Твердость религиозных принципов Джейн, ее иронические замечания по поводу того, что католики умудряются видеть Спасителя в испеченных булочником облатках[52], заставили принцессу Марию возненавидеть племянницу, которую она записала в закоренелые еретички.
В начале 1553 г. герцог Нортумберленд предложил родителям Джейн устроить брак девушки со своим четвертым сыном Гилфордом, и в июне 1553 г. была отпразднована свадьба. Платье невесте подарил дядя-король Эдуард VI, на бракосочетании присутствовали самые знатные пэры Англии. Теперь Джейн оказалась во власти своего свекра.
После смерти Эдуарда VI герцог принудил Джейн стать королевой. Молодая женщина не разделяла амбиций своей новой семьи и отдавала себе отчет в том, что не способна управлять королевством. Она плакала, на коленях умоляла оставить ее в покое, но Нортумберленд был непреклонен. События этого рокового дня бедняжка подробно описала в послании, отправленном ею из Тауэра королеве Марии. Она предчувствовала, что станет третьей королевой Англии, которой суждено окончить жизнь на плахе.
10 июля 1553 г. Джейн впервые въехала в Тауэр – по традиции именно в этой крепости английские монархи дожидались дня коронации. Примерно через час народу зачитали первый манифест новой правительницы, в котором Джейн именовалась «королевой Англии, Франции и Ирландии». В обращении говорилось, что Эдуард VI назвал ее своей преемницей. Очевидцы утверждали, что обращение было выслушано в гробовой тишине. Лишь какой-то юнец-подмастерье позволил себе выкрикнуть здравицу в честь законной престолонаследницы Марии, за что в тот же день был посажен в колодки и лишен обоих ушей.
Все девять дней своего царствования Джейн провела в смятении и тоске, предчувствуя неотвратимо приближавшуюся развязку. Когда 19 июля Мария въехала в Лондон, худшие из ее опасений оправдались: Джейн покинули даже те, кто заставлял ее взойти на престол. Болезненным было предательство отца – поняв, что игра проиграна, он переметнулся на сторону Марии. Даже глава заговора герцог Нортумберленд постарался выказать себя приверженцем старшей дочери Генриха VIII, но его подчеркнуто верноподданническое поведение не могло обмануть никого, и 25 июля его заключили в Тауэр.
В крепости-тюрьме оказались не только Джейн, ее муж и свекор, но также родители. Марии не чужды были благие порывы, она простила чету Саффолков, но все остальные остались в Тауэре. 22 августа был казнен герцог Нортумберленд – его не спасло даже то, что перед смертью он во всеуслышанье объявил себя католиком. Леди Джейн была возмущена этим предательством веры больше, чем всеми прочими преступлениями, о которых ей когда-либо доводилось слышать. Страдания арестантки усугублялись тем, что всего через месяц после свадьбы она была разлучена с мужем, которого успела горячо полюбить.
13 ноября 1553 г. леди Джейн, ее муж и два его брата, Амброуз и Генри Дадли, предстали перед судом. Отпираться не имело смысла, и все они признали себя виновными в государственной измене, тем самым подписав себе смертный приговор. Только на суде Джейн впервые с момента ареста увидела мужа.
Толпы любопытных высыпали на улицы лондонского Сити, чтобы поглазеть, как осужденных ведут в Тауэр. Теперь отношение горожан к несчастной леди Джейн в корне переменилось: в ней видели жертву ненавистного Нортумберленда, а ее юность и красота не могли не возбуждать острую жалость. Казнь осужденных откладывалась на неопределенный срок, что иногда вызывало в их сердцах безумную надежду на королевское помилование. Лишь 8 февраля 1554 г. Джейн объявили, что ее казнь назначена на следующий день. Узница выслушала это известие с полным спокойствием и тотчас же погрузилась в себя, готовясь к встрече с Предвечным.
Исповедник королевы Марии, который принес Джейн весть о казни, выпросил у своей повелительницы трехдневную отсрочку, надеясь перед лицом смерти обратить приговоренную в католическую веру. Однако его попытки не увенчались успехом: ничто не могло поколебать ее религиозных убеждений.
Казнь Джейн и Гилфорда Дадли была окончательно назначена на 12 февраля. Предполагалось, что они будут обезглавлены на Тауэрском холме, но в последний момент было принято решение казнить Джейн внутри Тауэра – зрелище гибели столь юной и прекрасной женщины могло вызвать непредсказуемые последствия.
Утром Гилфорду разрешили свидание с женой, но она отказалась от тягостного прощания, предвидя, что после него им обоим будет намного труднее держать себя в руках и достойно встретить смерть. Однако Джейн все же увидела супруга, когда его проводили под окном ее камеры. Гилфорд бестрепетно взошел на эшафот и сам опустил голову на плаху. Затем шерифы вернулись в Тауэр за Джейн. Она спокойно тронулась в последний путь, и все, кто ее видел, понимали, что душа ее уже устремлена к Всевышнему. Мало кто из окружающих мог удержаться от слез, глядя на изящную маленькую фигурку, безмятежно поднимающуюся на эшафот. Глаза же самой Джейн были совершенно сухи. Она спокойно дала завязать себе глаза, спокойно опустилась на колени перед плахой и лишь позволила себе осведомиться, отрубят ей голову до того, как она опустится на плаху, или же потом.
Семнадцатилетняя Джейн Грей потрясла современников своей стойкостью и подала образец мужества и верности своим идеалам последующим поколениям. Никто не знает, где нашел последнее упокоение ее прах. Вероятно, ее погребли в стенах мрачного Тауэра, безмолвного свидетеля многих кровавых драм английской истории.
До нашего времени дошли некоторые письма леди Джейн, написанные ею в Тауэре. За три дня до казни она обращалась к отцу: «… хотя Господу было угодно избрать Вас орудием ускорения моей смерти, в то время как Вам скорее надлежало заботиться о продлении моей жизни, я могу настолько смиренно принять это, что должна еще более горячо благодарить Господа за то, что он сократил мои грустные дни, чем если бы в моем распоряжении оказался весь мир, а жизнь моя продолжалась бы столько, сколько я хочу…». А вот что было адресовано Джейн ее сестре Кэтрин: «…Моя славная сестричка, еще раз позволь мне умолять тебя научиться встречать смерть, отрекаться от мира, посрамлять дьявола и презирать плоть, и находить радость только в Господе. Кайся в своих грехах, но не отчаивайся; будь стойкой в своей вере… Сейчас, когда я смотрю в лицо смерти, возрадуйся так, как радуюсь я, моя дорогая сестра, что буду избавлена от всего тленного и сольюсь с нетленным… Прощай еще раз, моя дорогая сестра, уповай только на Господа, единственного, кто тебе помощь. Аминь. – Твоя любящая сестра Джейн Дадли».
Мария Кровавая
Королева Мария I Тюдор вошла в историю с нелестным прозвищем Кровавая. Католичка, непримиримая в отношении еретиков, Мария за пять лет своего правления (1553–1558) отправила на костер более трехсот человек. Много это или мало? Не будем говорить о ценности каждой человеческой жизни и призовем на помощь только цифры: в Испании нередко такое количество жертв приходилось лишь на одно аутодафе. То, что вошло в практику в Испании, приводило в ужас англичан: немудрено, что даже в те времена, когда была жива память о ее отце, рубившем головы направо и налево, новая королева снискала себе столь нелестное прозвище.
Как правительница она принесла Англии немало бед, как женщина – достойна всяческого сочувствия. Дочь Генриха VIII и Екатерины Арагонской, она была подростком, когда на ее глазах разыгралась драма унижения матери, и религиозный фанатизм Марии отчасти может быть объяснен желанием искоренить реформированную религию – то зло, которое разрушило жизнь Екатерины и не лучшим образом повлияло на ее собственную судьбу. Единственное оставшееся в живых дитя королевской четы, она носила титул принцессы Уэльской, но по прихоти отца, влюбившегося в Анну Болейн, превратилась в незаконнорожденную дочь короля, лишилась прав на английский престол. Мария была вполне взрослой, когда происходили эти события, и смысл их не мог быть для нее загадкой. Кроме того, Генрих разлучил девушку с горячо любимой матерью.
Под конец жизни Генрих VIII все же признал старшую дочь одной из законных претенденток на английский престол, и после смерти сводного брата и провала заговора Нортумберленда Мария стала королевой. По меркам XVI в. она была немолодой – ей уже миновало тридцать семь лет. Она никогда не отличалась крепким здоровьем, рано начала терять зубы, страдала сильной близорукостью. Ее кожа имела нездоровый землистый оттенок, лицо покрывала сеть тонких морщинок. Однако эта стареющая женщина все еще не была замужем.
Перед восшествием на престол Мария подверглась сильному унижению: хотя по английским законам женщина могла стать королевой, до этого времени страной правили исключительно мужчины, и претендентке пришлось буквально на коленях умолять Тайный совет поддержать ее и доказывать, что она правильно понимает свои будущие государственные обязанности. У многих возникла иллюзия, что эта женщина будет податлива, как воск, в руках Тайного совета.
Впрочем, Мария сразу же после коронации показала, что не намерена делиться властью с кем бы то ни было. Свои государственные обязанности она видела, во-первых, в возвращении страны в лоно католической церкви (этот «подвиг» она должна была совершить во славу Божию и во имя спасения миллионов заблудших душ), а во-вторых, в том, чтобы не допустить прекращения династии Тюдоров. Марии предстояло вступить в брак и, несмотря на зрелый возраст, родить наследника престола.
Мария вознамерилась выйти за Филиппа Испанского (1527–1598). Этот любимый сын испанского короля Карла I, являвшегося и германским императором Карлом V, был фактическим правителем Испании, но еще не королем, когда 25 июля 1554 г. женился на Марии. Он стал прежде королем Англии благодаря браку с Марией, а в 1556 г., когда его могущественный отец решил сложить с себя тяжкое бремя власти и провести остаток своих дней в монастыре, Филипп II, которому было всего тридцать лет, сделался самым могущественным монархом в мире. Он стал королем Испании – Кастилии, Арагона и Гранады, а также королем Неаполя и Сицилии. Он был герцогом Милана, верховным правителем земель, входивших в область Франш-Конте (восток Франции), а также Нидерландов, Бельгии и Люксембурга. Кроме того, ему принадлежали Канарские острова и острова Зеленого Мыса, Филиппины, Молуккские острова, Тунис, обширные земли в Вест-Индии, Мексике и Перу. Человек не менее религиозный, чем Мария, Филипп Испанский был преисполнен решимости служить Господу и интересам