– Что это значит? Ты хочешь, чтобы мы жили в разных местах?
– Нет… не совсем так…
– Тогда что же? Этьен, прошу тебя, скажи мне правду!
– Это… очень трудно.
– Ты все можешь мне сказать.
– Не думаю.
– Нет, можешь!
– В общем, я от тебя ухожу. Между нами все кончено.
Матильда ужаснулась. У нее не хватило сил – по крайней мере, в первое мгновение – хоть что-нибудь произнести в ответ. Этьен подошел к ней и провел ладонью по ее спине – опять этот проклятый жест! – но теперь она поняла, что он означал: он означал жалость. Она яростно оттолкнула его, задыхаясь и твердя:
– Это невозможно… Это невозможно… Это невозможно…
– Мне очень жаль.
– Но ведь еще летом… мы говорили о… ты хотел, чтобы мы поженились!
– Знаю.
– Так что же случилось?
– Ничего. Просто я так чувствую. Вот и все.
– Но разве можно вот так, вдруг, взять и разлюбить?! Такого не бывает!
– …
– Я умоляю тебя, дай мне еще шанс!
– Нет, решение принято. Я поживу у своего кузена, пока не сниму квартиру. А ты можешь остаться здесь.
– Остаться здесь?! Остаться здесь?! – закричала наконец Матильда. – Да разве это возможно? Ты же здесь повсюду! Повсюду! Повсюду! Я умру здесь, если ты уйдешь! Ты думаешь, я смогу спать в нашей постели без тебя? Ты в это веришь?
– Я… не знаю. Просто не хочу создавать тебе сложности, вот и все.
– Ах, вот как?! Ты, оказывается, заботишься о моих чувствах! Да неужели? Тогда говори, объясни мне!
– Ты здесь ни при чем…
– О, нет, избавь меня от этих чертовых пошлостей! Только не это!
И она упала на диван, корчась от муки. Этьен в ужасе застыл, глядя на нее: искаженное, страдальческое лицо Матильды сейчас выглядело почти нечеловеческим. Он шагнул было к ней, и она снова оттолкнула его, но силы оставили ее, тело уже не подчинялось воле, словно его парализовало. Прошла минута, а может, чуть больше – в таких случаях трудно определить время, – и она приказала Этьену уйти, уйти сейчас же, одержимо твердя эту мрачную монотонную мольбу: «Да уйди, уйди сейчас же!» Этьен боялся оставлять Матильду в таком состоянии, но ее яростный взгляд был неумолим. В последний раз он посмотрел ей прямо в глаза и наконец, решившись, покинул квартиру.
Спустя несколько минут Матильда вдруг осознала, что осталась одна, и послала Этьену эсэмэску: «Умоляю, не делай этого, я умру».
9
Позже, уже к вечеру, Матильда, все еще лежавшая без сил на диване, подумала: «Никто не должен знать». Такова была ее странная логика: «Если никто не узнает, значит этого не было». Она вспомнила о лицее. Даже речи быть не может, чтобы рассказать о случившемся Сабине или другим коллегам. Все знали, что Этьен практически сделал ей предложение в Хорватии прошлым летом и, значит, они должны были пожениться. Всю ночь напролет она посылала ему эсэсмэски, то с просьбами объясниться, то с мольбами о возвращении. Но все они остались без ответа. Матильде хотелось выброситься в окно.
Около полуночи она вышла на улицу, в бар, выпить вина. Могла ли она представить себе, что когда-нибудь с ней стрясется такое и она испытает это неотвязное желание – напиться, лишь бы приглушить невыносимую боль?! С ней заговорил какой-то мужчина, и она подумала: наверно, я могу с ним переспать, раз я теперь одинока. Ну или не переспать, а хотя бы позволить себе какую-нибудь вольность, кроме разве что самой последней мерзости, бегства или смерти. В конце концов Матильда вернулась домой – хмель не помог ее горю. Острая душевная боль передавалась и телу. Но самое страшное было впереди – беспощадное осознание своего несчастья.
10
Утро пришло как продолжение ночи – более того, окрашенное в цвет той ночи.
11
Матильда долго стояла под душем, словно можно было, обливаясь водой и яростно отдраивая тело намыленной губкой, стереть то, что на нее свалилось. Потом внезапно решила выбросить на помойку вчерашнюю одежду. Она больше не хотела видеть платье, которое было на ней в тот день, когда ее бросил Этьен. И сделала это – механическими, почти безжалостными движениями, как воительница, которой предстоит бой. Только этот бой ей предстояло вести в одиночку: противника перед ней не было, она сражалась с армией теней.
12
Выйдя из машины на стоянке лицея, она столкнулась с директором. Как, впрочем, каждое утро. Вокруг одной разрушенной жизни все остается неизменным: этот вечный балет не подчиняется личной трагедии. Господин Бертье выглядел ровно так же, как всегда, и с той же улыбкой изрекал все те же приятные банальности. Матильда разыграла привычный спектакль: «Да, все прекрасно, а у вас?» И тут поняла, насколько легко быть не самой собой, – а ведь ей казалось, что все окружающие сразу заметят отчаяние по ее лицу. Но она ошиблась: Бертье, как и все другие фигуранты ее рабочего дня, не увидел ничего особенного. И это только усугубило горе Матильды. Разумеется, она не хотела демонстрировать свое горе, но этот всеобщий маскарад заставит ее понять горькую истину: что бы с нами ни случилось, мы безнадежно одиноки.
