К тому времени заметными стали изменения в типах судов, используемых пиратами, поскольку они по-своему следили за прогрессом в судостроении, тем более, что галеры или всякая мелочь вроде шебек, тартан, полак или бригантин не слишком подходили для условий Атлантики, прежде всего по мореходным качествам. На смену им в XVII веке пришли галеоны, более приспособленные как для артиллерийского, так и для абордажного боя с европейскими торговыми судами, нередко вооруженными, благо в те времена по своей архитектуре и размерам военные корабли и торговые суда не слишком отличались друг от друга. Что касается пиратства, к которому оказался сопричастен описываемый архипелаг, то его искоренение произошло в Средиземном море только с присоединением Алжира к владениям Франции уже в 30-х годах XIX века.
Мальта несомненно произвела впечатление на генерала Бонапарта, поскольку она, по мнению означенного генерала, «располагает наилучшим портом Средиземного моря, имеет 30 тысяч жителей, красивые дома, прекрасные набережные, великолепные склады для хлеба, изящные фонтаны. Укрепления отличаются большой протяженностью, построены из тесаного камня, все склады – вне пределов досягаемости бомб. Различные фортификационные сооружения, батареи и форты нагромождены друг на друга». В этих замечаниях в одинаковой степени проявился как вкус француза-южанина, так и трезвый взгляд стратега-аналитика высшего класса.
По его сведениям, Мальтийский орден для защиты побережья Южной Европы «мог иметь 6–7 линейных 74-пушечных кораблей, столько же фрегатов и вдвое меньше мелких судов с тем, чтобы одна треть их них постоянно крейсировала перед Алжиром, Тунисом и Триполи. Он мог бы положить конец варварийскому разбою, принудив пиратов жить в мире. В этом случае орден заслужил бы благодарность всего христианского мира. Половины его доходов было бы достаточно, чтобы достигнуть этого великого и благодетельного результата. Но рыцари, по примеру других монахов, присвоили имущество, которое им было предоставлено ради общественного блага и нужд всего христианского мира. Роскошь приоров, бальи, командоров вызывала возмущение всей Европы…
…Ополченцы, гордые, как и все островитяне, чувствовали себя оскорбленными наглостью и высокомерием рыцарей-дворян. Они жаловались, что являются у себя на родине иностранцами, не допускаемыми к занятию доходных и почетных должностей. У них не было привязанности к ордену. Они видели во французах защитников своих прав. К тому же сама организация ополчения находилась в небрежении, ибо орден давно уже не опасался вторжения турок и, напротив, боялся установления гегемонии коренных жителей. Если фортификационные сооружения и материальные средства обороны были достаточно обширны, то моральный фактор сводил их к нулю…» С прибытием французов на пути к берегам Египта «никогда Мальта не видела столь бесчисленного флота в своих водах. На большом протяжении от берега море было покрыто кораблями всех размеров, чьи мачты напоминали огромный лес…
…Бальи, командоры, сенешали, должностные лица ордена были стариками, не участвовавшими в войнах, холостяками, проведшими жизнь в самом приятном обществе… Их не вдохновлял ни один из тех мотивов, в силу которого люди пренебрегают большими опасностями. Что могло заставить их рисковать жизнью ради сохранения бесплодной скалы посреди моря? Религиозные чувства? Они были малорелигиозны. Сознание собственной полезности? То гордое чувство, которое побуждает человека идти на жертвы, потому что он защищает родину и себе подобных? Они ничего не делали и никому не приносили пользы» (Иванов. С. 31). Определенно характер и нрав былых иоаннитов со времен великой осады 1565 года изменился настолько, что захват Мальты в 1798 году обошелся Наполеону всего в троих погибших; видимо, это была одна из его самых бескровных побед. По поводу сил ордена один из генералов Наполеона выразился так: «Хорошо, что у них хватило людей, чтобы открыть нам ворота».
Теперь можно было приступать к преобразованиям на завоеванном острове, для чего Бонапарт переселился на сушу, где первым делом создал комиссию из местных нотаблей под председательством собственного комиссара-француза. Темп его деятельности потряс воображение обитателей острова, пребывавших со времен великой осады 1565 года в состоянии затянувшегося летаргического сна. За семь суток пребывания на острове этот невесть откуда взявшийся вояка с присущей ему неуемной энергией отменил все привилегии рыцарей ордена, реформировал деятельность монастырей, гарантировал одинаковые права представителям главных религий острова (христианам, мусульманам и иудеям), освободил две тысячи мусульманских пленников, обреченных быть гребцами на галерах, модернизировал систему образования, учредив пятнадцать школ, в которых ученикам прививали принципы морали и французской конституции. Но не только…
Одновременно он изъял в пользу республики ценностей примерно на семь миллионов франков в виде золотых слитков, серебра и драгоценных камней. Часть этой наличности была отправлена в адрес парижской директории, а другая осела в трюмах флагмана «Ориент», чтобы в полном смысле быть пущенной на ветер при взрыве крюйт-камеры этого корабля в Абукирском сражении. В утешение рыцарям он оставил обломок истинного креста… На острове были учреждены муниципальные органы с разделением острова на кантоны и округа, а также созданы отряды Национальной гвардии под командованием французских офицеров. Этот ветер перемен в считаные дни унес большую часть членов ордена на материк, где они получили полную свободу действий.
Что касается самих французов (не считая гарнизона в количестве четырех тысяч человек под командованием генерала Вобуа), в ожидании дальнейшего плавания и предстоящих сражений они предавались радостям жизни, которых обнаружили на острове немало. Хотя члены Мальтийского ордена давали обет целомудрия, новые хозяева острова обнаружили, что «все они имели любовниц, которые были восхитительны и очаровательны», в чем подчиненные генерала Бонапарта успели убедиться за неделю пребывания на острове, тем более, что их прежние обладатели «не были ни собственниками, ни ревнивцами». Это не считая обилия южных фруктов…
Однако свежий ветер перемен в глазах аборигенов острова нередко выглядел как ограбление церквей и монастырей, не считая в меру разнузданного поведения тысяч солдат и моряков в роли освободителей, что в истории наблюдалось неоднократно. Прошло немного времени, и подобные настроения превратились в своеобразную мину замедленного действия, взорвавшуюся вскоре после отбытия Бонапарта за пределы поля зрения с берегов Мальты.
Еще до отбытия с берегов острова генерал Бонапарт информировал Париж о своих ближайших намерениях: «Уже недалеко то время, когда мы будем думать: для того, чтобы по-настоящему разрушить Англию, мы должны захватить Египет». Уже позднее, находясь в Египте, он считал, что поход к Индии потребует от него нескольких месяцев, что обосновал следующим образом: «От Каира до Инда так же далеко, как от Байонны до Москвы. Армия в 60 000 человек, посаженная на 50 000 верблюдов и 10 000 лошадей, имея с собой запас продовольствия на 50 дней и воды на 60 дней, достигла бы за 40 дней Евфрата и через четыре месяца оказалась бы на берегу Инда, среди сикхов, маратхов и народов Индостана, с нетерпением ждущих своего часа, чтобы сбросить гнетущее их ярмо!!!» (Иванов. С. 114).
Правда, нашему современнику может прийти в голову простая мысль: а не забыл ли в своих мемуарах этот один из излюбленных героев мировой истории уроков самой Мальты? Правда, подобные не оправдавшиеся заявки звучали из его уст неоднократно. Так или иначе, но в планах генерала Бонапарта Мальте предназначалась сугубо вспомогательная роль в качестве вспомогательной перевалочной базы, и только, не сопоставимой по своей значимости с целью операций 1565 или 1940–1943 годов.
Для нас важно, что Наполеон овладел Мальтой на пути в Египет. С другой стороны, недельное пребывание Бонапарта на Мальте не стало самым выдающимся событием в его будущей яркой и поучительной биографии. А когда к столь известным историческим персонам вскоре добавился английский адмирал Нельсон, отправившийся вдогон за Бонапартом к берегам Египта, вокруг Мальты возник такой политический узел, по сравнению с которым самый замысловатый из морских узлов, показался бы знатокам сущей безделицей. Несомненно, в то время на небосводе Мальты взошло созвездие ярких личностей первой величины, к которым присоединился вскоре и наш адмирал Ушаков.
Произошло это так. В феврале 1798 года российский самодержец Павел I получил сведения, что из Тулона вышел большой французский флот общим направлением на восток Средиземноморья, возможно, с целью атаковать южное побережье России в Черном море. Он приказал эскадре вице-адмирала Ушакова срочно выйти навстречу ожидавшемуся противнику. В сложившейся необычайно сложной и запутанной обстановке, под дулами корабельных орудий эскадры Ушак-паши (как звали русского адмирала правоверные мусульмане после знакомства с ним в битвах на Черном море) турки перепугались настолько, что, вступив в союз со своим извечным врагом Россией, подкрепили эскадру Ушакова собственными кораблями. Вот тогда-то проблема Мальты, причем в условиях сложных политических и личных отношений, замаячила перед нашими моряками. «Главной целью, указанной Ушакову при его отправлении, было освобождение от французов Ионических островов, изгнание французов, при содействии англичан, из Южной Италии, освобождение Мальты и содействие англичанам при блокаде Александрии и в других местах» (Веселаго. С. 178). Таким образом, Мальта значилась в планах Ушакова практически последним пунктом.
Как сказано выше, Мальта оказалась в руках Бонапарта в полном смысле попутно, когда на всякий случай на пути в Египет он зашел в Гранд-Харбор, чтобы запастись водой на дальнейший путь. Предлог был явно надуманный, поскольку продовольствием французы были обеспечены на ближайшие три месяца, а водой – по крайней мере на сорок дней, тогда как до берегов Египта оставалась всего неделя пути. Поскольку положение с водой на архипелаге уже известно читателю, мальтийцы вполне обоснованно заявили, что они могут снабдить водой только четыре корабля, тогда как французская эскадра насчитывала только одних линейных кораблей тринадцать, не считая сотен транспортов с войсками общей численностью до тридцати тысяч человек. Характер «просьбы» не оставлял сомнений, тем более что она была подкреплена десантом общей численностью в пятнадцать тысяч солдат и моряков, высадившихся на остров 10 июня. Тем не менее, судя по дальнейшим событиям, едва ли в планах Бонапарта Мальта играла важную роль.