жемчужинок сделали, и колечко еще вышло.
Гофмайстер вытолкал и Аллу со словами:
– Вы с мамой психопатки, да и мне наука, теперь при клиентах все сам пересчитывать стану!
Но в отличие от Раевского, который поверил Борису, Аллочка осталась при своем мнении и поносила ювелира при каждом удобном случае. Однако самая неприятная история приключилась с Мисюсь. Когда-то, достаточно давно, ее муж заказал для жены подвеску, рубин в обрамлении мелких бриллиантов. Николеттина подружка с радостью носила подарок, но потом, уже после смерти мужа, у Мисюсь начались финансовые трудности, и она решила вынуть из оправы здоровенный рубин, вставить туда искусную имитацию и, продав камень, спокойно щеголять в не изменившейся по виду подвеске.
Мисюсь обратилась с деликатной просьбой к Исааку Шнейдеру, тот внимательно, при заказчице, изучил украшение и со вздохом сказал:
– Мадам, ваша просьба бессмысленна.
– Камень нельзя вынуть? – напряглась Мисюсь.
– Элементарно, – ответил Исаак.
– Тогда в чем проблема?
– Абсолютно пустое действие, к чему его вытаскивать?
– Но я хочу продать рубин, – напомнила Мисюсь.
– Тут нет драгоценного камня, – сурово заметил Исаак.
– Как? А это что? – возмутилась дама.
– Всего лишь очень искусная подделка, хорошая работа, – закивал Шнейдер, – но в вашем случае, мадам, это будет смена мыла на шило.
– Не может быть! – возмутилась Мисюсь. – Мой супруг достал камень из старого, поломанного медальона своей бабки, рубин был подлинным и стоил бешеных денег.
Исаак отложил лупу.
– Мадам может сходить проконсультироваться к другому мастеру.
Возмущенная Мисюсь, обозвав Шнейдера слепым идиотом, все же воспользовалась его советом, но и один, и другой, и третий ювелиры, к которым обращалась дама, произносили идентичный текст:
– Хорошая работа, отличная имитация, неспециалист никогда не распознает подделку.
В конце концов Мисюсь, зареванная и несчастная, прибежала к Коке, а та, возмутившись до глубины души, отправилась к Борису.
Гофмайстер совершенно не испугался вида взбешенной Коки.
– На земле слишком много сумасшедших, – философски заметил он, – я не делал сию подвеску, первый раз вижу ее.
Тут растерялась даже Кока.
– Неправда, – попыталась возражать она, – муж Мисюсь…
– Пусть он сам придет, – перебил даму Борис.
– Но он умер!
Гофмайстер развел руками:
– Увы! Значит, непосредственно от заказчика ничего не узнать. Думаю, он соврал жене, подвеску выполнил некий не слишком дорогой ювелир, камень поддельный.
– Рубин был подлинным!
Борис усмехнулся:
– Случается такое, супруге сказал одно, а на деле все по-иному. Если бы вы знали, сколько я выполнил работ, используя стразы, которые потом дарились как бриллианты. Но к рубину я не имею отношения, и это легко проверить.
– Каким образом? – недоуменно спросила Кока.
Гофмайстер вынул лупу.
– Всегда ставлю свое клеймо, стопроцентно здесь его не найдете! Объясните подруге: муж обманул ее.
– Имей в виду, – взвизгнула Кока, – я всем расскажу об этой истории.
– Пожалуйста, – равнодушно ответил Борис.
– Сообщу в милицию, что ты работаешь с золотом, – потеряла всякую интеллигентность Кока.
Гофмайстер засмеялся:
– Сколько вас таких! Извольте, кляузничайте, я совершенно не боюсь ни обысков, ни допросов, только следователь сразу спросит: «Откуда вы знаете о нарушении закона?»
– У меня имеется ожерелье твоей работы, из золота, – хищно воскликнула Кока.
Гофмайстер расхохотался:
– Верно, его конфискуют в качестве вещдока, потом «потеряют», а нас посадят вместе, меня за работу, а вас за заказ.
Кока ушла от Бориса, ощущая себя больной, наверное, на жизненном пути активной, умеющей всегда добиваться своего дамы ювелир был единственным человеком, который сумел поставить ее на место. Причем опыт был настолько болезненным, что Кока сейчас повторяла, словно заезженная пластинка:
– Вот сволочь! Ну скажи, мерзавец!
– Абсолютно согласен, – закивал я, – странно, однако, что Борис не растерял всех клиентов.
Кока уперла ручонку в костлявый бок.
– Так и лишился бы практики, слухи-то по Москве поползли, только он погиб.
Я откинулся в кресле.
– Гофмайстер умер?
– Да, – торжествующе воскликнула Кока.
– Давно?
Собеседница подперла кулаком щеку.
– Ну… не вспомню, достаточно лет прошло.
Я почувствовал глубокое разочарование, похоже, мы с Норой напоминаем двух охотничьих собак, которые, учуяв запах дичи, пронеслись через лес, переплыли реку, выскочили на опушку и обнаружили на ней ребенка, пасущего гусей, вроде добыча, да не та.
– Ужасной смертью жизнь закончил, – радостно вещала Кока.
– Что с ним случилось?