13
Как всегда, у двери класса ее поджидал Матео. Он протянул ей пакет.
– Это мне? – спросила Матильда, хотя и без того все было ясно.
– Да, вам, – мои родители хотели вас отблагодарить.
– За что?
– За все, что вы сделали для меня.
– Да я ничего особенного не сделала.
– Не говорите так, мадам. Вы меня поддерживали, были так добры ко мне.
– …
– Вы не хотите посмотреть наш подарок?
– Хорошо…
Матильда осторожно надорвала бумажную упаковку, словно боялась ее повредить. И обнаружила внутри позолоченную рамку.
– Надеюсь, она вам понравится. Я ее выбрал вчера, вместе с матерью. Вы можете вставить в нее любую фотографию, какую захотите.
– …
– Вам нравится?
– Да. Спасибо, Матео. Я очень тронута… – сказала Матильда, чувствуя, как в ней поднимается волнение.
Она смотрела на пустую рамку и внезапно осознала все символическое значение этой пустоты. Вот она – ее новая жизнь. Рамка, а внутри – пустота. Такова жестокая ирония судьбы. И она разрыдалась; слезы, сдерживаемые со вчерашнего вечера, ручьями хлынули у нее из глаз. Вчера, в состоянии шока, они остались сухими, зато теперь, при виде этого безобидного подарка, вся ее боль выплеснулась наружу. Потрясенный Матео наконец пролепетал: «Но это же… всего лишь рамка…» Матильда поблагодарила его, пытаясь справиться с эмоциями. Однако ее лицо, залитое горькими, неудержимыми слезами, казалось, не желает подчиняться ее воле.
Через несколько минут она все же вошла в класс, под удивленными взглядами учеников. Одна из девушек шепнула соседке: «Она, наверно, беременна. Моя мать тоже, когда носила мою сестру, все время плакала, из-за любого пустяка».
14
Тем не менее Флобер одержал верх, и в конечном счете школьный день прошел как обычно, без всяких бурных проявлений чувств.
15
Вечером Матильда легла спать на диване в гостиной – ночевать в их спальне было немыслимо. За весь день она не съела ни крошки. И по-прежнему не было никаких сообщений от Этьена. Хуже того, ей написали некоторые из близких людей. Значит, он всех их поставил в известность. И возможно, даже попросил кое-кого сообщать ему новости о своей жертве. Это уже была запредельная жестокость. Сестра Этьена прислала ей такое сообщение: «Брат мне все рассказал. Очень сожалею. Если тебе понадобится помощь, я всегда к твоим услугам. В наших отношениях это ничего не меняет…» Но, разумеется, это меняло все. Теперь Матильда ни за что не потерпит рядом с собой присутствия кого бы то ни было, напоминающего ей об Этьене. Увы, за пять лет их совместной жизни он успел заразить собой все ее окружение. Значит, она больше не сможет видеться ни с кем из своих друзей и потеряет гораздо больше, чем человек, которого любила, – потеряет всю свою прежнюю жизнь. Впервые Матильда ощутила приступ ненависти. Желание найти виновных в своей потере. Ее то и дело захлестывало необъяснимое бешенство, потом она успокаивалась, но вскоре все начиналось сначала, и так она непрерывно металась между гневом и растерянностью. Это истощало все ее силы, но она никак не могла заснуть, словно ее приговорили к хладнокровному наблюдению за собственной гибелью.
16
Если бы ее мать была жива, она могла бы, по крайней мере, выплакаться в ее объятиях.
17
Матильда часто вспоминала ту ночь 12 октября 2002 года. Это произошло за две недели до ее дня рождения. Ей должно было исполниться четырнадцать. Странное дело: несмотря на поздний час, она никак не могла заснуть. Возможно, ей мешало шумное дыхание сестры, спавшей на верхней кровати. Агате уже исполнилось пятнадцать, но разница в возрасте девочек была настолько маленькой, что посторонние затруднялись определить, которая из них старше. Они вполне могли сойти за близняшек.
И вот именно тогда Матильда вдруг услышала вопль матери. Такой пронзительный, что хотелось поскорей заткнуть уши. Девочка соскочила с кровати, но перед дверью остановилась. Что, если кто-то чужой проник в квартиру и мать хотела криком предупредить дочерей? Матильда подумала: может, придвинуть к двери комод? В то время она обожала смотреть по телевизору хронику разных событий, – вероятно, именно это и навело ее на такую мрачную мысль. Но ситуация была совсем иной. После раздавшегося крика в квартире вновь воцарилась тишина. Никакого шума, – значит, мать там одна. Наконец Матильда услышала какой-то слабый звук, похожий на протяжное хрипение, – он доносился из спальни родителей. Она решилась и вышла в коридор медленным шагом, словно боялась того, что предстоит увидеть. В ушах все еще звучал тот безумный крик, рождавший самые разные предположения. Открыв дверь спальни, девочка увидела мать, лежащую на полу, она прерывисто стонала, ее лицо было залито слезами. В руке она все еще держала телефонную трубку. Этот образ отчаяния навсегда запечатлелся в памяти Матильды и мучил ее до сих пор.