– Да что там от одного берега к другому, если поднажать, то можно и вокруг света проплавать, пока взрослые на берегу прохлаждаются, – сказала Манька. – Мы вернемся – а они и не заметили нашего отсутствия.
– Аха, – радовались мы.
– А если акулы? – вдруг испугалась я.
– Одной левой! – лениво откликнулась Каринка.
– Только надо зонтики с собой прихватить, – спохватилась Манька.
– Зачем?
– Ну, я такое в одном мультике видела. Там девочка раскрыла зонтик, подставила его ветру, и лодочка поплыла быстрее.
– Это как это? – удивились мы.
– Сейчас покажу, – вскочила Манька, но тут же села обратно на кушетку. – Мне нельзя выходить!
– А чего тебе надо, скажи, мы принесем.
– Зонтик Ба. Он в ее комнате, прямо за дверью, висит на спинке стула.
Я пошла за зонтиком. Выглянула в коридор, прислушалась. Ба что-то немилосердно шинковала на кухне, так и слышно было – хрясь! хрясь! – и слушала радио.
– Передаем концерт по заявкам тружеников села, – объявил диктор.
– Мя-мя-мя, мя-мя, мя-мя, – передразнила его Ба.
Когда я тихонечко шла обратно, по радио передавали песню «Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним».
– На оленях они помчатся! – бухтела Ба. – Утром ранним! Идиоты!
Я зашла к Мане и осторожно прикрыла дверь.
– Что там Ба делает? – спросила она.
– Песни поет.
– Ого, – удивилась Манька, – а чего это она песни поет? В жизни никогда почти не пела, а сейчас поет?
– Ну как поет, ругает певца.
– А, это другое дело, это она может, – кивнула Манька, забрала зонтик и осторожно его открыла, – тут главное тихонечко, потому что если Ба узнает, что мы взяли ее зонт, то нам мало не покажется!
Зонтик был большой, коричневый, в бежевые поперечные полосы.
– Ммм, словно шоколадный, так и хочется откусить кусочек, – закатила глаза Каринка.
Маня тем временем широко расставила ноги, наклонилась, оттопырила попу и вытянула вперед руки.
– Вот смотрите, если ветер мне будет дуть в спину, то он надует зонт, словно парус, и лодка, то есть матрас поплывет быстрее. Всего какие-то десять минут, и мы уже в Америке.
При упоминании Америки Каринка резко заволновалась. Она обошла Маньку со всех сторон, потрогала ее руки, потыкала пальцем в материю зонта, возвела очи к потолку и зашевелила бесшумно губами, производя в уме какие-то подсчеты.
– Не получится, – вынесла она вердикт.
– Почему не получится? – обиделась Манька.
– Зонтик порвется.
– Это почему же зонтик порвется?
– Материя тонкая, шторма не выдержит, – с видом знатока изрекла Каринка, – на матрас надо будет кроме нас еще и мотоцикл загрузить. Представляешь, какая тяжесть?
– Какой мотоцикл?
– Неважно какой, – отмахнулась Каринка, – но я в Америку без мотоцикла не поеду.
Манька закрыла зонтик, положила его на подоконник и скрестила руки на груди.
– Да с таким зонтом не страшен никакой ливень! С ним можно спрыгнуть с восьмого этажа, и ничего тебе не будет.
– Враки все это, – сказала я, – нам мама говорила, что с зонтиком прыгать нельзя, он не выдержит нашего веса.
– Может, с вашего третьего этажа и нельзя, а с нашего второго можно! – уперлась Манька.
– Ты еще скажи, что не раз с зонтом прыгала, – рассердилась Каринка.
– Сто раз на дню!
– Га-га-га, – рассмеялись мы, – Манька, ну ты даешь!
– А вот щас покажу! – Манька резво запрыгнула на подоконник и взяла в руки зонт.
– Стой! – кинулись мы к ней.
– А вот фигушки вам, – фыркнула Манька, вылезла в окно, подбежала к краю коротенького карниза веранды и спрыгнула во двор. С закрытым зонтом в руках.
– Ааааааааааааааааааа, – заорали мы и побежали вниз по лестнице, – Бааааааааааааааааааааааааа!!!!
– Чего там? – выскочила из кухни испуганная Ба.
– Маняяяяяяя выпрыгнула в окнооооооооооо!!!!!!!
– Как выпрыгнула? – заклокотала Ба и побежала за нами.
Выбежать во двор мы не успели, потому что распахнулась входная дверь, и в прихожую шагнула целая и невредимая Маня.
– Ыаааааааааааааааааа, – рыдала она в голос.
– Мария, – запричитала Ба, – детонька, что у тебя болит?
– Ничегооооооооо, – рыдала Маня, – только ладошки поцарапала. – Она выставила вперед свои ладони. – Это я, когда приземлялась, подставила рукииии…
– Пошевели пальцами… пошевели ногами… пошевели руками… – диктовала Ба. – Голова не болит и не кружится?
– Нееееееееееееееет, – плакала Маня.
– А ноги?
– Неееееееееееееееееет!
– А спина?
– Нет!!!
– А чего же ты тогда плачешь? – не вытерпела Каринка.
– Зонтик сломалсяааа, – зашлась в истерике Манька.
Ба махнула рукой и побежала звонить дяде Мише.
– Приезжай скорее, – кричала она в трубку, – нужно Маню отвезти в больницу и сделать ей рентген костей.
Потом она обернулась к нам:
– Дети, где ваш папа?
– На дежурстве.
– Это хорошо. – Ба стала набирать номер отцовского рабочего телефона. – Але, Юра? Нужен рентгенолог. Я понимаю, что воскресенье. Маня в окно выпрыгнула. Скоро будем.
Пока дядя Миша ехал, Ба постелила прямо на полу в прихожей большой плед и заставила Манюню лечь на него.
– Не двигайся, – велела.
– Да у меня ничего не болит! – ныла Маня.
– Горе луковое! – ругалась Ба.
Мы с Каринкой сидели рядом и скорбно обмахивали пострадавшую журналом «Здоровье».
Потом примчался дядя Миша, и мы поехали в больницу. У ворот нас встретил папа с целым десантом медработников. Маньку торжественно загрузили на каталку и повезли делать снимки.
– Прощайте, – махала нам рукой Манька, – может, когда-нибудь и увидимся!
– Я пойду с вами, – ринулась Ба.
– Роза, я тебя очень прошу, оставайся здесь, – прикрыл грудью медперсонал папа, – не переживай, все будет в порядке. Под мою ответственность!
– Дядь-Юра, может, вы мне заодно и зубы запломбируете? – предложила Манька.
– Обязательно, – затрусил за каталкой папа, – сначала запломбирую, потом вырву все до единого!
– Ух ты, – обрадовалась Манюня.
Пока Маньке делали рентген, а потом проявляли снимки, мы сидели во дворике и наблюдали за больными, которые прохаживались вдоль лавочек.
– Будете себя плохо вести, вам вырежут аппендикс, и вы тоже будете по стеночке передвигаться, – внушала нам Ба.
– Мы будем себя хорошо вести!
– Мам, ну чего ты детей пугаешь? – встрял дядя Миша.
– Не мешай мне их воспитывать! – рассердилась Ба.
Минут через двадцать появился папа.
– Ну что? – подбежали мы к нему.
– Все в порядке, ни трещинки, ни растяжки.
– Уф, какое счастье, – вздохнула с облегчением Ба, – а где же Маня?
– Она сидит в моем кабинете и требует, чтобы я ей зуб запломбировал. Или вырвал на худой конец, – засмеялся папа.
– Убью, – выдохнула Ба и ринулась к проходу в больницу.
– Дома! – крикнул дядя Миша и припустил за Ба.
Потом мы заехали к нам домой, и мама накормила нас хашламой.
– Ай, Надя, – щедро посолила свой обед Ба, – я когда-нибудь протяну ноги из-за ее выходок.
– Тетя Роза, все будет в порядке, – отобрала у нее солонку мама.
– Да? – Ба взяла перечницу и обильно поперчила обед. – Она меня до могилы доведет, я тебе говорю!
– Надя, убери перечницу со стола, – сказал папа.
– Да-да-да, – попробовала Ба обед, – можно и соль убрать, Надя, ты пересолила и переперчила хашламу, ее есть невозможно!
Потом все Манино семейство сходило к нам в туалет, потому что сантехник дядя Володя обещал быть только вечером.
А вечером пришел дядя Володя.
– Роза, только ради тебя я вышел в свой выходной! – сказал он вместо приветствия.
– А я слышала, что ты с утра у Антонянов был, – встала руки в боки Ба.
– Был, – не стал отпираться дядя Володя, – только Антоняну я никак не мог отказать, он же мой непосредственный начальник! Ну и тебе не смог отказать. Побоялся.
Потом дядя Володя зашел в туалет и сказал:
– Я… маму вашего хозяина… что это такое вы тут накакали?
– Это не накакали, это тесто, неужели не видно? – рассердилась Ба.
– Роза, тебе больше негде было тесто замесить, пусть бог тебе даст удачу?
– Валод! – выбесилась Ба. – Проблема не в тесте, там в трубе поварешка застряла!
– Хэх, – крякнул дядя Володя и полез в унитаз, – столько лет работаю сантехником, ни разу еще поварешку из туалета не доставал.
– Переживи как-нибудь молча свою премьеру, – пробухтела Ба.
Когда дядя Володя вытащил, наконец, поварешку и засобирался домой, Ба взяла его за локоть:
– Владимир Оганесович, – проникновенно зашептала она, – я надеюсь, вся эта история останется между нами?
– Обижаешь, Роза Иосифовна, – громко сглотнул дядя Володя.
– Иди, – смилостивилась Ба.
И сантехник ушел в темноту, унося с собой сумбур своих мыслей.
«Интересно, что они хранят в холодильнике, если в туалет ходят с половником», – лихорадочно соображал он.
Мане, конечно, потом влетело. За все – и за тесто, и за поварешку, и за сломанный зонт, и за позор, который пришлось пережить Ба перед сантехником.
Ба выпросила в больнице рентгеновские снимки Мани и развесила их по стенам ее комнаты. Для устрашения.
– Бааааа, – ныла Манюня, – это что, мой череп? Не хочуууууу!!!!!!!!!
– Это твой пустой череп! – ругалась Ба.
Все две недели до поездки в Адлер снимки провисели в Маниной комнате. Сначала Маня пугалась, потом свыклась с ними и стала водить нас на экскурсию к себе.
– Это мой пустой череп, – гордо тыкала она в снимок пальцем.
– А это чивой?
– А это таз.
– Совсем не похож, – удивлялись мы, – таз он такой, круглый, с ручками. Бывает эмалированный.
– Хм. Не знаю, – приглядывалась к снимку Манюня, – может, и эмалированный. Но точно не круглый. Скорее…
– Скорее чего?
– Слово забыла. Скорее… скорее…
– Ну! – поторопили мы ее.
– Веснушчатый, во! – наконец вспомнила слово Маня. – Точно, у меня веснушчатый таз.