— Это люди. Новое войско идет в Мордор, — тихо сказал он. — Темнокожие. Мы таких людей раньше никогда не видели. Смеагол не видел. Они страшные. Черные глаза, длинные черные волосы и золотые кольца в ушах. Золото красивое, его много. У некоторых на щеках красная краска и плащи красные. Флаги красные. Копья тоже с красными наконечниками. Щиты у них круглые, желтые и черные, с большими шипами. Злые люди. Страшные. Дикие, как орки, только большие, больше орков. Смеагол думает, что это люди с юга, из стран за устьем Великой Реки. Они оттуда шли. Уже прошли через Стальные Ворога, но теперь могут подойти другие. В Мордор все время приходят люди. Когда-нибудь все люди там соберутся.
— А олифанов ты там не видел? — спросил Сэм, от любопытства на минуту перестав бояться, так ему всегда хотелось узнать про чужие края.
— Нет олифанов. Кто такие олифаны?
Сэм встал, заложил руки за спину, как всегда, когда декламировал стихи, и начал:
Я серый, как крыса, большой, словно дом,
А нос у меня, как змея.
Когда я иду, все ломаю кругом,
И дрожит подо мной земля.
Клыки у меня торчат изо рта,
И хлопают уши громко,
А спать не ложусь я никогда,
Стою даже ночью в потемках.
Мне, может быть, много-много лет,
Но даже в минуту смерти,
Когда в глазах потемнеет свет,
Упаду, но не лягу, поверьте.
Зовут меня О-ли-фан,
Я житель полдневных стран.
Кто видел меня, не сможет забыть,
Кто не видел, тот не поверит,
Что могут на белом свете жить
Такие страшные звери.
Я сильный большой О-ли-фан
Из жарких далеких стран!
— Это стишок в Хоббитшире все знают, — объяснил Сэм, закончив. — Может быть, это враки, а может, правда. У нас много своих легенд, но кое-что мы слышали про южные страны. Когда-то давным-давно хоббиты выходили в широкий мир, и в Хоббитшир они откуда-то пришли. Правда, из путешествий не многие возвращались, и мы не всем и не во все верим. Говорят же про вранье, что это «Пригорянские новости», и еще говорят: «Правды не больше, чем в хоббитширских сплетнях». Но я своими ушами слышал рассказы про громадин с юга. Их как-то смешно называют. Говорят, что они на войну ездят на этих олифанах. Ставят им на спины башни и прячутся в них, а олифаны по дороге вырывают деревья и ими потом дерутся. И камни бросают, и скалу могут разбить. Когда ты сказал, что сюда движутся люди с юга в золоте и в краске, я спросил про олифанов, уж если бы они были, я бы рискнул высунуть голову, чтобы только на них посмотреть. Больше, наверное, случая не представится. Только, может быть, и нет на свете никаких олифанов…
И Сэм вздохнул.
— Нет, нет никаких олифанов, — сказал Голлум. — Смеагол про них не слышал. Никогда не слышал. Он бы не хотел таких увидеть, пусть их лучше не будет на свете. Смеагол хочет уйти отсюда в безопасное место. Смеагол хочет, чтобы добрый хоббит тоже ушел отсюда. Хороший хоббит пойдет за Смеаголом, да?
Фродо встал. Когда Сэм декламировал старый стишок, столько раз слышанный им у камина в Хоббитшире, Фродо, несмотря на все огорчения, улыбался, и настроение у него от этого стало лучше, и сил прибавилось.
— Жаль, что их нет, — сказал он. — Нам бы сюда тысячу олифанов и Гэндальфа на белом олифане впереди! Тогда бы мы сами протоптали дорогу в эту зловредную страну. Но у нас только свои усталые ноги. Трудно, и ничего не поделаешь. Ладно, Смеагол, на все дается три попытки, может быть, третья окажется удачной. Я пойду за тобой.
— Добрый господин, хороший хоббит! Мудрый господин! — запричитал обрадованный Голлум и принялся гладить колени Фродо. — Хороший господин. Сейчас хоббитам надо отдохнуть, пусть добрые хоббиты лягут в тень под камень, поближе к камню. Поспите, пока Желтое Лицо не уйдет. Потом пойдем быстро-быстро. Тихо-тихо пойдем, как тени.
Глава четвертаяО ТРАВАХ И РАГУ ИЗ КРОЛИКА
Остаток дня они провели в воронке, прячась в тени. Потом тень удлинилась, накрыла всю воронку, и пустыня стала темно-серой. Хоббиты съели по кусочку лембаса и пригубили фляги с остатками воды. Голлум есть опять отказался, только воду пил охотно.
— Скоро будет много воды, — сказал он, облизывая губы. — Хорошая вода течет с гор в Великую Реку, вкусная вода там, куда мы идем. Может быть, Смеагол найдет там еду. Он голодный, голм-голм, очень голодный, изголодался Смеагол.
Плоские ладони его при этих словах легли на впалый живот, а в глазах появился бледный зеленый блеск.
Когда они наконец решились выползти из ямы, темнота сгустилась, и три их тени растворились в ней. До полнолуния оставалось дня три, луна пока пряталась за горами, и было темно. Высоко на одной из башен, прозванных Зубами Мордора, горел красный огонек. Не слышно было ни сигналов, ни голосов, ничто не выдавало, что на Моранноне стоит бессонная стража.
Огонек, словно красный глаз, долго провожал их, будто следил, как они бегут, спотыкаясь, по камням и осыпям предгорья. На дорогу выходить они не отважились, только старались все время держаться к ней поближе и по возможности идти слева от нее. За всю ночь решились сделать лишь один краткий привал. Красный огонек-глаз превратился в маленькую точку, а потом, уже под утро, пропал, когда они обогнули темную гору и направились на юг.
