Как печально, когда умирает зонт!» Кто еще способен так сказать? Вспомнила его теплую руку… Боже, какая дура! И слепому видно, что происходит!
Тут примчалась взмыленная Татьяна с сумками еды. Ее несколько удивило мое возбужденное состояние – она, видимо, ожидала увидеть меня на смертном одре с пузырьком яда в остывающей руке.
– Рассказывай! – потребовала она, расставляя снедь на кухонном столе.
Я достала купленную позавчера бутылку белого вина. В течение следующего получаса я отчитывалась о визите к Жоре.
– Я же предупреждала! – переживала Татьяна. – Я же говорила тебе… И цыганка говорила! Надо было держаться. Не поддаваться на его подлые подходы, довести до точки кипения и… вернуться в замок на белом коне!
Я только вздохнула. Если бы я была бездушной куклой, я бы так и сделала. Но я ведь не бездушная кукла! Я живая женщина, и если… если Жора целует меня, я отвечаю! Я отвечаю ему, и черт подери всю женскую мудрость! Не хочу я такой мудрости – ловушки, капканы, интриги, разжигание ревности… Стоп? Разве это не то, что я делаю, поминая все время Хабермайера? Не понимаю, не знаю… Совсем запуталась.
– Если он еще раз позвонит, – наставляла мудрая Татьяна, – не соглашайся. Ни за что не соглашайся! Скажи, что ужинаешь с… Хабермайером!
Я обалдело уставилась на Татьяну. Она, как часто бывало и раньше, снова попала в десятку.
– Кстати, – сказала я, – завтра я ужинаю с Хабермайером. В «Английском клубе».
– А Жора? – поразилась Татьяна.
– Жора не зовет меня ужинать в «Английский клуб». Он вообще никуда меня не зовет.
– А где кот? – спросила вдруг Татьяна ни с того ни с сего, оглядываясь по сторонам.
– Сидит с Шебой. Он со мной не разговаривает. Я закрыла его в ванной вместо того, чтобы выпустить на балкон, где собрались другие коты и выли на луну. Кстати, ты заметила, какая сегодня ночью была луна? И вообще, Хеллоуин на дворе, помнишь?
– На луну воют собаки, – ответила Татьяна. – Вчера Васька Гордик шлялся по театру в маске черепа с сигарой и в котелке. Наскочил на Приму в темном коридоре… Теперь ходит с фингалом, да еще его и разбирать будут на собрании за хулиганскую выходку. А что, разве сейчас полнолуние?
– Это, наверное, была не Луна, а какая-нибудь другая планета. Может, Уран или даже Плутон, – сказала я. – И она опустилась к моему балкону… Наверное, Хабермайер устроил по знакомству.
– Что у тебя с Хабермайером? – тут же спросила Татьяна.
– А что может быть у нормальной женщины с Хабермайером? Любовь, конечно. Не дружба же!
– Я серьезно!
– Да ровным счетом ничего. Хабермайер не сегодня завтра уедет. Жора тоже уедет. И господин Романо уедет. И вся его команда уедет с ним. И останемся мы с Анчуткой и Шебой…
– А я?
– И ты с нами. И вряд ли получится на белом коне. И все вернется на круги своя. Наверное, придется проситься обратно в Банковский союз. Это – моя надежная синица в руках.
Татьяна молча разлила вино, даже потрясла бутылку, чтобы все до последней капли…
Около десяти вечера позвонил Флеминг и спросил, нет ли у меня знакомого расторопного молодого человека, знакомого с компьютером и способного фотографировать.
– А где Клермон? – спросила я.
– Я и забыл, Наташа, что у вас сегодня выходной и вы еще ничего не знаете. Клермон оставляет нас. По-моему, уже завтра.
– А что случилось?
– Не знаю толком, – ответил Флеминг. – Какие-то семейные дела.
– А вы уже нашли вещь Якушкиных? – брякнула я, не подумав.
На той стороне воцарилось долгое молчание.
– Откуда вам известно об… этой вещи? – наконец отозвался Флеминг.
– От Хабермайера.
– А… что он сказал?
– Сказал, что тоже ищет ее.
– Когда он вам это сказал?
– Позавчера.
– А вчера вы его не видели?
– Не видела, – ответила я. – Он, кажется, тоже уезжает.
– Он сказал вам, что уезжает?
– Не буквально, – промямлила я, проклиная себя за болтливость. Тон Флеминга мне не нравился, равно и как его странная настойчивость. «Мне так показалось… А ведь они соперники, – пришло мне в голову. – Ежу понятно».
– Ну, так что с парнем? – спросил Флеминг.
– С каким парнем? – не поняла я.
– Вместо Клермона.
– У меня есть один знакомый, но он исчез… – начала я объяснять.
– Давайте адрес, – перебил меня Флеминг.
– Проспект Мира, девятнадцать…
– Адрес электронной почты, – Флеминг издал смешок. – Я ему напишу.
– Но у меня нет… Подождите! Адрес должен быть у вас, Грэдди. Вы писали мне на его адрес, помните? Приглашали на интервью. Ну конечно!
– А! Спасибо, Наташа. Мы его разыщем. Люди, у которых есть электронный адрес, просто так не исчезают. Кстати, я давно уже собирался…
В этот момент Татьяна включила музыку, и Флеминг споткнулся на полуслове. И тут же спросил:
– Вы не одна?
– Не одна, – ответила я, собираясь объяснить ему, что у меня в гостях подруга, но он сразу же пожелал мне спокойной ночи и повесил трубку.
