Эти глаза были еще прекраснее. Радужка почти черная у края, а у зрачка рыжая. Она светлела плавно, переходя из одного цвета в другой, и это завораживало. Мэри сама не заметила, как опустила свои пять долларов в гитарный футляр.
– Спасибо, – поблагодарил ее музыкант – он как раз закончил петь.
Мэри расплылась в улыбке и, не понимая зачем, спросила:
– Как твое имя?
– Марлон.
– А я Мэри.
И он тут же заиграл фолк-песенку «Мэри». А потом выкрикнул:
– Композиция посвящается вот этой прекрасной девушке!
Прохожие приостановились, с интересом посмотрели на Мэри. Она засмущалась. Не привыкла к всеобщему вниманию. Но оно, черт возьми, было ей приятно!
Марлон пел, Мэри слушала, но время поджимало и нужно было спешить. Когда песня закончилась, девушка помахала исполнителю рукой.
– Убегаешь? – спросил он.
– Да, работа.
– Жаль…
– Увидимся тут же в субботу? – спросила Мэри.
– Я здесь только по будням выступаю.
– Значит, в следующую среду?
– Я буду ждать! – И Марлон послал ей воздушный поцелуй.
Когда Мэри шла к выходу, слышала песню «Прекрасная девочка, останься со мной» и знала: Марлон поет для нее.
Весь день она не могла выкинуть его из головы. Вызывала в памяти его образ и все пыталась вспомнить, так ли он был красив, как ей показалось. Глаза да улыбка… А остальное? Мэри даже не могла сказать, сколько Марлону лет. Хотя бы примерно. Двадцать, тридцать… Сорок? Нет, все же не сорок. И не двадцать. У него такой глубокий – взрослый – голос…
Она едва дождалась следующей среды. И поехала на более ранней электричке, чтобы провести больше времени с Марлоном. Выходя из вагона, она вся обратилась в слух. И его усладил волшебный голос. Мэри бросилась к колонне, у которой стоял певец. Пока приближалась, успела его рассмотреть. Лет тридцати, возможно, тридцати двух, среднего роста, худощавый, длинноволосый, кудрявый. В локонах поблескивает седина. Лицо симпатичное, но не выдающееся. В общем, Марлон оказался не таким красавцем, каким он ей представлялся. Но это уже не имело значения – она влюбилась.
Марлон обрадовался, увидев ее. Заиграл приветственную кантри-песню о девушке по имени Мэри.
– Как твои дела? – спросил он, закончив.
– Отлично. А твои?
– Ок.
Ничего не значащие фразы. Пустые слова. Американцы перебрасываются ими постоянно, на автомате. Но когда Мэри услышала их от Марлона, ей стало радостно. Он интересуется ее делами, значит, она ему не безразлична, а это здорово!
Спев еще пару песен, Марлон собрал деньги, сунул гитару в футляр и сказал Мэри:
– Приглашаю тебя на чашку кофе.
Она посмотрела на часы и погрустнела: на кофе у нее не было времени.
– Опаздываешь? – догадался Марлон.
– Да, на работу надо.
– Значит, попьем кофе из автомата.
Он обнял Мэри за плечи и повел к выходу.
– Ты какой предпочитаешь? – спросил Марлон, остановившись у автомата. – Хотя подожди, я угадаю. Латте?
– Как ты догадался? – воскликнула Мэри. На самом деле кофе она вообще не любила, а если пила, то обычный черный без сахара.
– Ты и латте созданы друг для друга. Ты знаешь, что это итальянский напиток? – Мэри покачала головой. – А ты похожа на сицилийку. Не оттуда родом?
– Нет, я русская.
– Серьезно?
– Да. А что?
– Я их другими представлял. Светлее, пышнее, румянее.
– Это стереотип, – улыбнулась Мэри.
– Понимаю. Но все же правду говорят, что русские девушки очень красивые. Ты – точно!
Они попивали кофе, сидя на лавочке. Мэри понимала, что если не поторопится, то опоздает на работу и тогда… Нагоняй – в лучшем случае. Возможно – штраф. А то и увольнение. Но сил расстаться с Марлоном не было.
– Не буду тебя больше задерживать, – сказал он, залпом выпив остывший кофе. – Беги на свою работу. И… до встречи в среду?
Неделю не видеть его? Это же пытка.
– А может, завтра? – с надеждой спросила она.
– Завтра я в городском парке портреты рисую.
– Ты еще и рисуешь?
– Да. И неплохо. Если завтра ты свободна, давай там увидимся. С меня портрет.
– Я свободна! – выпалила Мэри, хотя, конечно же, завтра ей нужно было идти в школу. Прогуливать еще один день не хотелось. Все же выпускной класс…
– Отлично. Тогда до завтра!
– До завтра… – эхом повторила Мэри.
На следующий день она уже в девять утра была в парке. Приехала рано, как на работу. Но Марлон в это время еще не появился. Он пришел только спустя полтора часа, когда Мэри уже извелась от беспокойства. День был ветреный, влажный, и волосы Марлона, закрутившиеся спиральками, развевались очень живописно. Мэри подумалось, что его фото, сделанное в данный момент, можно было бы поместить на рекламный плакат какого-нибудь прохладительного напитка или мятной жвачки.
При встрече Мэри и Марлон обнялись по-дружески. Но у девушки задрожали коленки, когда она оказалась, пусть на миг, в его объятиях.
