Оставалось потерпеть совсем немного, когда произошла беда. Марлон, как обычно, выступал на сцене. Но на сей раз сидел не за ударными. Бас-гитарист заболел, пришлось подменять его. А барабаны воспроизвел синтезатор. Понятно, что он мог заменить любой из инструментов, но басист «лабал» соло, это было частью программы, так что без него никак. Вот Марлон и взял в руки гитару. И выступил просто отлично. Но, когда он доигрывал третью композицию, на сцену выскочил в дым пьяный мужик. За вечер он проиграл больше сотни тысяч долларов – все, что выручил от продажи своего дома. Он был не в себе. В руках его оказался нож. Под него попал Марлон…
Охранники среагировали быстро. Пяти секунд не прошло, как съехавшего с катушек мужика скрутили. Вот только и этих мгновений ему хватило, чтобы нанести ощутимый вред Марлону. Удар в бок – ерунда. Царапина. Как и порез на лице. А вот рана на руке, что была нанесена первой, сразу обездвижила ее. Ненормальный игроман умудрился повредить сухожилия.
«Скорая» приехала оперативно. Марлона уложили на каталку, Мэри впрыгнула в машину следом. Бросила работу и поехала, наплевав на запрет. Потерять место – ничто по сравнению с тем, что ожидает Марлона: потеря чувствительности руки, той, которой он играл… той, которой рисовал… той, которой набивал татуировки и нежно ласкал ее грудь.
Мэри обуревало дурное предчувствие. Она боялась, что правая рука так и не обретет былую чувствительность, а левой Марлон не мог даже вилку долго держать. Порезав еду, откладывал нож и ел правой.
В больнице его сразу повезли в операционную. Мэри хотела последовать за ним, но перед ее носом дверь закрыли. Да еще, отведя в сторону, засыпали вопросами, кто она такая, кем приходится пострадавшему и так далее. Мэри не в себе была от беспокойства, поэтому опасности не почувствовала и отвечала правдиво. Через час ей сообщили, что операция прошла успешно. Но не успела она обрадоваться, как ее под локотки взяли две женщины и увели в какой-то фургон. Мэри вырывалась. Она не собиралась покидать больницу, где после операции приходил в себя ее любимый. Однако ее не просто вывели и увезли подальше, ее вернули к приемным родителям.
Первое, что она сделала, попав к ним, это бросилась к телефону, чтобы связаться с Марлоном. Расстались они пять дней назад. Все это время она была без мобильного – его отобрали. Связаться с любимым не представлялось возможности. И вот у нее в руках трубка, она набирает заветный номер и… слышит механический голос, сообщающий, что абонент выключен.
Мэри тут же узнала в справочной телефон больницы, где находился любимый. Когда связалась с приемным покоем и спросила о самочувствии Марлона, ей сказали, что он уже выписан. Мэри обрадовалась, а потом стала беспокоиться больше прежнего. Если Марлон не в больнице, то почему его сотовый выключен? Ведь он должен понимать, что она обязательно с ним свяжется. Мэри позвонила другу Марлона Чаку, тому самому, к которому они приехали в Вегас:
– Где Марлон, что с ним?
– Я сегодня не видел его, только вчера, когда забирал из больницы.
– Его сотовый не отвечает.
– Разрядился, наверное. Не беспокойся, с ним все в порядке.
Но Мэри чувствовала, что не в порядке, и продолжала звонить другим приятелям Марлона, но никто не знал, где он. Все видели его вчера, но не сегодня.
– Попробуй звякнуть человеку, который сдавал вам комнату, – подсказал брат.
Она так и сделала.
– Он съехал, – сообщил квартирный хозяин.
– А куда?
– Без понятия.
И отсоединился.
Все последующие дни Мэри продолжала обзвон друзей в надежде на то, что Марлон дал знать кому-то из них о своем местонахождении (в конце месяца пришел такой счет за межгород, что опекуны устроили ей настоящую головомойку), и нашла наконец человека, который сообщил ей хоть что-то:
– Марлон покинул Вегас. Сказал, что не хочет больше находиться в этом городе.
– Куда он направился?
– Он собирался вернуться в Нью-Йорк.
– Как он? В порядке?
– Рука плохо слушается пока, сильно болит. Марлон был не в лучшем расположении духа, когда мы виделись, но его жизни и здоровью совершенно точно ничто не угрожает.
– Обо мне он ничего не говорил?
– Нет. Он вообще мало разговаривал.
– Если он вдруг свяжется с тобой, скажи, что я жду его звонка. Номер у меня прежний. – Эти слова она говорила всем, с кем связывалась.
Но Марлон ей так и не позвонил.
Тогда Мэри начала искать его. Ездила в Нью-Йорк и обходила все места, где они когда-то бывали. Но все впустую. Шли дни, недели. Мэри чахла без Марлона. Исхудала так, что вещи, которые она носила еще месяц назад, повисли на ней, как на вешалке. Теперь она стала такой же прозрачной, как брат, хотя всегда была гораздо упитаннее его.
– Что ты с собой делаешь? – качал головой он. – Так нельзя, Мэри. Ты не ешь, почти не спишь, даже пить забываешь.
– Разве?
– Если б я тебе не приносил утром и вечером чай, ты бы, наверное, уже умерла от обезвоживания.
– Я все равно умру от тоски.
– Перестань.
