– Извини, я тебе этого сказать не могу. Не вправе. Грубо говоря, это не моя тайна. Просто если ты меня сейчас отошьешь, я погиб.
Девушка была растеряна и подавлена. Она уже забыла о собственной усталости и планах на вечер. Стоящий перед ней человек говорил страшные, невероятные вещи, взывал о помощи, и ей было очень неловко ему отказывать. Ведь накануне он тоже мог сказать ей, что хулиганы – не его дело. Правда, она и сама приложила руку ко вчерашней победе, но без этого Володи у нее ничего бы не вышло.
– Я вовсе не собираюсь вас отшивать, – робко сказала она. – Но как я могу помочь, когда я даже не знаю, в чем дело?
– А ничего и не надо знать, – живо откликнулся Чеков. – Ты пойми простую вещь: есть мерзавцы, которые готовы со мной расправиться. Они ищут меня по всей Москве, у них везде свои люди. Им известны все места, где я могу появиться. Они загнали меня, как волка. Мне надо спрятаться, Дашутка. Хотя бы на несколько дней.
– Так. Дайте подумать, – сказала девушка. – Только не зовите меня больше Дашуткой, ладно? Мне это совсем не нравится. Вы рассказываете такие ужасные вещи... Я даже не знаю, что и думать. Вы не шутите, Володя? Нет, вы не шутите... Но я не представляю, чем вам помочь. Я бы вам предложила пожить у нас, но мы с мамой живем в однокомнатной квартире, и к тому же она серьезно больна, ей нужен покой. Вы уж извините, но у нас не получается...
– А хотя бы пожрать у вас можно? – неожиданно спросил раздосадованный Чеков. – Ничего не случится, если я съем у вас тарелку супа?
Даша густо покраснела.
– Конечно, я вас накормлю, – быстро сказала она. – Вы только не обижайтесь, я понимаю, что вам сейчас нелегко приходится, нервы на пределе и вообще... Но я обязательно что-нибудь придумаю. А пока пойдемте, поедим чего-нибудь.
Она привела Чекова к себе домой, где он безо всякого стеснения едва ли не в одиночку съел все, что было поставлено на стол заботливыми хозяйками, хотя непривычная стряпня его, по большому счету, не вдохновила. Насытившись, он не слишком подобрел, потому что главный вопрос, занимавший его, по-прежнему оставался без решения. Его тревожное настроение передалось не только Даше, которая что-то знала, но и ее матери, Галине Ивановне, тихой задумчивой женщине с бледным узким лицом и такими же огромными, как у дочери, глазами. Ей пока ни о чем не сказали, но появление в доме незнакомого Володи со щетиной на щеках и темными кругами вокруг глаз ввергло ее в сильнейшее беспокойство. Она старалась не показывать виду, но тревога не исчезала из ее глаз.
Чекову очень все это не понравилось, но, рассудив, что лучшего выхода у него все равно нет, он решил терпеть, пока Даша не придумает что-нибудь. Он даже не стал возражать, когда после обеда Даша отослала его отдохнуть в комнату, а сама осталась с матерью на кухне – явно для того, чтобы обсудить создавшееся положение. Нельзя сказать, что его это устраивало. Чувствовать себя зависимым от малознакомой девчонки и ее худосочной мамаши было унизительно. Но, видно, такая пошла у него полоса – стоять на паперти с протянутой рукой, ничего не поделаешь.
Совещание между женщинами закончилось положительным решением. Неизвестно, какие доводы приводила в пользу Чекова Даша, но ей удалось уговорить мать на несколько дней поселить этого благородного молодого человека в пустующей квартире племянника, который уехал на заработки в Северную Африку. Матери было боязно пускать чужого в квартиру, за которой им с дочерью было поручено присматривать, но Даша была так настойчива и так умоляла, что она сдалась.
В качестве компенсации Галина Ивановна попыталась еще раз выяснить у Чекова подробности его биографии, и он, дав волю своей фантазии, наплел ей про отца-профессора, про службу в спецназе, про самоотверженную работу в фонде помощи бездомным. Только про свои неприятности отказался говорить наотрез, упирая на то, что это не его тайна.
Тем же вечером Даша отвезла Чекова в Новогиреево, на улицу Металлургов, где на десятом этаже типового дома проживал отсутствующий племянник Галины Ивановны. Окна квартиры выходили прямо на Терлецкий лесопарк, и это зрелище почему-то ввергло Чекова в беспросветную тоску. Он чувствовал себя выброшенным на окраину жизни.
Он даже не стал приставать к девушке, хотя мыслишка такая у него вначале была. Ему захотелось, чтобы она побыстрее ушла и оставила его одного. Но прежде он потребовал, чтобы Даша решила вопрос с едой.
– Хоть бы продукты какие-нибудь были! – сказал он, заглядывая в пустой, покрытый пылью холодильник. – Не с голода же мне сдыхать! У меня-то ведь ни копейки. Пришлось так срочно сорваться, что даже паспорта не успел взять.
Даша, смущаясь, оставила ему две тысячи рублей, сказав, что больше пока дать не может и что о продуктах ему придется побеспокоиться самому.