– Ну что, готова позировать? – спросил у нее Марлон.
Мэри только кивнула. Ответить не рискнула, побоялась, что голос выдаст ее чувства.
Тот день они провели вместе от начала и до конца. Мэри уехала к себе в пригород, когда уже стемнело. Она бы еще осталась, да приемные родители оборвали ей телефон. Марлон нарисовал ее портрет. Удивительный, очень нежный, пастельный. Мэри на нем была чем-то похожа на девушку с веером с полотна Ренуара. И если бы не джинсовая куртка и слуховой аппарат, запечатленный художником для достоверности, можно было бы подумать, что на картине не его современница, а барышня из другой эпохи.
Мэри, приехав домой, повесила портрет на стену, прикрепив его кнопками, на достойную раму денег не было. Брат, кинув на него взгляд, одобрительно цокнул. А он очень чуток ко всему прекрасному. И если ему понравилось, значит, рисунок действительно стоящий.
Когда Мэри узнала Марлона получше, она поняла, что он талантлив во всем. Он изумительно пел, играл на гитаре и губной гармошке, рисовал, стриг, делал тату, готовил. А еще он обладал потрясающим даром лицедея. Марлон приехал в большой город, чтобы стать артистом. Он выходил на сцену независимого театра и два раза снимался в сериалах.
– Ты – гений! – восхищенно шептала Мэри, когда Марлон демонстрировал ей очередной свой талант.
– Моя мама считает так же, – отвечал он с улыбкой. А потом неизменно добавлял уже с серьезным лицом: – А отец называет меня неудачником.
Для Марлона больная тема – отношения с отцом. Его злило, что тот его не понимает, ведь когда-то они были очень близки.
Глава 6
Марлон вырос в небольшом техасском городке. Отец его владел строительным складом и хотел, чтобы его единственный сын занимался тем же. Но паренька увлекало совсем другое. Он ходил в театральную студию и в кружок лепки. Нет бы, как отец, в американский футбол играть! Но с «немужскими» хобби Марлона папаша еще как-то мирился. Что поделаешь, если ребенок уродился неженкой и, вместо того чтобы сжимать в натренированных руках мяч, мнет ими глину. Пусть себе тешится, но в свободное от учебы и работы время. Марлон же школу прогуливал, отцу на складе помогал из-под палки и в колледж поступать отказывался. Говорил, что мечтает актером стать. Отец надеялся, что эта блажь у него пройдет. Однако, окончив школу, Марлон отправился покорять Нью-Йорк. Его мудрый родитель сказал: «Хорошо, сынок, езжай за мечтой, но если у тебя ничего не получится, возвращайся. Лучше быть кем-то в провинции, чем пустым местом в столице».
Марлон поступил в школу актерского мастерства. Отучился там. Стал ходить по кастингам. Но ему не везло. Однако Марлон не унывал. С друзьями он организовал рок-группу. Выступали в маленьких клубах и, опять же, ходили на кастинги. Но и тут – никаких результатов. Тогда Марлон рисовать начал. Вернее, он всегда увлекался живописью, но, когда познакомился с успешными художниками, решил попробовать себя в этом виде искусства. И у него вроде бы получилось! Но картины не продавались. Хотя друзья-художники его хвалили. Пришлось Марлону, чтобы иметь стабильный доход, татуировщиком работать. И тут у него дела хорошо шли. Но не о такой работе он мечтал…
Когда ему исполнилось двадцать три, отец впервые потребовал его возвращения. Именно потребовал, а не попросил. «Хватит заниматься ерундой и тешить себя ложными надеждами, – сказал он, когда Марлон приехал навестить родителей. – Мне нужен помощник на складе, но человека со стороны я брать не хочу. Чужакам я не доверяю. Ты должен вернуться и заняться семейным бизнесом!»
Должен!
Марлона аж передернуло от этого слова.
– Я ничего не должен тебе, отец! – выпалил он. – У меня своя дорога, по которой я иду, и ты не вправе требовать, чтобы я с нее свернул!
– Я – вправе! – повысил голос отец. – Как и твоя мать. Мы растили тебя не за тем, чтоб ты растрачивал себя попусту. Мы хотим гордиться своим сыном, а не стыдиться его.
– Ты так говоришь, будто я наркоман или убийца!
– Пока ты не наркоман… и не убийца, слава тебе, Господи. Но кто знает, куда тебя выведет твоя дорога!
– Я добьюсь успеха, вот увидишь.
– Жду этого уже пять лет, но ты ни на шаг не приблизился к своей мечте. Поэтому я и призываю тебя выкинуть из головы блажь и вернуться домой. Бренчать на гитаре и рисовать ты можешь и здесь. И театральная группа у нас есть. Мой друг Билл, хозяин скобяной лавки, в нее входит. Ты мог бы, как он, днем работать, а вечерами…
– Я не хочу, как он, папа! У меня своя судьба!
– Быть неудачником?
– Ты рано ставишь на мне крест! – постарался сохранить спокойствие Марлон, хотя слово «неудачник» резануло его слух. – Мне только двадцать три…
– Тебе уже двадцать три. Я в твои годы имел свое небольшое дело и невесту, твою мать. А у тебя ни гроша за душой, никаких серьезных отношений и перспектив.
– Я – не ты, папа, сколько можно это повторять? Я тебя люблю и уважаю, но не хочу становиться твоей копией.
– Этого я от тебя и не требую.