Часть тридцатая
Весь остаток вечера мне пришлось сражаться с новой волной паники. Голова просто не успевала анализировать события, с такой скоростью они на меня сыпались. Как можно призвать на помощь логику, когда тобой управляют неуправляемые эмоции, главная из которых — страх, превращающий человека в первобытное животное? Логике здесь не справиться, здесь за собой ведут только инстинкты.
Мы с Марком провели вместе ночь. Мы забрались под одеяло, он обнимал меня и слушал, давая возможность выговориться, а сам почти всё время молчал. Именно это мне и было надо. Я никак не могла перестать дрожать, и он сделал мне крепкий чай, в который, видимо, плеснул почти полстакана виски. Я согрелась, и мне наконец-то захотелось спать. Уже проваливаясь в сон, я всё-таки спросила его:
— У нас же когда-нибудь будет секс? Ты ведь уже привык, правда?
— Конечно, будет, — тихо сказал он. — Просто не сейчас.
Утром Марк сказал, что отвезет меня к Марте, а потом поедет на работу. Я быстро собралась, переоделась и в первый раз за месяц снова надела на палец мое любимое кольцо. Марк ждал меня уже у двери.
— Я тут собрал тебе кое-какие вещи, — сказал он. Мало ли, пригодится. Косметичку, она была в ванной, футболки, какие-то сладости. Ты же не можешь без сладкого.
И я снова растаяла от его внимания и заботы. Я взяла его за руку и позволила отвезти себя к Марте.
Но по дороге в машине настроение у Марка явно испортилось. Сначала он долго переключал радиостанции и отпускал едкие комментарии в адрес дикторов и музыки, потом начал ругать других водителей, погоду и городские власти. Его как будто подменили. Я решила, что он тоже устал, и замолчала, чтобы дать ему отдохнуть и лишний раз не нервировать. Некоторое время мы ехали молча.
— Откуда у тебя это кольцо? — вдруг спросил он, даже не глядя мне на руку.
— Купила.
— Где?
— В ювелирной лавке. — Меня удивили его вопросы. — Тут неподалеку. Знакомый ювелир занимается антиквариатом, и я часто к нему захожу.
— То есть так просто, пошла и купила? Случайно?
— Случайно. Я просто зашла туда, кольцо мне понравилось, и я его купила. А в чем дело? Почему ты спрашиваешь?
— Нет-нет, всё в порядке, не обращай внимания. — Он взял меня за руку и улыбнулся, правда, улыбка получилась натянутой.
К счастью, в этот момент мы подъехали к дому Марты. Марк проводил меня до ее двери и пообещал звонить при первой возможности.
Марта была в мастерской. Она уже почти закончила приводить в порядок саркофаг своего отважного Амедея и доделывала последние мелочи. Она ни словом не обмолвилась о своих обидах, за что я была ей невероятно благодарна. Старшие дети играли на полу, а младенец спал в люльке. В окна пробивалось солнце. Несмотря на эту пастораль, внутри у меня всё было как будто заморожено страхом.
Марта хотела обсуждать детективный роман, в который превратилась моя жизнь, а я хотела говорить о чем угодно, лишь бы не об этом.
— Когда у тебя его заберут? — спросила я.
— Саркофаг? В пятницу. Мне будет его не хватать.
— Ты успела привязаться к своему Амедею?
— Нет, просто теперь придется покупать обеденный стол, — абсолютно серьезно сказала Марта. — Надо же детям на чем-то есть.
Я любила ее шутки. И у нее в доме всегда было весело и спокойно. В отличие от моего.
— На чем вы всё-таки остановились с полицией? — не выдержала Марта, хотя я просила ее дать мне отдохнуть от ненавистной темы хотя бы пару часов.
— А что тут нарисовано? — с той же интонацией спросила я, изучая узор на воротнике изображенного на саркофаге рыцаря. — Чертополох и какие-то зеленые палки.
— Зеленые палки — это побеги руты. Так что с полицией? Всё нормально, это в порядке вещей? Ты показывала им сообщения? Ты сказала, что этот параноик шлет их тебе каждый день? Они могут хотя бы пробить этот номер?
— А почему именно чертополох?
— Потому что чертополох — символ мести. И ты это знаешь не хуже меня. Хватит, Агата. Тебе просто не хочется мне отвечать.
— Дай конфету, — попросил Мартин отпрыск.
— Не обращай внимания, они не голодные, — сказала Марта так, будто это были не дети, а домашние животные.
— Марта, мне правда не хочется говорить об этом, я так устала. — Я погладила малыша по голове. — Мы с Марком уже обсуждали это.
— Значит, с Марком обсуждать можно, а со мной нельзя.
— Перестань, мы же решили закрыть эту тему. Ты не нарочно.
— Хорошо, как скажешь.
— Сладкую конфету, — настаивал ребенок.
— Возьмите на кухне морковку, — сказала Марта. — Ты уверена, что нам не нужно в полицию? Ты же теперь можешь показать им этот свой букет. И сказать, что его принес какой-то мужчина? Где, кстати, этот букет с ногами?
— Я сложила его в мусорный мешок и поставила у двери… Кажется… — Из-за истории с четками я совершенно выпустила из головы этот мешок. — Я его обязательно отвезу, попрошу Марка со мной съездить. Хотя мне кажется, они мне всё равно не поверят. Видела бы ты, как на меня смотрел этот полицейский. Как на чокнутую. Подняла панику из-за какой-то испорченной картинки, сочинила историю про кислоту и вдобавок еще показала свою любовную переписку.