– Мне просто далеко ездить, – объяснила она. – А у меня работа, мама... Наверное, здесь-то вас искать не станут? Иногда вы сможете выходить в магазин. А вообще, мне кажется, что вам нужно обратиться в милицию. Нельзя же всю жизнь вот так скрываться.
Сдержав раздражение, Чеков ласково объяснил ей, что она ничего не понимает, что милиция сейчас заодно с бандитами, и надо просто выдержать некоторую паузу, после которой он сумеет найти выход и вернет ей все деньги, которые она на него потратила.
– Да я вовсе не это имела в виду! – опять покраснела Даша. – Не в деньгах ведь дело. У нас их никогда много не было, но мы как-то обходились. И вам ведь сейчас гораздо тяжелее, чем нам. Просто я представить себе не могу, как можно вот так, в одиночку...
Дня два-три назад Чеков тоже не смог бы себе этого представить, поэтому и объяснять ничего не стал. Он залег в чужой квартире, скромно питался, курил всякую дрянь и потихоньку сходил с ума. Что происходит за стенами его «камеры», он не знал и даже боялся спрашивать. Но бесконечно прятать голову в песок было невозможно. Нужно было на что-то решаться. Беда была в том, что Чеков не умел действовать в одиночку. Любая его деятельность всегда опиралась на людей, которые из каких-то соображений или соглашались поддержать его деньгами, или проглатывали те басни, которыми он их кормил, и тоже расставались с деньгами, или осуществляли необходимую, но слишком тонкую для Чекова работу – как, например, Ложкин. Один он ничего не мог. Последнее дело, которое он провернул, – вытянул две жалкие тысячи из большеглазой медсестры. Это все. Позорный и удручающий финал! А если его завтра попросят освободить квартиру?
Все эти дни Чеков мучительно прикидывал, что он может сделать. Сдаваться на милость Костюкова уже не хотелось. Главный его кредитодатель намерения свои обозначил достаточно четко и вряд ли поменял их за эти несколько дней. Продолжать выбивать деньги с помощью фотографий он уже не может – это оказалось совсем не таким простым делом, да и фотографий у него уже нет. Друзья и подруги отпадают – слишком они ненадежны и свою жизнь любят гораздо больше, чем Владимира Чекова. Можно было бы воспользоваться доверчивостью и простодушием новой знакомой, но какой в этом прок? Чеков подозревал, что бедная Даша и доллара-то никогда в руках не держала.
Все было настолько плохо, что даже шальная мысль явиться с повинной в милицию и та мелькала в голове Чекова. Однако возникшие в воображении картины тесных камер с решетками на окнах, алюминиевых мисок с баландой, запорошенных снегом бараков мигом отбили у него охоту сдаваться.
И тут в его беспокойную голову пришла неожиданная идея. Раз нельзя идти к друзьям, значит, нужно идти к врагам. По крайней мере, там Костюков искать его не будет. А враги иногда бывают снисходительнее друзей. Наверное, потому, что всегда приятно видеть вчерашнего противника, который сегодня приползает к тебе на коленях. Такое зрелище согревает душу. Чеков готов был обеспечить кое-кого таким зрелищем. Ради собственной шкуры коленями можно и поступиться. У каждого бывают в жизни такие моменты.
Вскоре собственная идея уже казалась Чекову гениальной. Он собирался встретиться с Алексеем Решетниковым, с которым уже несколько лет находился в самых напряженных отношениях, а если уж быть предельно точным, то никаких отношений между ними не было и вовсе, потому что уже лет семь они вообще не встречались – с тех самых пор, как Решетников украл у Чекова идею грандиозного рок-концерта, который должен был принести миллионные барыши. Концерт состоялся и, наверное, принес эти самые барыши, но от них Чекову не досталось и ломаного гроша, потому что его выжили из проекта самым хамским образом, и он даже потерял на этом кучу собственных вложенных денег. А руководил выживанием, был его, так сказать, идейным вдохновителем как раз Алексей Решетников, тогда еще молодой, до предела наглый и самоуверенный рокер с замашками настоящего бандита.
С тех пор много воды утекло. Решетников уже не был тем молодым рокером с волосами до плеч и в майке с черепом, похожей на пиратский флаг, но бандитские замашки у него наверняка остались. Только теперь он занимался не музыкальной тусовкой, а вполне земным и конкретным делом – торговал квартирами. У него была контора в центре города в многоэтажном красавце-здании из стекла и бетона, а также огромные связи в самых разных департаментах. Чеков слышал, что Решетников через подставных лиц проворачивал такие сделки, за которые можно было запросто схлопотать срок, но неизменно выходил сухим из воды, потому что у него были знакомые даже в прокуратуре.
Решетников был в данном случае единственным, кто бы сумел сейчас выкупить у Чекова квартиру. И неважно, что на этой сделке он постарается как следует нагреть руки. По крайней мере, у Чекова появятся деньги, он сможет раздобыть документы и уехать из опасной Москвы. Решетников не зависит от Костюкова – кажется, они даже недолюбливают друг друга, а это вдвойне на руку Чекову.
Не так просто было дозвониться лично до Решетникова, но тут уж Чеков пустил в ход все свое умение уговаривать, и с третьей попытки секретарша сжалилась и связала его со своим шефом. Голос Решетникова был холоден и строг: