Две Войны — страница 19 из 57


— ЧТО?! — взревел тан Трестолт Камнекрушитель. — ТЫ ЛЖЁШЬ, ЖРЕЦ!!!

Невысокому и довольно тщедушному для гнома жрецу Видомину казалось, что сейчас могучий тан сотрет его в порошок. Внутренне он трясся от страха, но когда он начал отвечать тану его голос не дрожал, а зубы не клацали, хоть это и далось ему ценой громадных усилий.

— Это то, что сказало мне эхо сегодня утром, — ответил он. — Тан танов приказывает нам напасть на людей и убить сына их тана танов Маркварта.

— Но это же бред! — стукнул кулаком по столу Трестолт. — Сначала он посылает нас на помощь людям, а теперь приказывает напасть на них и убить Маркварта. Наш тан танов сошел с ума.

— Быть может это и так, — пожал жрец плечам с деланным равнодушием пожал плечами, — но это не повод для неподчинения его приказам.

— Я соберу младших танов и поговорю с ними. Если тан танов безумен и ведет нас к гибели, значит, подчиняться его приказам нельзя.

— Люди нам не друзья, тан, — произнес с жаром Видомин. — Мы тысячи лет жили без них, проживем и еще столько же. Мало мы натерпелись от энеанцев, считавших нас отродьем и не пускавших в города, а после кланы сражались вместе с племенами билефов, фиаров, северных берсерков, но те тут же накинулись на нас во время дележа добычи. Мы ушли в горы и свели на нет все контакты с поверхностью, разве что охраняли соляную темницу Астарота. И это время стало для нас лучшим! Стоило хоть немного помочь им и нас тут же обвинили в тьма знает в чем. Вспомни того бесноватого жреца людей, поставившего нас в один ряд с демонами, которым мы убивали плечом к плечу с людьми. Как и во времена Энеанской империи, нам заявили, что мы недостойны жить с ними под одним солнцем.

— Ты сейчас говоришь очень похоже на него, Видомин, — вздохнул Трестолт, уже понявший, что большинство его воинов будет говорить очень похожие слова. — Тан танов говорит, что люди предали нас, а выходит, мы предадим их, нападем исподтишка.

— Мы можем послать им официальный вызов и сразиться в честном бою, — хлопнул кулаком по раскрытой ладони жрец.

— И все равно, слишком похоже на предательство, Видомин. Так или иначе, мы ударим в спину людям, с которыми дрались плечом к плечу.

Жрец его явно не понял.

* * *

Топоры скрестились со звоном, от которого заныли зубы, и тут же разлетелись в разные стороны. Инерция удара отбросила коренастого гнома на несколько шагов, вокруг него поднялось целое облако снежной пыли, однако на ногах удержался. Теперь он напоминал тумбочку — небольшую, бородатую и донельзя злую тумбочку со здоровенной секирой в руках. Он вновь ринулся на меня — о такой штуке как оборона гному не имели представления, разве что в стальном строю хирда, — вновь занося секиру для удара. Я подставил под ее лезвие окованную сталью рукоять очередного топора. На меня уже стали ругаться каптенармусы и оружейники, которым я что ни день приносил им сломанные топоры.

Узнав о том, что я всему оружию предпочитаю именно топор, гномы повадились тренироваться со мной. А так как их оружие куда лучше моего и, к тому же, клирики забрали у меня сразу после боя топор баалова рыцаря, то раз за разом ломалось оружие и приходилось менять. Каптенармусы и оружейники шипели и ругались, однако отказать мне не решались.

И вновь рукоять разлетелась на две части с треском. Я вздохнул, опуская остатки оружия. Гном замер в нескольких шагах от меня, лезвие его секиры — в считанных дюймах от моего лица.

— И как вы только воюете с таким-то оружием? — осуждающе вздохнул он, указывая пальцем на топор. — Знаешь что, мне надоело, что твой топор ломается посреди тренировки. Идем к нам. Наши орлы выправят тебя хорошее оружие.

— Надо будет забросить этот топор нашим оружейникам, — сказал я.

Кузнецы, работавшие на походных кузнях, весьма удивились, что я не стал брать у них новое оружие. Хотя во взглядах их сквозила явные неприязнь, смешанная с облегчением. Наверное, подумали, что я наконец перебесился и закончу портить топоры по несколько раз на день.

Отдав топор, я отправился вслед за гномов туда, где стояли невысокие, как и сами подгорные воители, палатки гномов. Услышать и почуять лагерь гномов можно было за несколько десятков ярдов от него. Оттуда несло пивом и оружейной смазкой, а уж шум многочисленных походных кузен и вопли гномов — дерущихся, пьющих и ремонтирующих после первых двух дел оружие и доспехи — разносились еще дальше. Многие горняки приняли меня как своего, со всеми ими я дрался на топорах, но были и такие, кто косился на меня с явным неодобрением. Я слышал шепотки, что, мол, нечего здесь делать человеку, гномы тут, люди — там и все нормально. И все-таки к делу перейти никто не решался, хватало вида моих сопровождающих.

Гном-кузнец был хмур и черноволос. Он работал, как и всегда, когда мы заставали его, на сей раз чинил разрубленную кирасу. Я всегда удивлялся каким образом гномы при их силе и любви к выпивке и поединкам — кулачным и не только — еще не перебили друг друга. Вот и сейчас, погляди я на эту кирасу и не знай, что в ней дрался с дружками какой-нибудь гном, то отдал бы правую руку за то, что ее обладатель отправился в мир иной. А ведь гном сейчас, скорее всего, хлещет пиво.