— Да уж, с картинкой мы круто опростоволосились, — отозвалась Марта. — Я часа полтора распиналась перед Александром. Слава Богу, он нормальный мужик. Сказал, что не особо она ему и нравилась, эта «Охота», и что он еще купит себе десяток таких. Другой бы судился с тобой до конца жизни, так и знай. А этот еще предложил, если что, охрану свою тебе прислать.
— Да что ты, какая охрана, — я замахала руками. — Мне с ним и так никогда не расплатиться… Как я могла ее не уберечь, Марта? Мне так ее жалко, эту картину, ты не представляешь! Я только ей и спасалась.
— Да, картина была прелестная, — сказала Марта. — Марк тогда еще сказал, что ты в нее просто влюбилась. Как у вас с ним, кстати? Продвинулись?
— Нет…
— Слушай, может, он всё-таки гей?
— Да нет… Он просто не может решиться. Какие-то детские комплексы. Ему надо привыкнуть.
— Может, тогда у него проблемы по этой части? Так сейчас полно таблеток! Ты спроси у него. Или проверь, в рабочем ли он состоянии.
— Марта, как я должна проверить?
— Мне что, надо тебя учить? Возьми и залезь к нему в штаны.
Я подумала и призналась.
— Я не могу, — сказала я. — Ты знаешь, я влюбилась в него как девчонка и теперь боюсь сделать ему больно. Он сам мне скажет, если это будет нужно. Он мне кое-что рассказал, и я поняла, что для него это больная тема. Не хочу его ранить.
— А на что он тогда тебе сдался с больной темой? — Марта, как всегда, была прямолинейна. — Давай уже найдем тебе кого-нибудь со здоровой!
— Я не хочу его обижать и не хочу его потерять, — твердо сказала я. — У нас особенные отношения. У меня раньше никогда такого не было.
— Ты ненормальная. Твой ушиб головы точно не прошел даром. Ты не хочешь подумать о себе? У тебя самой, между прочим, тоже есть чувства.
— Когда мы влюблены, то сами для себя мы не существуем, — изрекла я.
— Да-а-ай конфету, — снова заныл малыш.
— Эта твоя доморощенная философия! Съешь уже Морковку! — сказала Марта сразу нам всем. — А, кстати, как это ты так быстро вылечила бровь? Это тот врач, у которого ты была?
— Тот врач, у которого я была, сказал, что в ране инфекция, что мне вовремя не наложили швы и что я останусь инвалидом с кривой бровью.
— И ты намазала ее зеленкой и вылечилась ему назло? Как это у тебя получилось?
Я боялась признаться ей, но всё равно сказала.
— Это Аптекарь. Он чем-то на нее капнул, и всё прошло буквально за полчаса.
Сказала и приготовилась к скандалу. Мне не хотелось говорить Марте и про четки, потому что она бы немедленно заперла меня у себя в кладовке и отправила к Аптекарю отряд спецназа. А я хотела разобраться во всём сама, как бы глупо и опасно это ни выглядело.
— Ух ты, — сказала Марта и еще раз внимательно рассмотрела мою бровь. — Он иногда бывает и добрым волшебником?
— Я выяснила, что к Аптекарю ездил Лунц.
— Директор музея? — удивилась Марта.
— Представь себе, именно он.
— И что он там делал? Думаешь, поэтому там оказалась картина?
— Картина оказалась там не без его ведома, это точно.
— Они прокручивают какие-то темные делишки с твоим алхимиком? Так, может, это он тебе угрожает?
— Лунц?
Конечно, я уже думала об этом и всё время прокручивала в голове возможные и невозможные варианты. Может, это именно директор музея пробрался ко мне домой? Может, он нарочно хотел навести подозрение на Аптекаря и подбросил мне его четки? А может, я просто выгораживала Аптекаря?
— Ну да, — кивнула Марта. — Боится, что ты что-то узнала, и хочет тебя припугнуть.
— Я тоже об этом думала. Но Аптекарь сказал, что Лунц болел, и он его вылечил. То есть он не сказал это открытым текстом, это я уже сама догадалась. Так вот, я подумала, что он мог расплатиться за лекарство картиной.
— Мама, дай конфету! — заорали дети в один голос.
— Ой, у меня же есть шоколадка! — вспомнила я. — В сумке. Можно дать им шоколадку?
— Да, давай конечно, — махнула рукой Марта. — Всё равно они не отстанут. Но что это должно быть за лекарство, ты уж меня извини! Расплачиваться национальным достоянием? Мировым, я бы даже сказала.
— Но если он был неизлечимо болен, Марта! Ради того, чтобы спасти жизнь, можно отдать и весь музей!
Я отдала детям шоколадку, и они весело кинулись ее разворачивать.
— Эй! Поделите пополам и не кусайте, как дикие дети. Сначала поломайте ее на кусочки и громко посчитайте, сколько кусочков у вас получилось. Так, чтобы мы с тетей Агатой слышали. А потом мы поделим кусочки поровну. Ну да, я с тобой согласна. — Она снова повернулась ко мне: — Хотя я бы не исключала, что это он тебя пугал.
— Я попробую что-нибудь узнать, — решила я. — Мне нужно еще раз попытаться поговорить с Лунцем. Если он меня не выставит.