– Сгорел заживо, на даче, – засверкала глазами Кока. – У Бориса дом имелся под Москвой. Я, конечно, к нему звана не была, но те, кто ездил, захлебывались от восторга, шикарное здание. Снаружи, правда, оно смотрелось убогой избушкой, но внутри! Дворец! Гофмайстер небось воров боялся, вот и поставил стальную дверь, а окна забрал решетками, это его и сгубило.
Когда огонь полыхнул, ночь стояла, Борис не сразу проснулся, очнулся, когда пламя уже бушевало вовсю. Как на грех, железную дверь заклинило, а окошки-то зарешечены, вот и погиб, царствие ему небесное, жулику!
Кока на секунду перевела дух, я воспользовался паузой и быстро спросил:
– Арина тоже сгорела?
– Дочь его? Нет, жива осталась.
– Вот бы невеста мне была, – протянул я, – богатая! Небось от папеньки капитал остался.
Кока поелозила на диване.
– Ничего о ней не слышала. Борис в свое время девчонку усиленно в свет выводил, хотел ей пару найти, но потом пожар произошел, и что с Ариной стряслось, понятия не имею.
– Нет ли у вас случайно ее координат?
Кока призадумалась.
– Ну… могу, конечно, Ольге Корякиной звякнуть. Понимаешь, жена Борьки давным-давно покойница, родила Арину и преставилась. Гофмайстер снова не женился, так по бабам таскался, последней его обоже Ольга состояла, она в тот день чудом на даче с любовничком не осталась, да уж, повезло. Зубы у нее заболели, пошла к стоматологу, а тот лишь хуже сделал, вот Оля и сумела только до городской квартиры доплестись. А зачем тебе Арина?
Я начал кашлять.
– Вава, ты принес сюда грипп! – возмутилась Кока.
– Нет, нет, простите, аллергия замучила, – жалобно простонал я, – не будет ли хамством с моей стороны попросить глоток минеральной воды?
Кока нежно похлопала меня по плечу.
– Для тебя, мой дружочек, собственноручно схожу на кухню.
Я закашлялся еще сильней, на этот раз дабы скрыть смех. Воображение развернуло картину: вот сейчас Кока ловко нагнется, обопрется на оперстненные пальцы и собственноручно, то есть на собственных руках, двинется в сторону коридора. Я, конечно, затевая спектакль, понимал, что хорошее воспитание и светские манеры заставят маменькину подружку лично притащить мне водицу, но полагал, что она использует для похода на кухню ноги.
Еще раз улыбнувшись, Кока пошла к двери, естественно, не на руках. Едва створка захлопнулась, как я коршуном метнулся к пухлой телефонной книжке, черневшей на столике. Господи, сделай так, чтобы я сумел разобраться в каракулях Коки, ведь не всегда можно понять чужие заметки, вот у Николетты в записях сам черт ногу сломит! Мой номер у нее красуется под буквой «К», спросите почему? Понятия не имею, а Кока занесена на страничку «С», может, маменька считает ее стервой, а меня кретином? Во всяком случае, когда я однажды сдуру спросил у Николетты: «Почему Виктор Борисович Кац у тебя значится под буквой „Д“?» – то услышал в ответ:
– А куда его еще отнести: долдон он и есть долдон!
Глава 27
У Коки, на мое счастье, в книжке царил армейский порядок. Четким, ровным, совершенно каллиграфическим почерком были записаны телефоны: домашние, служебные, мобильные, и координаты Корякиной нашлись именно там, где им следовало быть, под буквой «К».
Не успел я толком запомнить необходимые сведения, как вернулась Кока, и мне пришлось без всякого на то желания выпить бутылочку минералки.
Посчитав визит исчерпанным, я хотел уже раскланяться, но был остановлен недоуменным возгласом Коки:
– Ваня, ты же хотел заказать для Николетты кольцо!
Тут только я сообразил, какой идиотский повод изобрел для визита, но было поздно.
Хищно улыбаясь, Кока вытащила из шкафа стопку журналов и плотоядно воскликнула:
– Сейчас посмотрим! Значит, ты готов раскошелиться на черный бриллиант?
И что оставалось делать? Стараясь не выпасть из образа сына, до самых печенок ощущающего вину перед матерью, я кивнул.
– Отлично, – пришла в еще больший ажиотаж Кока, – вот, изумительный вариант, не слишком, правда, шикарный. Для сего колечка потребуется некрупный брюлик, карата три.
– Боюсь, на такой камушек мошны не хватит, – на всякий случай сказал я.
Вообще-то денег у меня после покупок Лизы не осталось совсем, но Коке-то об этом знать не следует.
– Вава, – сурово заявила маменькина подружка, – ты еще очень молод, поэтому выслушай одну истину: если мужчина решил порадовать женщину сувенирчиком, он не должен экономить. Сквалыга всегда выглядит плохо, так же, как черный бриллиант размером менее трех карат. Если не способен преподнести мало-мальски нормальную вещь, то лучше вообще ничего не покупать, пластмассовая мыльница под елкой не обрадует. Или я не права?
Я принялся усиленно кивать головой, лучше сейчас во всем соглашаться с Кокой, я вовсе не собираюсь заказывать перстней с черными алмазами, поэтому спорить о каратности не стану.