— Под его руку подогнать, — задумчиво повторил кузнец фразу того гнома, что сломал мой последний топор. — Можно, отчего ж нельзя. Давай сюда руки.

Он взял мои руки в свои и принялся самым тщательным образом ощупывать. Покивав самому себе, гном порылся груде сваленных тут же заготовок под рукоятки, выбрал самую длинную и бросил нам:

— Ступайте, выпейте пива. Закончу — принесу вам.

Мы убрались в палатку, где гномы пили пиво и расположились на здоровенном ковре. Не смотря на зиму, этот ковер не давал холоду снега добраться до нас. А уж принятое внутрь пиво согревало лучше всяких костров каминов. Конечно, я как и всякий дворянин предпочитаю вино и аквинский напиток арманьяк, однако редко кому удается выпить настоящего гномьего осеннего эля. Он того стоит.

— И что же, этот кузнец денег с меня не возьмет? — поинтересовался я после второй кружки.

— Ты только ему этого не говори, — усмехнулся один из моих спутников. — А то он живо тебе этим же топором голову снесет. Он — гном горячий.

Словно в ответ на упоминание о нем в палатку вошел тот самый кузнец, держащий в руке секиру.

— Ты ему лучше пива поставь, — подтолкнул меня тот же гном. — Он его любит, страсть.

Пиво тут продавали всем — и людям, и гномам; по куда как более низким ценам, нежели его можно было купить где-либо еще.

— Некогда мне тут с вами пиво пить, — бросил кузнец.

Отдавая мне секиру, он сделал недвусмысленный жест, приглашая выйти из палатки для разговора. Видимо, таки решил содрать с меня деньги, его бескорыстие распространялось только на гномов. Однако слова кузнеца очень сильно удивили меня.

— Уходи, человек, — сказал он. — Завтра мы перестанем быть друзьями.

— Что это значит? — удивился я.

— Что сказал, то и значит, — отмахнулся гном. — Завтра гномы и люди перестанут быть друзьями.

Кузнец отвернулся и ушел, оставив меня в полном недоумении. Почесав лоб, я решил не возвращаться в палатку — пить, даже гномий осенний эль, совершенно расхотелось. Надо поговорить с Эмри по поводу слов гнома, граф не отмахнется от моих слов, как многие другие, а отмахнуться от его слов будет сложновато кому бы то ни было.

Выслушав меня, д'Абиссел надолго замолчал, ритмично поглаживая холку своего коня. Я застал его на импровизированном ипподроме, где рыцари не давали застояться своим боевым коням, да и себе тоже, выделывая разные трюки, которым мне — по моему глубокому мнению — не обучиться и за всю жизнь.

— Горняки ничего просто так не говорят, — пробурчал граф, делая знак конюху. — Спасибо, что предупредил, хотя я и не верю, что они ударят нам в спину, не в их правилах. Надо будет переговорить с командирами и королем.

— Принца Маркварта вы в расчет, как обычно, не принимаете? — невесело усмехнулся я.

— В этом деле он как раз может пролить свет истины на события. Ведь именно он привел гномов.


— Надо нанести упреждающий удар по ним! — воскликнул де Пенмуа. — Прав был отец Вольфганг, эти карлы только и ждут как бы ударить нам в спину.

— Может и так, — кивнул король Людовик, — но мы поставлены в такое положение, что атаковав гномов окажемся предателями.

— В чьих глазах? — продолжал возмущаться Защитник Веры. — Мы что же должны ждать, пока предадут нас.

— В глазах нашей чести, — твердо ответил король на его вопрос.

— Но и ждать удара в спину, по крайней мере, глупо, — заметил де Корнар. — Мы должны с самого утра быть готовыми к любым неожиданностям. Как говориться, кто предупрежден — вооружен.

И тут в шатер, где был собран военный совет, вошел коренастый гном в доспехе и с топором, который он нес на вытянутых руках.

— Наш тан, Трестолт Камнекрушитель, — произнес он, — шлет вам, люди, вызов на бой и этот боевой топор, как знак того, что мы более не друзья. Не смотря на то, что вместе сражались и проливали кровь.

Ловким движением вогнав оружие в землю, гном развернулся и вышел, чеканя шаг. В шатре надолго повисла гнетущая тишина.

— Готовьтесь к бою, благородные рыцари, — нарушил ее король. — И кто-нибудь позовите принца Маркварта.

Принц не явился на этот совет, однако прибыл по первому зову своего вассала. От мальчишки с закопченным лицом, приблудившегося в земли гномов не осталось ничего. Теперь это был самый настоящий представитель императорской фамилии, сын Каролуса Властителя до мозга костей. Даже король Людовик чувствовал себя в его присутствии не сюзереном, а вассалом.

— Что вы можете сказать по этому поводу? — спросил он у принца, указав на гномий топор, лежащий на столе. Король знал, что его посланец пересказал принцу все, случившееся в шатре получасом ранее.

— Видимо, тан танов обезумел, — пожал плечами Маркварт. — Иного объяснение я найти не могу. Я приказываю вам, сэр Людовик, поднять войска и этой ночью напасть на гномов.