Современником Гершеля был величайший благодетель человечества Эдуард Дженнер (1749–1823), открывший метод предохранения от заболевания оспой. Сын сельского священника из графства Глостер, Дженнер остался круглым сиротой, когда ему было всего пять лет. Ему удалось закончить школу, после чего он поступил учеником к местному хирургу, а в 1770 г. отправился изучать медицину в Лондон. Проведя в столице более трех лет, Дженнер вернулся в родной городок Беркли и приступил к врачебной практике. Одновременно, будучи большим любителем природы, он занимался орнитологией. В частности, Дженнер первым в Англии открыл, что кукушонок, вылупившийся в чужом гнезде, выбрасывает оттуда все другие яйца. Дженнер также писал стихи о птицах.
Проводя много времени в сельской местности, Дженнер обратил внимание на то, что доярки, переболевшие так называемой коровьей оспой, оказывались невосприимчивыми к черной оспе, страшному заболеванию, эпидемии которого уносили десятки тысяч жизней в одной только Англии. Врач предложил прививку против оспы, при которой человека искусственно заражали содержимым оспенных пузырьков на коровьем вымени. Убежденный в своей правоте, 14 мая 1796 г. Дженнер сделал первую публичную прививку восьмилетнему мальчику-добровольцу. Полтора месяца спустя ребенку была привита настоящая оспа, но мальчик не заболел!
Работа Дженнера вызвала критику не только среди духовенства, рассматривавшего эпидемии как Божью кару, но и в медицинских кругах, однако вскоре коллеги были вынуждены признать правильность идеи победителя оспы. Скромный врач из Беркли стал почетным членом многих университетов и академий. В 1808 г. в Лондоне было основано Дженнеровское общество, содействовавшее распространению оспопрививания. Великое открытие принесло Дженнеру не только мировую славу, но и богатство: британский парламент выплатил ему около 30 тыс. фунтов в награду за оказанное человечеству благодеяние.
Открытие Дженнера привело к снижению смертности и, следовательно, росту населения Великобритании. Если в 1701 г. в Лондоне проживало 600 тыс., а в 1801 г. 950 тыс. человек, то к 1851 г. население столицы составляло примерно 2,5 млн. В целом же за первые пятьдесят лет XIX века население страны удвоилось, приблизившись к 22 млн человек.
Дженнер был далеко не единственным медицинским светилом своего времени, хотя открытия других медиков и не имели столь огромного практического значения. Поразительных научных результатов добился, например, врач и физик Томас Юнг (1773–1829), работы которого повлияли на дальнейшее развитие фундаментальной науки. Если Ньютон и его последователи полагали, что свет представляет собой поток мельчайших частиц-корпускул, то Юнг представил его в виде волны. Он также установил, что человеческий глаз способен воспринимать всего три цвета, а все остальные цвета образуются смешением красного, синего и желтого, волны которых имеют разную длину.
Талант Юнга был универсальным. К шестнадцати годам он владел десятью языками. Когда в 1799 г. в Египте был обнаружен знаменитый Розеттский камень с текстами на трех древних языках, Юнг заинтересовался загадочными письменами и параллельно с французским археологом Ж. Ф. Шампольоном предложил свой перевод египетских текстов, хотя и не сумел, в отличие от Шампольона, расшифровать все египетские иероглифы.
Рост продолжительности жизни и стремительное увеличение численности населения внушали многим не оптимизм, а тревогу. Английский экономист Томас Мальтус (1766–1834) в работе «Опыт закона о народонаселении» (1798) предсказывал, что деятельность филантропов, направленная на спасение страждущих, приведет к губительным последствиям. Страна с избыточным населением не сможет прокормить всех, и в конце концов ее постигнет чудовищная катастрофа, причем число ее жертв намного превысит обычный уровень смертности. При всей антигуманности рассуждений Мальтуса его идеи повлияли на стремление некоторых государств к сдерживанию рождаемости. Как правило, самые большие семьи бывали у бедняков, да и большое число детей снижало уровень семейного достатка. Чем богаче семья, тем богаче общество в целом. В 1834 г. английский парламент принял очередную поправку к закону о бедных, в соответствии с которой неспособные прокормить себя и свои семьи принудительно помещались в работные дома, где были вынуждены зарабатывать на свое содержание тяжелым, низкооплачиваемым трудом вроде дробления камней для мощения дорог или расплетанием старых канатов, за который не хотели браться более удачливые свободные люди. Если в работный дом попадала семья, то супруги разлучались, в основном из боязни, что они произведут на свет новых нищих. Дети также содержались отдельно от родителей. Экономическая теория Мальтуса породила поистине позорную практику в обращении с несчастными людьми.
Отношения России и Британии во второй половине XVIII в.…: похолодания и потепления
При Георге III в отношениях между Британией и Россией наступило похолодание. Британские власти опасались усиления России в ходе двух турецких войн и трех разделов Польши, а императрица Екатерина II, со своей стороны, не числила Британию среди союзников: когда в 1781–1782 годах великий князь Павел Петрович с супругой под именем «графов Северных» отправились в поездку по Европе, она распорядилась, чтобы маршрут их путешествия проходил только по дружественным странам, среди которых Британии не оказалось. Впрочем, политика не мешала императрице восхищаться достижениями англичан в области науки и искусства. В ее царствование появились и первые российские англоманы, среди которых тон задавали представители семейств Воронцовых, Орловых и Куракиных.
Еще в 1768 г. императрица выписала из Англии врача Томаса Димс дейла (1712–1800), чтобы ввести оспопрививание в России. В то время, до открытия Дженнера, вакцинировали натуральной оспой, что не могло не пугать обывателей, но просвещенная государыня подала личный пример подданным: первые прививки Димсдейл сделал ей и престолонаследнику.
Примерно в то же время россияне обратили внимание на достижения англичан в области журналистики. Английские сатирические журналы начала XVIII в. стали образцами для «Всякой всячины», издателем которой был секретарь императрицы Г. В. Козицкий, и журналов Н. И. Новикова «Трутень», «Пустомеля» и др.; стараниями Новикова русские читатели познакомились с творчеством Свифта, Филдинга, Стерна, Голдсмита и других современных британских авторов.
В 1772 г. Екатерина II писала прожившему три года в Англии и восхищавшемуся этой страной Вольтеру, признаваясь в своей особой, «до безрассудства» любви к английским садам и «глубоком презрении к прямым линиям». Это означало, что французские вкусы перестали доминировать не только при императорском дворе, но и в жизни российской аристократии, которая развернулась в сторону английского искусства.
Два года спустя, в 1774 г., Екатерина исполнила один из самых дорогих своих капризов, заказав фарфоровых дел мастеру Джозайе Веджвуду (1730–1795) сервиз на 50 персон, состоявший из 944 предметов и предназначавшийся для одного из путевых дворцов императрицы, Чесменского. Место, в котором его построили, называлось финским словом «кекерекексинен», т. е. лягушачьим болотом. Именно поэтому сервиз был украшен изображением зеленой квакушки. Такая шуточная эмблема отнюдь не портила изумительную тематическую роспись на каждом элементе сервиза. Около трех десятков мастеров исполнили желание императрицы «иметь на столе всю Англию», изобразив на тарелках, супницах, соусницах, блюдах и прочей утвари, какой и название подыскать трудно, живописные пейзажи Англии, Шотландии и Уэльса, но при этом лягушек рисовал только один из них, а сам Веджвуд пытался воспротивиться их появлению. Сервиз обошелся Екатерине в баснословные 2700 фунтов; за такие деньги в те времена можно было построить как минимум два путевых дворца, равных Чесменскому, но поразительно, что Веджвуд заработал на этом заказе только 88 фунтов, поскольку на изготовление сервиза было потрачено 2612 фунтов. Все компенсировалось репутацией поставщика российского императорского двора. Сейчас части «лягушачьего» сервиза хранятся в Государственном Эрмитаже и в Петергофе.
Специально для Эрмитажа была приобретена великолепная коллекция произведений искусства, собранная Робертом Уолполом. Так в России появились сразу две сотни шедевров, в том числе работы Веронезе, Рембрандта, Рубенса, Мурильо. Ныне коллекция Уолпола разделена между Государственным Эрмитажем и Музеем изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Переезд в Россию спас эти полотна от неминуемой гибели: хотя прежний хозяин построил для них специальную галерею, вскоре после продажи в ней произошел опустошительный пожар. Страшно представить, чего лишилось бы человечество, если бы не эта сделка, одна из крупнейших в истории искусства (императрица заплатила за картины свыше 40 000 фунтов).
Служить императрице было честью для многих английских профессионалов. Состоявший на русской службе шотландец адмирал Самуил (Карлович) Грейг (1735–1788) порекомендовал Екатерине пригласить в Россию британских инженеров. Двенадцать человек во главе с Чарльзом (Карлом Карловичем) Гэскойном (1737–1806), ставшим начальником Олонецких горных заводов, прибыли в Россию в 1786 г. и помогли наладить производство паровых машин и современных пушек. Благодаря англичанам в 1788 г. на Александровском пушечном заводе в Петрозаводске был построен уникальный «чугунный колесопровод» длиной 173,5 м – «дедушка» российских железных дорог, по которому рабочие катали тяжело нагруженные четырехосные вагонетки.
Тесно связанной с екатерининской Россией оказалась и жизнь тезки адмирала, Сэмюэля, родного брата знаменитого философа-утилитариста Иеремии Бентама. Он приехал в Россию в 1780 г. и поступил на службу к князю Потемкину в качестве инженера-кораблестроителя, но интересовался и другими вопросами; в частности, предложил соорудить первый паноптикум – тюрьму в виде ротонды, с центрального поста которой охранник может наблюдать сразу за всеми заключенными, что заставляет последних быть смирными, поскольку они не знают, когда за ними наблюдают, а когда нет. Изобретатель предполагал, что такая конструкция здания может применяться и в других случаях, например, в больницах и сумасшедших домах. Английские власти не очень радовались «утечке мозгов» и никак не поощряли «экспорт технологий», но Россия и тогда щедро оплачивала труд иностранных специалистов, которые приезжали, чтобы хорошо заработать. Вслед за инженерами и мастерами в Россию потянулись и английские предприниматели. Они не только торговали и работали на российских заводах, но и основывали новые.