ходе Иисуса»
2.1. Важность для христиан нахождения «предсказаний об Иисусе» в Еврейской Библии
В течение более чем двух тысячелетий Еврейская Библия (ТаНаХ, «Ветхий Завет» христианской Библии) была свидетельницей многих великих исторических эпох, снова и снова оказываясь в центре внимания народов мира. Невозможно переоценить тот громадный вклад, который она внесла в мировую историю и культуру, в развитие этических, политических и социальных учений. Книга, в которой описывались события древней истории евреев, сыграла огромную роль в истории народов Запада и Востока. Но при этом она всегда оставалась тем же, чем была с самого начала, — Учением, Законом и историей небольшого древнего ближневосточного народа — евреев, написанной на их языке — древнееврейском, или иврите.
Уникальная роль этого Текста в мировой культуре определила интерес нееврейских народов к иудаизму. Задолго до появления христианства иудаизм пользовался большой популярностью среди неевреев, в особенности — интеллектуалов эллинистической эпохи.
Многие знаменитые учителя и мудрецы, упоминающиеся в Талмуде, были прозелитами (т. е. бывшими неевреями, принявшими иудаизм) или происходили из семей прозелитов — греков, римлян, персов — при том, что сами евреи не стремились привлечь прозелитов, и все эти люди приходили к иудаизму самостоятельно. Глубоким интересом к учению иудаизма объясняется тот факт, что уже в III в. до н. э. по особому заказу александрийского царя Птолемея II Филадельфа[24] был осуществлен перевод Торы на греческий язык.
Популярность иудаизма в значительной степени послужила основой для последующего распространения учения христианства, которое явилось как бы «формой иудаизма для неевреев», содержащей миссионерский компонент. Христиане являлись к языческим народам под видом законных представителей и продолжателей иудаизма; их проповедники выдавали себя за последователей знаменитого Моисеева Учения, утверждая, что вера христиан проистекает из Писания, а основоположник их учения является новым еврейским пророком, дополнившим и развившим иудаизм. Однако с древнейших времен христиан беспокоил один неприятный факт: в то время как распространение христианства среди язычников почти не встречало идейного сопротивления, евреи, от имени которых говорили христиане, не желали признавать христианскую интерпретацию Еврейской Библии. В отличие от языческих народов, нехристианство которых объяснялось их «незнанием», тем, что до них «не дошла пока еще благая весть», и т. п., евреи как раз отлично знали то Священное Писание, которым христиане обосновывали свою веру, и отвергали христианство именно ввиду своего знания текстов Пророков. Такое еврейское отрицание было в течение веков источником глубоко скрытого «комплекса обиды» всего христианского мироощущения (комплекса, прорывающегося также в насилии и в ненависти). Христиане воспринимали евреев как «живое обличение христианства», и поэтому на протяжении почти всей своей истории христианство не прекращало попыток любым путем обратить евреев в свою веру. (Ситуация начала меняться только в самое последнее время, см. об этом в гл. 10.)
В течении веков для христиан одним из путей подтверждения своих претензий на еврейское наследие была подгонка, с помощью тенденциозных переводов, текста Еврейской Библии под христианскую догматику. Эти переводы делались так, чтобы увязать христианство с «Ветхим Заветом» и представить его как якобы естественного наследника религии пророков. В противном случае христианство лишалось связи с известным всему древнему миру Синайским Откровением и теряло одну из главных опор своей боговдохновенности.
Для того чтобы доказать преемственность между Еврейской Библией и Новым Заветом, книгой новой религии, уже в раннюю эпоху существования христианства был составлен целый список стихов, взятых из еврейского Священного Писания, якобы свидетельствующих, что события, произошедшие с Иисусом, были предсказаны библейскими пророками. Евреев, которые продолжали читать ТаНаХ в оригинале и, конечно, не находили в нем никаких доказательств христианства, обвиняли в жестоковыйности, в «упрямом отрицании очевидных фактов, свидетельствующих о Христе». На протяжении многих веков иудаизм находился на положении ответчика перед господствующей христианской церковью. В бесконечных диспутах с евреями[25] проповедники христианства из поколения в поколение повторяли одни и те же аргументы «списка свидетельств», совершенно игнорируя разъяснения и ответы своих оппонентов[26].
Для человека, который верит в то, что еврейское Священное Писание есть величайшее откровение Бога миру, содержащее в себе пророчества на все времена, жизненно важно найти в нем подтверждение своим религиозным воззрениям. Именно поэтому христиане и, в особенности, иудео — христиане, всегда приводят эти пророчества как одно из обоснований своей веры; на них же опирается провозглашение христианства «Новым Израилем».
Подробная критика христианского списка доказательств требует детального анализа еврейского текста Библии. Поэтому мы разберем здесь только одно из них — самое известное и наиболее широко цитируемое. Анализ некоторых других, наиболее часто выдвигаемых христианскими миссионерами доказательств, см. ниже.
2.2. Существует ли у пророка Исайи предсказание о непорочном зачатии
Один из основных догматов христианства — это положение о чудесном рождении Иисуса. Согласно христианскому вероучению, Иисус родился от девственницы, чудесным образом зачавшей его без мужчины. Этот догмат связан с известным текстом Евангелия от Матфея (1:22):
Да сбудется реченое Господом через пророка (Исайя, 7:14): Итак, Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут ему имя Иммануэль.[27]
Таким образом, догмат о непорочном зачатии обоснован ссылкой на книгу Исайи. Утверждение о том, что Исайя предсказал непорочное зачатие Иисуса, играет важную роль в христианском богословии. Проблема, однако, в том, что ивритское слово «алма», которое употребляет Исайя, однокоренное со словами «элем» — «юноша», «отрок» (см. Самуил I 17:56) и «алумим» — «юность» (см. Исайя 54:4; Псалмы 89:46), означает совсем не «девственницу», а любую девушку или молодую женщину[28]. Это особенно ясно видно, например, из контекста, в котором употребляется это слово в Притчах Соломона (30:19):
Три вещи сокрыты от меня, и четырех я не знаю: путь орла на небе, путь змеи на скале, путь корабля среди моря, путь мужчины в молодой женщине («алма»). Таков и путь блудницы: поела, обтерла рот свой и говорит: Не сделала я ничего худого.
Четыре пути, о которых говорится в начале стиха, потому и сходны с путем блудницы, что они не оставляют видимых следов. Но ведь «путь мужчины в женщине» не оставляет следов именно в том случае, если она уже утратила девственность. Таким образом, из самого смысла отрывка однозначно следует, что слово «алма» не означает девственницу[29]; соответственно, перевод слова «алма» у Исайи как «Дева» есть очевидная ошибка в понимании еврейского текста.
Таким образом, текст Исайи не имеет никакого отношения к догмату о непорочном зачатии. Это становится еще более очевидным при обращении к тому контексту, из которого взят стих о рождении ребенка по имени Иммануэль. Пророк Исайя выходит навстречу иудейскому царю Ахазу и говорит ему, что он не должен бояться выступивших против него соединенных армий северного Израильского царства (Эфраима) и Рецина, царя Арама, и ни в коем случае не должен обращаться за помощью к Ассирии. Он вскоре сможет победить их собственными силами, и вот ЗНАК, который подаст царю Ахазу Всевышний: эта молодая женщина — «алма» — забеременеет и родит сына, которому нарекут имя Иммануэль (дословный перевод: «С нами Бог»), и прежде, чем этот сын вырастет, не останется следа от армий Эфраима и Арама.
Вообще говоря, Божественный «знак» (ивр. «от»), на который указывают пророки в подтверждение своих слов, отнюдь не всегда является чудом, нарушающим законы природы (как, например, в книге Исход 3:12); зачастую обычное событие, предмет или человек могут стать символами, напоминающими людям о Божественном Провидении, о пророчестве и о его исполнении. В данном случае, рождение ребенка в ближайшее время — близкое будущее, должно стать знаком падения Эфраима и Арама — более отдаленного будущего. Далее (8:10,18) Исайя говорит отступникам:
Держите совет, но он расстроится; изрекайте решение, но оно не осуществится, ибо с нами Бог (ивр. тману Эль»)… Вот я и дети, которых дал мне Господь, как знак («от») и знамение в Израиле от Господа, Бога Воинств, обитающего в Сионе[30].
