шения приготовленных для этой цели животных.
Самые богатые жертвоприношения, конечно, имели место во время сбора урожая, когда ночь и день опять становятся равными и на пороге стоит зима. Это время убоя скота, овец и свиней, чтобы сделать запасы на зиму. В это время столы для приношений, установленные возле храмовой рощи, ломятся от даров богу солнца, давшему людям хороший урожай. Люди несли рыбу и мясо, колбасу, яблоки и зерно, блюда с орехами и ягодами, сыры, чаши с молоком. После того как бог и его жрецы берут свою долю, начинается всеобщий праздник, который запоминается людям надолго.
Но больше всего дети любили святки[31], зимний день, когда колесница солнца опять начинает подниматься в небо, а ночное путешествие солнца под землей с запада на восток сокращается. В это время долину покрывает глубокий снег, от мороза трудно дышать, и торжество проводится в защищенных от непогоды домах. В день праздника жировые лампы и центральный очаг горят весело и ярко, а от скота в коровнике, расположенном за тонкой перегородкой, в доме тепло и уютно. Все, включая богов и скот, в этот день наедаются до отвала. Люди готовят распространяющее умопомрачительные запахи тушеное мясо с ячменем, пшеничные лепешки и яблоки в сладком эле. А закутанные до самых глаз жрецы провозят установленную на сани колесницу солнца по деревне, останавливаясь у каждого дома, чтобы спеть старинные песни о возродившейся надежде и принять подарки божеству в благодарность за посланный знак, что даже самая долгая зима в конце концов закончится.
Шли годы, мальчики росли и уже начали поговаривать о том, чем займутся, когда станут взрослыми. Их беседы обычно сводились к путешествиям далеко-далеко, а более робких ребят, которые предлагали остаться в деревне, чтобы ловить рыбу и обрабатывать землю отцов, жестоко высмеивали. Самые смелые мечтали наняться на торговое судно и, плавая на нем, посмотреть мир или поступить на службу к царю и завоевать славу на поле сражения. Распространенность той или иной мечты зависела от недавних событий.
Много лет царь посещал долину во время летнего переезда из своего жилища на севере. Первым знаком, предвещавшим прибытие высокого гостя, было появление конного гонца, которым всегда был молодой человек в великолепном алом домотканом плаще. Мальчишки во все глаза глядели на его богатые бронзовые украшения, невиданную застежку плаща и массивные кольца на запястьях и на шее. Но самым большим чудом для них был меч на боку. Старики же отмечали, как уверенно юноша держится в седле, и вспоминали времена, когда лошадь считалась слишком горячей, чтобы на ней можно было ездить верхом, и предназначалась только для колесниц. Правитель выезжал к началу долины, чтобы встретить своего господина, и вскоре после этого на дороге появлялся кортеж. Зрелище захватывало дух: колесницы, конные паланкины царицы и ее дам, эскорт, пешие копьеносцы и меченосцы. Развевались флаги, блестели на солнце медь и золото. С каждым годом в царской свите появлялось все больше бронзовых аксессуаров, мечей и даже небольших щитов. Жители деревни, хотя и не стремились к показной роскоши двора, теперь стыдились простеньких кремневых кинжалов, которыми когда-то гордились. Их жены, все без исключения посетившие банкет в доме правителя (они или сидели за столами для простолюдинов, или помогали на кухне, или прислуживали за столом), вернувшись, рассказывали об изысканных украшениях царицы и ее дам, о прибытии следующего судна и хороших ценах, которые давали – в бронзе – за янтарь.
Когда царь уезжал, не было ничего необычного в том, что с ним деревню покидали двое или трое юношей, нанятых на службу кем-то из придворных. Но больше всего юношей покидало деревню, когда к берегу приставало торговое судно.
Древние шведские художники и их восточные коллеги (см. рис. в главе 1 первой части) по-разному решали проблему изображения групп лошадей, тянущих транспортное средство. Легкая колесница на конной тяге с двумя колесами со спицами существенно отличалась от тяжелой шумерской колесницы, которую тянули ослы семью веками раньше
Это случалось отнюдь не редко. Раза три, а то и четыре в год во фьорд заходила галера и приставала к берегу возле сараев для лодок. Чаще всего это были местные суда, хозяева которых жили выше или ниже по берегу, плавающие на небольшие расстояния на Балтику, или в Данию, или на север вдоль побережья Норвегии. Но иногда заходили и чужестранные суда, капитанами которых были коренастые черноволосые люди, говорящие на непонятном языке, – они прибывали из Англии, Испании или даже более далеких земель. Их команды были весьма разношерстными, говорившими на половине существующих европейских языков и даже на берберском наречии Северной Африки. Но всегда на них были и свои люди, и не обходилось без радости, когда мужчины, покинувшие деревню несколько лет назад, возвращались, открывали свои морские сундуки и демонстрировали богатства, полученные путем хитроумных сделок на заморских базарах.
