Иеремия вновь взглянул на нее.
— А ты замечательно выглядишь.
Она едва успела прикусить язык, чтобы не брякнуть: «Ты тоже». Вместо этого она лишь передернула плечами и сказала:
— Да, давненько мы с тобой не виделись.
— Так что, может, зайдем куда-нибудь? На чашечку кофе?
«Не так быстро», — подумала Керри-Энн. Иеремия возник перед ней, как чертик из коробочки, и уже рассчитывает на прощение? Нет, ему придется постараться, чтобы заслужить его.
— Кофе вон там. Угощайся. — И она показала на электрическую кофеварку на столе с прохладительными напитками.
— Благодарю покорно. Я уже угостился. — Он скривился, и она понимающе рассмеялась: на этих встречах кофе явно был не лучшим угощением.
Керри-Энн приняла решение.
— У тебя есть машина? — Он кивнул, и она сказала: — Хорошо. Ты можешь подвезти меня домой.
Они вышли наружу, в вечернюю прохладу; по улицам уже расползался туман. Городок походил на старинную литографию: верхушки домов и цвета дня тонули в сумрачной дымке, затягивающей все серыми красками ночи. И ей показалось, что она шагнула из настоящего в прошлое. Керри-Энн вдруг вспомнила прежние вечера, подобные этому, когда она сопровождала Иеремию на концерты. Даже его движения, когда он зашагал рядом с ней, были ей знакомы, как свои собственные: слегка косолапая подпрыгивающая походка — облагороженный вариант его обычных передвижений по сцене.
— Я все понимаю, — с горьким смешком сказал он, когда они подошли к его машине — огромному старому «кадиллаку» 82-го года выпуска, больше похожему на сухопутный крейсер, с позолоченными бамперами и плавниками хвостовых фонарей — кажется, на таком раскатывал Элвис, когда жил в Вегасе. — Он принадлежит моему приятелю, который сейчас мотает срок. Он разрешил мне покататься на нем до своего освобождения.
«Интересно, не следует ли расценивать упоминание о “приятеле” как намек на тех людей, с которыми он теперь водит дружбу?» — подумала Керри-Энн. Если так, это не есть хорошо. Но кто она такая, чтобы судить его? В свое время она сама не чуралась отбросов общества.
Вскоре они уже мчались в «кадиллаке» по автостраде номер 1. Когда они приблизились к повороту, ведущему к дому Линдсей, Иеремия нервно поинтересовался:
— Послушай, тебе действительно нужно возвращаться прямо сейчас? Я думал, мы куда-нибудь зайдем и поговорим. Я ведь понимаю, что должен все тебе объяснить.
— А почему ты думаешь, что я захочу тебя выслушать? — резко бросила она, но не стала протестовать, когда он проскочил поворот.
Они доехали до заповедника Бин-Холлоу-Стейт-Парк, где Иеремия припарковал машину. В этот час на берегу никого не было. «Еще бы!» — подумала она, дрожа от холода в своей тоненькой курточке, когда они зашагали по песку, а пронизывающий ветер с океана кусал ее за щеки и трепал волосы. Они шагали молча, и тишину нарушал лишь шум прибоя и скрип песка под ногами.
Когда они наконец укрылись за дюной, Керри-Энн продрогла до костей, и ей пришлось прижаться к боку Иеремии, чтобы окончательно не замерзнуть. Но она постаралась сделать так, чтобы они соприкасались лишь руками. Керри-Энн села на песок, поджав колени к груди. Ей не хотелось, чтобы у него вдруг зародились всякие фривольные мысли.
— Ты сказал, что вроде бы должен что-то объяснить? Ну так вперед! Я слушаю. — Ей хотелось закатить ему звонкую пощечину. Подумать только — исчезнуть на пять лет и не удосужиться даже позвонить за все это время! Но ее гнев куда-то испарился. Разве не были они родственными душами, она и Иеремия? Они оба не выдержали испытания жизнью. И он ничуть не более ее был виноват в том, что все так обернулось.
Он присел на корточки, по-прежнему не говоря ни слова. Она заметила, что он весь дрожит.
— Все та же старая история. Я просто вышел и задержался. Надолго. Очень надолго. — Он стал как бы коллективным голосом многих собраний, подобных сегодняшнему. — Какое-то время у меня не было даже крыши над головой. Я жил на улице, воровал, сутенерствовал и курил «крэк». Если бы не отец Том, сомневаюсь, что я выжил бы. — Иеремия пояснил, что отец Том — бывший священник, который заботится об уличных бродягах. — Он поместил меня в реабилитационный центр.
— Где, в Лос-Анджелесе? — Ей стало дурно при мысли о том, что в то время она могла запросто пройти мимо Иеремии на улице, скользнув взглядом по еще одному бездомному бедняге и даже не подозревая, что это мог быть он.
— Не-a, в то время я обитал в Фениксе. Но, как бы то ни было, отец Том потянул за нужные ниточки и пристроил меня в Хиллсдейл, государственный реабилитационный центр, что в Прескотте. Это, конечно, не номер «люкс», зато бесплатно, и там заправляют нормальные ребята. Через двадцать восемь дней я вышел оттуда новым человеком. — Он иронически рассмеялся, и она вполне понимала его, потому что то же самое произошло и с ней самой, только в другое время и в другом месте. Это было начало подъема на Эверест. — Я только что получил свой значок «90 дней». — Иеремия выудил из кармана монетку и положил ее на ладонь Керри-Энн.