Итак, использование слов Исайи как «доказательство» мессианства Иисуса основано на искаженном понимании библейского иврита. Интересно, что в недавнем издании Новой английской Библии этот стих в разных местах переводится по — разному: в переводе самой книги Исайи слово «алма» переведено как «young woman» («молодая женщина»), а в переводе Евангелия от Матфея (в той же цитате от Исайи) — как «Virgin» («Дева»). Это поучительный пример противоречивой установки переводчиков: с одной стороны — требования языковой точности и научной добросовестности, с другой стороны — верность христианскому догмату. Переводчики Евангелия от Матфея не могли перевести это слово иначе как «Дева» — в противном случае разрушалось все обоснование христианского догмата о непорочном зачатии. Но, стараясь быть научно добросовестными, они в самом тексте Исайи не стали употреблять слово «Дева», т. к. это не соответствует значению слова «алма».
Евреи, знакомые с еврейским текстом Исайи, с самого начала видели несоответствие в христианской ссылке на «Ветхий Завет» и не могли согласиться с тем, что чудесное рождение Иисуса якобы было предсказано древними еврейскими пророками, — в то время как другие народы, желавшие присоединиться к монотеизму, но не знакомые с текстом Пророков, принимали эти доводы на веру.
Отметим, что мы не хотим здесь сказать, что в Евангелии была произведена прямая подтасовка текста Исайи. Возможно, вначале это была просто аллюзия (то, что в еврейской культуре называется «мидраш»), и лишь впоследствии ее стали ошибочно воспринимать как доказательство. Возможно, также, что автор был введен в заблуждение греческим переводом[31] и не очень хорошо понимал оттенки библейского иврита. Однако фактом является то, что в течение почти двух тысяч лет в качестве обоснований христианства использовались элементарные подмены в переводе. И именно такой характер имеет большинство христианских ссылок на реализацию Иисусом, по их мнению, «пророчеств Ветхого Завета»: они строятся на неточностях перевода и на произвольных толкованиях отдельных стихов, вырванных из контекста, и могут серьезно восприниматься только теми, кто не может прочесть Священное Писание в оригинале.
2.3. Фиксирование искажений в христианских переводах Библии
Для иллюстрации того, как в христианских переводах библейского текста фиксировались нужные для церкви христологические искажения, мы приведем ниже отрывок из статьи Б. Хаскелевича «Переводы Библии».
«…Сомнения в истинности «доказательств», которые должны были свидетельствовать о преемственной связи между иудаизмом и христианством, возникали и у наиболее образованных людей в кругах самих христианских богословов. В этой связи немалый интерес представляет книга профессора Петербургской Духовной Академии И. А. Чистовича «История перевода Библии на русский язык»[32], в которой, в частности, рассказывается о докторе богословия протоиерее Г. П. Павском, профессоре древнееврейского языка в Петербургской Духовной Академии с 1818 по 1827 гг. Павский был одним из тех редких христианских богословов, которые хорошо знали язык Писания. Работая со студентами, он — в основном в учебных целях — стал переводить Библию с древнееврейского на русский язык, и постепенно довел свой перевод до конца пророческих книг. Напомним, что любая попытка перевода Библии на русский язык в России в то время была строжайше запрещена: церковнославянская Библия была фактически канонизирована православной церковью, и любое отклонение от ее текста уже считалось расколом. Студенты Павского умудрились, вопреки запрету администрации, отпечатать несколько сот экземпляров отдельных его переводов Библии под видом студенческих лекций. При этом строго предупреждалось, что ни один экземпляр не должен попасть в руки посторонних лиц. Экземпляры переводов студенты хранили у себя и пользовались ими в классе на лекциях по Священному Писанию и по древнееврейскому языку.