Почему-то они почувствовали облегчение и даже позволили себе ненадолго остановиться, чтобы перевести дух, но отдохнуть как следует не удалось. Только-только они устроились на привал, как Голлум снова заторопил их в путь. По его расчетам, от Мораннона до Перепутья за Осгилиатом было около тридцати гонов, и он надеялся пройти это расстояние за четыре перехода. И вот они встали и шли до тех пор, пока свет не облил серую пустошь. Гонов восемь они за ночь преодолели, но больше не смогли бы, наверное, сделать ни шагу, даже если бы не боялись идти днем.
Когда рассвело окончательно, они увидели, что вокруг уже не так пусто и голо. Слева грозно вздымались к небу горы, справа дорога поворачивала на запад, к пологим холмам с редкими купами темных деревьев. Неровный склон, по которому они шли, зарос вереском, в нем торчали редкие кусты ракитника, иногда кизил и еще какие-то растения — их хоббиты первый раз в жизни видели. Повыше группами стояли стройные сосны. Местность слегка напоминала им холмы Северного Удела.
Хоббиты с удовольствием вдыхали свежий душистый воздух, на душе становилось легче. Они чувствовали себя так, будто им объявили об отсрочке исполнения страшного приговора, и наслаждались видом живой земли, доставшейся Черному Властелину всего несколько лет назад и не успевшей превратиться в гниющие пустоши. При этом все понимали, что Черные Врата еще совсем рядом за темной горой, что надо быть осторожными и не забывать об опасности.
Путники остановились, осмотрелись и стали искать место, где можно было бы укрыться до ночи, не боясь, что их увидят, и нашли приют в буйных зарослях вереска.
Время тянулось медленно. Тускло светило солнце. Сумрачные Горы отбрасывали густую тень. Фродо несколько раз ненадолго засыпал. Может быть, он доверял Голлуму, а может, просто был слишком измучен, чтобы беспокоиться. Сэм, наоборот, только подремывал, а крепко заснуть так и не смог, даже когда убедился, что Голлум спит, как сурок, всхлипывая и вздрагивая, будто ему снятся кошмары. Может быть, сон не шел не столько из-за волнения и вечной настороженности, сколько из-за голода — уже давно хоббит тосковал по настоящей горячей пище, «из кастрюльки».
В дальнейший путь они пустились, когда зашло солнце и все вокруг стало серым и потеряло очертания. Голлум вскоре вывел их на южную дорогу; идти пришлось быстро, так как на дороге их могли заметить. Все трое прислушивались к каждому шороху, боясь услышать топот копыт, но прошла еще одна ночь, а ни пеших, ни конных врагов они не встретили.
Дорога была построена в давно минувшие времена. Около Мораннона ее, вероятно, недавно чинили, но уже милях в тридцати от ворот начинались разрушения, и чем дальше, тем сильнее дикая природа брала верх над творением человеческих рук. Древняя дорога была каменной, некогда идеально прямой и ровной. Она стрелой прорезала горные отроги и холмы, над ручьями и оврагами выгибались стройные и прочные арки мостов. Сейчас камни где выщербились, где стерлись, поваленные столбы заросли мохом и скрылись в густом кустарнике, трава покрыла не только обочины, а и саму дорогу, которая превратилась в нехоженый проселок, но и он никуда не сворачивал и не изгибался, вел прямо на юг.
По этой дороге они дошли до северной границы местности, которую люди когда-то назвали Итилиэн. Был это красивый край горных лесов и быстрых потоков. Ночь прояснилась, светила полная луна, искрились звезды, хоббитам казалось, что воздух пахнет все приятнее. По бурчанию и сопению Голлума они поняли, что он все замечает, но никакого удовольствия он не выражал и Белое Лицо проклинал по-прежнему. Рассвет застал их в глубоком и длинном ущелье. Путники дошли до его конца и поднялись на обрыв осмотреться.
Занимался день. Склоны гор были здесь пологими, вершины отступали далеко на восток, а на западе видна была широкая долина, подернутая золотистой утренней дымкой. Вокруг были деревья, небольшие рощицы, отделенные друг от друга лугами, а среди пахнущих смолой пихт, кедров и кипарисов стояли деревья, невиданные в Хоббитшире. Лужайки заросли душистым многотравьем. Далеко был Райвендел, еще дальше — родной Хоббитшир, климат тут был совсем другой, и это чувствовалось. Здесь уже хлопотала весна, из мха и дерна торчали молодые побеги, на лиственницах светлели новые веточки, в траве пестрели мелкие цветы, пели птицы. Итилиэн, сад Гондора, давно обезлюдевший и одичавший, сохранил обаяние растрепанной дриады.
С юга и с запада от Итилиэна лежала теплая долина Андуина, от восточных бурь ее заслоняла стена Сумрачных Гор Эфел Дуат, с севера защищало Нагорье Эмин Муйл, с юга дули жаркие ветры, насыщенные морской влагой. Много было здесь деревьев-гигантов, медленно старевших в окружении многочисленного потомства; густо росли тамариски, смолистые туи, маслины и лавры. Попадались можжевельники и мирты, кустился тимьян, покрывая камни толстым зеленовато-сиреневым ковром. Красным, голубым и бледно-зеленым цвели шалфеи, полно было дикой петрушки и майорана. Сэм нашел еще много душистых трав, которые не росли в родных садах и огородах. Открытые камни уже украсились звездочками камнеломки и заячьей капусты, на полянках под орешником распустились примулы и анемоны, а там, где горные речки разливались в желобках и ямках и отдыхали в синих озерцах по пути в Андуин, в густой темной траве качались полураскрытые лилии и блестели чашечки златоцветника.