– Он не звонит мне, не пишет, хотя знает и телефон, и адрес, и что меня насильно вернули к опекунам. Значит, он бросил меня. Разлюбил…
– Может, просто решил немного побыть один?
– Он всегда говорил, что не может без меня, так же, как я без него. Что мы единое целое. Те самые две половинки, нашедшие друг друга. Он даже песню про это написал.
– Перестань плакать, – взмолился Дэн, а Мэри и не заметила, что из ее глаз текут слезы.
– Я не понимаю, почему он так поступил! Сбежал от меня. Спрятался…
– Все мужчины трусы, ты разве не знаешь? Мы ненавидим объяснения. Нам так легче.
– Я все равно найду его и все выясню! Послезавтра мне исполняется восемнадцать, и меня уже никто не сможет здесь удержать.
– Но куда ты поедешь? И на что?
– Автостопом доберусь.
– Докуда?
– Есть у меня одна мысль…
Через три дня она стояла на дороге с рюкзаком за плечами, направляясь в сторону Техаса.
На дорогу ушло три дня. Попав наконец в родной городок Марлона, она подошла к первому попавшемуся прохожему и спросила, где находится строительный склад. Ей указали направление, в котором нужно двигаться. Мэри шла по пустынным улочкам и думала о том, что Марлону тут не место. Однако не сомневалась, что он именно здесь.
Строительный склад был так же уныл, как и все здания вокруг. Мэри зашла в распахнутую дверь и увидела за столом, на котором стоял древний компьютер, любимого.
Услышав шаги, Марлон поднял голову.
– Привет, – сказала она.
– Как ты меня нашла? – спросил Марлон, глянув на Мэри исподлобья. Он очень изменился за время разлуки. Еще больше похудел, стал выглядеть старше, а его необыкновенные глаза потускнели и стали светло-карими.
– Нашла… – просто ответила Мэри.
– Зачем?
– Потому что я люблю тебя.
– Меня больше нет. Того, которого ты полюбила.
– Он передо мной.
– Перед тобой унылое говно. – Его лицо брезгливо передернулось. – Работник задрипанного склада, живущий с родителями.
– Я вижу все того же гениального музыканта и художника, который заставил мое сердце биться чаще.
– Музыканта? Художника? – И он хрипло захохотал. – Да я теперь не то что играть и рисовать, пожрать не могу нормально. – И уже без бравады, с горечью сказал: – Рука не слушается. Валится из нее все, даже вилка.
– Разрабатывать не пробовал?
– Разрабатывать пробовал, – кривляясь, ответил он. – Поэтому сейчас могу хоть как-то ею управлять.
– Это только начало. Потом будет лучше.
– Лучше будет. Но так хорошо, как раньше, никогда. Врач сказал.
– И что?
– И что?
– У тебя остался твой голос. Твой актерский талант. Твое чувство прекрасного. Даже с плохо действующей рукой ты продолжаешь оставаться человеком, способным на многое. Так почему же ты гробишь себя в этой глуши, превращаясь в унылое говно?
– Потому что там я был никому не нужен даже с действующей рукой, а уж теперь…
– То есть ты сдался?
– Да, – просто ответил он.
– Дурак, – сказала она по-русски.
– Не понимаю…
– Слабак.
– Что?
– Сволочь!
– Мэри, я не…
– Но я все равно тебя люблю!
Эти слова он знал. Она научила его им в самом начале их романа.
– Разлюбишь, – сказал он по-английски.
– Никогда.
– Я не достоин тебя. Уезжай. Забудь меня!
– Уеду. Но только с тобой.
И так решительно она это сказала, что Марлон впервые за время их разговора посмотрел ей прямо в глаза.
– Ты сумасшедшая, – выдавил он.
– Да, – не стала спорить она.
– Неужели я все еще тебе нужен?
– Только ты.
– Хорошо, тогда оставайся со мной здесь. Я никуда не поеду. И если ты уверяешь меня, что для тебя существую только я, то ты будешь счастлива со мной и здесь.
– Я – да. А ты?
Он пожал плечами.
– Нет, не будешь, – убежденно сказала Мэри. – Поэтому я не хочу оставаться. Уедем вместе. Я буду тебе во всем помогать. И, если хочешь, стану твоей правой рукой. Научусь рисовать и играть на гитаре.
– Рисовать – да, может, и научишься! Но играть? У тебя же проблемы со слухом!
– Ну и что? Бетховен, когда оглох, играл на пианино, положив голову на крышку рояля. Я же слышу, пусть и не очень хорошо. И чувствую музыку – твою музыку – сердцем… – Она приложила руку к груди. – Она звучит у меня вот тут… – Мэри положила вторую руку на грудную клетку Марлона. Его сердце билось в том же ритме, что и ее. – Мы все преодолеем, поверь…
И он поверил! Уже вечером они покинули техасский городок и направились в мегаполис, который свел их вместе, – в Нью-Йорк.
Глава 8
Рома шел от вокзала пешком. Он посадил Любовь Михайловну на поезд и теперь возвращался в отель. Время было раннее – половина шестого утра. Ночью он почти не спал. Всего часа полтора покемарил. Но чувствовал себя нормально. Он привык не высыпаться. Мог несколько дней подряд ложиться в два-три часа ночи и вставать в шесть. Потом просто отключал телефоны, вставлял в уши беруши, выпивал стакан ромашкового чая, ложился в кровать и вырубался на полсуток.