Однако все это недолго оставалось тайной. Киевский митрополит Филарет получает из Владимира длинное анонимное письмо, написанное, как позднее оказалось, монахом Агафангелом, будущим архиепископом Волынским. В письме говорилось: «Высокопреосвященнейший Владыко! Змий начал уже искушать простоту чад св. православной церкви и, конечно, станет продолжать свое дело, если не будет уничтожен блюстителями православия… Ужели допустить, чтобы враг сеял более и более свои плевелы посреди пшеницы, чтобы яд его беспрепятственно распространялся между верующими!»
Чем же провинился протоиерей Г. П. Павский, что возбудил к себе столь ревностный гнев? Во время разбирательства в Синоде Г. П. Павскому было задано пять вопросов, содержание которых сводилось к следующему. Признает ли он, что пророчество Исайи (7:14) «Се Дева во чреве приимет…» — говорит о рождении Иисуса Христа от Девы Марии, и если признает, то почему в заголовке к своему переводу данной главы он написал, что Исайя говорит о событиях, связанных с временами древнеиудейского царя Ахаза? Признает ли он, что пророчество Даниила о семидесяти седьминах (Даниил 9:24) относится ко времени пришествия Христова, и если признает, то почему же он в примечаниях написал совсем другое? В том же духе следовали и остальные вопросы относительно тех мест Писания, которые церковь относит к «списку свидетельств об Иисусе» в Ветхом Завете, и которые в переводе протоиерея Павского потеряли всякий намек на явление Христово. Показательно, что члены комиссии не обвиняли Павского в незнании библейского языка (для подобного обвинения их собственных знаний не хватило бы) или в преднамеренном искажении перевода. Преступление Павского заключалось в преподавании и распространении перевода, противоречащего догматам церкви. Ведь его переводы недвусмысленно свидетельствовали о том, что список «свидетельств Ветхого Завета о пришествии Христовом» лишен всякого смысла.
Павский отвечал Синоду, что он, безусловно, верит во все догматы церкви. Что же касается его лекций и переводов, то, как профессор древнееврейского языка, он не мог в них вносить ничего догматического. Уроки догматики ведет другой профессор; его же, Павского, задача — воспроизвести только ход речи и содержание Пророков. Но что касается «хода речи и содержания текста Святого Писания», то в пророческих книгах говорится, разумеется, о другой эпохе, а не о пришествии Христа!
В пророчестве Даниила о семидесяти седьминах протоиерей Павский делает еще одно открытие, сенсационное для христиан его времени. В церковнославянском переводе здесь употреблен термин «Христос Владыка».
«Древние толковники, — пишет Павский, — построили свое толкование на основании неверного греческого перевода, и особенно на имени Христос — «помазанник», прилагая его к Искупителю рода человеческого. Но кто нынче не знает, что имя сие относится и вообще к царям? И именно у пророка Исайи сим именем назван Кир, царь персидский (45:1)».
В том же ключе — т. е. беря за основу не христианскую интерпретацию текста, но непредвзятое прочтение еврейского оригинала — были переведены и истолкованы и другие спорные стихи из Ветхого Завета: главы 10–12 и 40–46 из Исайи, в которых, согласно толкованию Павского, говорится об избавлении еврейского народа, а вовсе не о пришествии Христа; и пророчество из Йоэля, в котором пророк предрекает евреям Божье благословение, а всем врагам — их гибель, вопреки новозаветному толкованию об излиянии святого духа на апостолов.
За подобные взгляды Павский был осужден церковным судом. После длительных допросов он покаялся, признав свои ошибки, а экземпляры его перевода было предписано разыскивать и изымать по всем епархиям, а также принять надлежащие меры, чтобы «означенный перевод не имел пагубного действия на понятия воспитанников духовных учебных заведений». Все это должно было делаться в строжайшей тайне, без огласки. Синод православной церкви хорошо сознавал, с каким взрывчатым материалом он имеет дело.
(Конец отрывка из статьи Б. Хаскелевича)