Когда к берегу подходило судно, вся работа и на суше, и на море замирала и население долины стекалось на базар, который устраивался на открытой площадке между деревней и берегом. Там можно было видеть удивительные вещи – рулоны тканей таких цветов, каких невозможно было добиться, используя местные краски, безделушки из гагата и перламутра, кремневые плитки, размером как раз подходящие для топоров и кинжалов, и многое другое. Более того, там можно было найти слитки и изделия из бронзы, золота и олова. Торговые капитаны хорошо знали, чего они хотят за свои товары. Снабжение для судна – зерно, сушеное мясо, пиво – все это было, конечно, необходимо, но за это мало что можно было купить. За меха давали больше, и за хорошую лисью шкурку можно было купить даже бронзовую булавку. Но вообще-то за бронзу приходилось платить янтарем, и это знали все. За куски необработанного янтаря, которым был усыпан берег после каждого зимнего шторма, и за янтарные бусы, типичное украшение женщин, велась ожесточенная торговля на рынке.
Когда судно снова уходило, в деревне почти не оставалось янтаря, зато появлялись бронзовое оружие, инструменты и украшения. Бронзовых дел мастер из царского дворца – единственный специалист на всю округу – не считал зазорным остаться на неделю в долине, чтобы изготовить мечи и украшения. Если верить его клятвам, точно такие же вещи носили при дворе.
И как обычно, четыре или пять молодых рыбаков нанимались на судно к уезжавшим купцам. Они всегда охотно брали опытных в морском деле жителей северного побережья.
Спустя несколько лет, когда дети, родившиеся в 1510 г. до н. э., были уже вполне сформировавшимися подростками, в долине произошли изменения. Однажды во время очередного проезда через деревню царь долго беседовал с местным правителем, после чего тот созвал самых опытных строителей лодок из числа своего народа и отдал приказ: они должны построить и оснастить собственный корабль.
Янтарный путь через Европу (пунктирная линия) и некоторые важные центральноевропейские места археологических раскопок
Весь год это дело было основным для жителей долины. Рыболовство и земледелие были забыты, но это почти не ощущалось, поскольку царь, лично заинтересованный в успехе проекта, присылал с севера зерно и мясо для строителей. Также с севера явились два корабельных плотника и надсмотрщик, что вызвало немедленный протест жителей деревни, уверенных, что они смогут построить судно без помощи иноземцев. Судно было укрупненной версией лодок, которые эти люди строили уже на протяжении многих поколений, – с той же обшивкой внакрой, высоким носом и кормой. Но только оно было построено для тридцати гребцов, а не восьми – десяти, было шире, обеспечивало на борту место для людей и груза. На него пошло много дерева – сосны, дуба и ясеня, – а также ивовых прутьев, чтобы сшить обшивку. В начале зимы постройка корпуса была закончена, и судно после добавления банок, палубы полуюта и весел было спущено на воду со всеми подобающими жертвоприношениями морскому богу. Говорили также об установке мачты – корабельные плотники утверждали, что владеют искусством ставить паруса, но потом было решено, что неопытный экипаж не справится с подобным новшеством.
Все это время ни на одно из пришедших судов не было нанято ни одного жителя деревни. Вся молодежь, да и более зрелые люди стремились уйти в плавание на собственном судне. Да и торговля у заезжих купцов не шла. Большая часть собранного за это время янтаря предназначалась для отправки на новом судне. Его доверили своим людям из команды или капитану, которого уже заранее выбрали. Это был домовладелец средних лет, который уже двадцать лет плавал на иноземных судах и утверждал, что знает морские пути вплоть до Гибралтара и все реки севера Европы.
Последние приготовления перед выходом судна в плавание сопровождались религиозными церемониями – и личными, и общественными. Делались жертвоприношения морскому богу, причем в количествах, соперничающих с приношениями богу солнца. Не были забыты и другие божества – ветра и погоды. А на скалах появлялись новые рисунки, выбитые будущими членами экипажа, чтобы боги и люди помнили о предприятии, в котором они собирались принять участие.
Большинство шведских наскальных изображений судов слишком условны, чтобы можно было судить об их конструкции. На рисунке вы видите одно из немногих изображений, дающих больше информации. У человеческих фигурок в руках весла (или мечи и топоры?). Это позволяет высказать предположение, что ряд вертикальных столбиков на палубах судов, которые часто встречаются в наскальных рисунках (см. рис. в начале третьей части), – это условные изображения гребцов или весел. На корме мы видим рубку, а «дерево» над центральной частью судна – один из очень немногих намеков на то, что шведы могли использовать мачты и паруса
Набожные люди всегда имели обыкновение вырезать рисунки на скалах. На праздниках солнца часто выбирали подходящую скальную поверхность, обращенную к югу, и украшали ее изображением какой-нибудь стадии церемонии – ритуальной пахоты, колесницы солнца или ночной лодки спящего солнечного бога. Еще вырезали топор бога грома или более приземленные вещи – топоры, быков, дичь, всадников и охотников. Было известно, что эти картинки привлекают благосклонность богов, дают удачу художнику или тому, кто на ней изображен – увеличение стада или хорошую охоту. Но теперь везде появились резные изображения судов: одни грубые, условные, другие подробные и точные. Все зависело от мастерства художника и времени, которым он располагал. Понятно, что при таком количестве изображений бог не мог не заметить корабль и работу, которую необходимо выполнить, для подготовки успешного рейса.