Разговор с Флемингом оставил у меня странный осадок. Он хотел о чем-то спросить… Но не спросил, так как я была не одна. И пожелал спокойной ночи, и было в его тоне что-то… обычный сарказм? Я вспомнила, что обещала ему посмотреть значение слова «проруха». Или не только сарказм? Я почувствовала досаду на этого застегнутого на все пуговицы англичанина. Холодный, бесчувственный, чопорный… Единственная человеческая черта – чувство юмора, причем вывернутое наизнанку. Бревно! Не понимаю, как Гайко может с ним дружить…
– Кто это? – крикнула Татьяна из кухни, стараясь переорать музыку.
– Флеминг! – крикнула я в ответ.
– Так поздно?
– По делу, – ответила я, появляясь на пороге кухни. – Только не спрашивай, что у меня с ним!
– А что у тебя с ним? – немедленно спросила Татьяна.
– Любовь, конечно, – ответила я. – Что же еще? Наливку будешь? – предложила я. – Мамину еще, вишневую. Сейчас достану с антресолей. – Мне как никогда хотелось напиться… Упиться в хлам, как говорит один известный писатель. Вишневая наливка – продукт нежный, домашний, но забирает круто, как и все ликеры.
Когда мы окончательно наклюкались, Татьяна вдруг сказал:
– Да брось, Натка, какой-то секретаришка… подумаешь!
– Это ты о ком? – удивилась я.
– Да об этом, застегнутом на все пуговицы… Тоже мне, герой-любовник!
– Татьяна, хватит пить, – сказала я, отнимая у нее стакан. – Что ты несешь… Какие пуговицы? И вообще… уже пора спать.
– А луна? – вспомнила Татьяна. – Хочу посмотреть на луну!
И мы пошли на балкон смотреть на луну…
Глава 26Момент истины
– Джузеппе, а если это все-таки Хабермайер? – спросил на другое утро Флеминг, входя в спальню господина Романо.
– Насколько я помню, мы с тобой рассматривали подобный вариант, и ты сказал, что тевтонец слишком заметная фигура. Помнишь?
– Помню, но… имеет человек право передумать или нет? Он явился сюда неспроста, он тоже охотится за вашим… артефактом. А если сопоставить некоторые даты… Вы были в Бонне около трех лет назад, а точнее, в конце апреля, встретили случайно своего старого знакомого, отметили на радостях встречу и поделились мыслями об артефакте. Очень неосмотрительно с вашей стороны, должен заметить. Этот человек оказался учителем нашего Хабермайера и, умирая, рассказал ему обо всем. И… внимание, Джузеппе! Спустя три месяца на сцене появляется Галерейный Призрак! Существо, которое способно просочиться в замочную скважину и пройти незамеченным мимо сотни свидетелей. Идущее по вашим пятам, знающее обо всех ваших планах, нахально перебегающее вам дорогу…
– Но зачем? – вскричал господин Романо. – Зачем Хабермайеру перебегать мне дорогу? Зачем ему грабить музеи, моих друзей и незнакомых арабских шейхов? Зачем ему карта Персидского залива?
Флеминг задумался. Наконец признал:
– Не знаю, Джузеппе. Возможно, есть некая цель, неизвестная нам. Что мы вообще знаем о магах? Об их логике? Образе мышления?
– Тут вопрос даже не логики, а целесообразности, – заметил господин Романо. – А что, если… Послушай, Грэдди, а давай пригласим его сюда и заставим выложить карты на стол!
– Как можно заставить Хабермайера выложить карты на стол? – усомнился Флеминг. – Он сам может заставить кого угодно… сделать что угодно.
– Не знаю. Посмотрим. Проведем переговоры, заключим соглашение о совместном… пользовании. В конце концов, кто раскопал всю эту историю? Попытаемся воззвать к его совести, наконец!
– А вы бы на его месте… – начал было Флеминг и выразительно замолчал.
– Не знаю, – искренне ответил господин Романо. – Вряд ли. Но ведь ничего другого нам не остается? Тот тип… вчера, в лесу – здоровенный, как Кинг-Конг, а Хабермайер тоже не маленький. Кроме того, говорил он по-французски с акцентом – значит, не француз. Команды отдавал резко… а у немцев милитаризм в крови.
– Все это косвенные улики, – заметил Флеминг.
– Ты против?
– Не против, – ответил Флеминг. – Отчего не попробовать… перед тем, как вы, Джузеппе, удалитесь сочинять мемуары, – прибавил он, протягивая руку к телефону.
Господин Романо только хмыкнул.
Хабермайер появился с последним, одиннадцатым ударом часов на городской площади. Он учтиво поклонился и спросил:
– Надеюсь, я не заставил вас ждать?
«Твердый орешек, – подумал Флеминг, рассматривая рослого немца. – Такого не расколешь… с кондачка».
Ханс-Ульрих, по своему обыкновению, был в черном. Вместо белого фрака для приемов, в котором господин Романо и Флеминг видели его в последний раз, на нем были черные джинсы, черный тонкий кашемировый свитер и черная кожаная куртка. Только тяжелый шелковый шарф, небрежно обернутый несколько раз вокруг шеи, был серым.
Флеминг при виде Хабермайера испытал двойственное чувство – маг нравился ему и в то же время не нравился. Сомнительная профессия, несколько театральная внешность, подчеркнутая вежливость и выправка, почти военная.