— Поздравляю, — без намека на сарказм откликнулась она.
— Спасибо. — По его ровному, лишенному всякого выражения голосу она поняла, что он вполне отдает себе отчет в том, какой длинный путь ему предстоит.
— Ну, и чем ты теперь занимаешься?
— Ничего особенного — всего лишь стараюсь свести концы с концами. — Он выдернул жесткую травинку, пробившуюся сквозь слежавшийся слой песка. — Я работал на стройке, но недавно меня уволили. Пока я кантуюсь у приятеля в Эхо-Парке и пытаюсь найти работу.
— А как же твоя музыка?
Иеремия презрительно фыркнул.
— Моя музыка? Группа, ты хотела сказать. Давай посмотрим… Вейланд работает в «Офис Макс»[66], а Мазерски отбывает срок за торговлю наркотиками. Карлсон — единственный из нас, кому повезло. Его взяли в настоящую группу. Прошлым летом они работали на разогреве у «Бон Джови» на Голливудском бульваре. Впрочем, он всегда был единственным из нас, кто мог на что-то рассчитывать.
— Ты тоже был хорош! — Старые привычки умирают медленно — она непроизвольно встала на его защиту.
Он смотрел на нее, и губы его кривились в сардонической ухмылке.
— Неужели? Должно быть, именно поэтому ни один из агентов, которые приезжали послушать нас, ни разу даже не заговорил со мной. Эй, все нормально — все эти годы в глубине души я понимал, что мне не стать знаменитостью. Так что за мечтой я перестал гоняться довольно давно.
— Значит, ты проделал такой путь, чтобы рассказать мне все это?
— Нет. Я приехал, чтобы попросить прощения. И… — Он глубоко вздохнул. — Я знаю, что не заслуживаю этого, но я хочу увидеть Беллу.
Керри-Энн крутила в пальцах монетку. Теперь она понимала, что это — не просто символический значок общества «Анонимных наркоманов». Это был входной билет. Входной билет Иеремии в ее жизнь и жизнь Беллы. И она испугалась. Откуда ей знать, может ли она доверять ему? А что будет, если он завоюет сердечко Беллы только затем, чтобы потом снова бросить ее? Только этого недоставало их маленькой девочке, особенно сейчас!
Посему она ответила с большой осторожностью:
— Это не так легко устроить, как тебе представляется.
Он кивнул:
— Да, я понимаю.
Она поморщилась, сожалея о том, что Иеремия присутствовал сегодня на собрании, когда она рассказывала о своей жизни. С другой стороны, поскольку он не имел никакого права осуждать ее, она была избавлена от презрительных взглядов и реплик, которых привыкла ожидать от других.
— Но ведь это только на время, ведь так? И она скоро вернется домой?
Наивные вопросы Иеремии вновь задели ее за живое. Как ей объяснить ему, что на это могут уйти месяцы или даже годы? И что она вообще может больше никогда не увидеть Беллу?
— На это понадобится некоторое время, — сказала она. — В данный момент все зависит от судьи.
— Значит, мы пойдем в суд. Покажем им, что у нее есть мать и отец, которые смогут позаботиться о ней. — Он явно ничего не соображал. Для него это дело представлялось столь же простым, как, к примеру, забрать потерявшегося щенка из приюта Общества любителей домашних животных.
— Все не так просто.
И Керри-Энн рассказала ему всю историю: как она боролась, чтобы вернуть дочь… как узнала, что у нее есть сестра… как Линдсей взяла ее к себе… и о том, что приемные родители Беллы хотят удочерить ее. Лицо его потемнело, когда она описала ему Бартольдов.
— Чертовы засранцы! Они что же, думают, что могут просто так прийти и забрать нашу девочку? Мы — ее родители, ради всего святого!
«Таких родителей, как мы, врагу не пожелаешь», — подумала она. Парочка проходящих реабилитацию наркоманов, нерадивая мамаша и пропащий папаша, вспомнивший о дочери через столько лет.
— Мы облажались, Иеремия. И на этот раз по-крупному, — напомнила она ему. — Если дело касается ребенка, второй шанс выпадает не всегда.
— Значит, мы сделаем то, что должны сделать. Мы будем бороться — вдвоем. — Иеремия метнул на нее полный надежды взгляд. — Собственно, я разговорился с одним парнем на собрании, и он сказал мне, что здесь запросто можно найти работу, если не слишком привередничать. Вот я и подумал, почему нет? Чем это место хуже других? А так я буду поблизости, на тот случай, если вдруг тебе понадоблюсь.
Керри-Энн старалась ничем не выдать своих чувств. Душа ее пребывала в смятении. Чего он добивается — хочет снова жить с ней или на сей раз речь идет только о Белле? Как бы то ни было, ее терзали дурные предчувствия. Она не знала, что именно ждет ее за дверью, которую он просил ее открыть. Поэтому она ограничилась лишь тем, что пожала плечами и сказала:
— Конечно. Нет проблем.
Ее ответу явно не хватало воодушевления, но, похоже, на большее Иеремия пока и не рассчитывал. Он расплылся в улыбке.
— Вот и отлично.
Они поднялись с песка, чтобы идти обратно, как вдруг Керри-Энн обнаружила, что по-прежнему держит в ладони его монету. Она протянула ему кругляш со словами: