ГЛАВА ПЕРВАЯ
Герой, устроив выгодное дело, получает и утварь, и яства; купец, придирчиво проверявший золото, дважды теряет серебро
Те, что имеют волю, должны
Быть, словно горы, крепки, высоки,
Нельзя, чтобы жизнь, как мутные воды,
Покорно текла к низовьям реки.
У каждой горы есть предел — вершина,
Взошел ты — и новые горы зовут,
А воды в низовьях теряют силу —
Вспять никогда уже не потекут.
С разбега волна о скалу ударяет,
Но, словно колонна, скала тверда.
Ладью перегрузишь — в реке потонет,
Опорой надежной не станет вода.
Свиток с прекрасной картиной должен
Всегда на стене висеть пред тобой:
Изображенные горы и воды
Помогут в пути к чистоте святой.
В этом стихотворении содержится совет: неизменно стремитесь вверх, не плывите вниз по течению.
Стремиться вверх все равно, что подниматься на гору. Знаешь, что рано или поздно достигнешь вершины, но все время помнишь о том, что можно сорваться в пропасть. И душа полна отваги перед грядущими испытаниями.
Плывя по течению, можно очутиться в пучине зла и порока, стоит лишь немного оплошать. Вот почему так важно вовремя оглянуться назад[148], дабы совершить доброе дело и вступить на праведный путь.
Нет, никак нельзя подражать бегущей воде, но нельзя пугаться и высоких гор. Некоторые говорят себе так: «Я — недостойное существо, и плоть моя омерзительна. Я подобен потокам воды в Ведьмином ущелье[149] или в водопаде Куанлу[150]. Вода никогда не возвращается назад, так пусть она уходит в пучину и загрязняется все больше и больше!» Другие, совершая дурные поступки, ни о чем толком не думают, но, не желая оглянуться назад, оказываются в таком же положении. И хотя воды реки назад не текут, они в конце концов вливаются в бескрайнее море. Человек же, если он не сумеет пресечь в себе дурных качеств, может и не найти спасительной обители Персикового источника[151]. И вот, когда он не видит выхода, — кончаются горы, иссякают воды, — когда он не в состоянии творить ни добра, ни зла, он понимает, что, отдавшись течению, он приближается к Желтым источникам[152]. Тут-то он начинает жалеть, что не встретил благородного мужа — цзюньцзы[153], который стал бы для него опорой, подобной каменной глыбе, и помог бы ему оглянуться назад.
В «Четверокнижии»[154] есть строки: «Даже дурной человек, если он в положенное время соблюдает пост и совершает омовение, может служить Верховному владыке». А соблюдать пост и совершать омовение как раз и значит «оглядываться назад». Почему же дурной человек может служить Верховному владыке? Сейчас объясню. Творящего добро можно уподобить ясному небу; творящего зло — дождливой погоде. В погожие ночи блестят звезды, ярко светит луна, но это не вызывает особой радости. Теперь представь, что несколько дней кряду лил дождь, на душе тоскливо и мерзко, и вдруг появился луч солнца. Все сразу возрадуются, начнут ликовать, будто узрели благовещее облако или сияние счастья. Так стоит ли сетовать, что солнце взошло чуть позже, а скрылось чуть раньше?
Часто бывает, что кто-то творит добро, а это считают вполне обычным, как солнце в ясную погоду, хотя это прекрасно. Если же, к примеру, злодей вдруг обратится к добру, это вызовет изумление. Вы спросите: почему? Да потому что злодею не свойственно творить добро. И вот, совершая дурные поступки, он неожиданно оглянется назад. Так порой мелькнет в ненастный день луч солнца, который кажется ярче обычного, и от него на душе потеплеет. И вот злодея, вдруг сотворившего добро, непременно обласкает Верховный владыка, и злодей этот, пожалуй, скорее, чем кто-либо другой, обретет свое счастье.
Разве не доводилось нам видеть, как вор получал не только похвалу судьи, но и вознаграждение. И все потому, что, отринув зло, вступал на праведный путь. А иной хоть и не совершил ничего дурного, но похвалы не достоин, потому что хорошего тоже не совершил, а требует награды.
Жил некоторое время назад живодер, который колол свиней и забивал собак. Он снимал помещение в доме, где жил человек, который соблюдал пост и поклонялся Будде. Однажды ночью случился пожар — «счастье наоборот», как говорится в народе. Огонь сжег дотла комнаты, где жил истовый верующий, но не коснулся живодерни, довольно ветхого строения. Узнав об этом, люди сказали:
— Небо словно ослепло. Не туда, куда надо, послало возмездие.
Пришли посмотреть на пожарище. Приблизились к живодерне и видят около домашнего алтаря надпись, сделанную мелкими иероглифами: «Полжизни я убивал и резал, совершенное мною зло безмерно. Ныне клятвенно обещаю духам: с такого-то месяца и дня сменить занятие и не убивать больше живых тварей. Если же эту свою клятву нарушу, пусть грядет великая кара! Пусть Небо и Земля ниспошлют мне гибель!» Соседи подсчитали, оказалось, что пожар случился через три дня после принятия клятвы. Кто-то заметил:
— Странно! Только ты подумал, что надобно вступить на праведный путь, и кто-то словно прочел твои мысли — пожар тебя не коснулся. Тот же, кто полжизни соблюдал пост и молился Будде, дабы очиститься, оказался как бы хуже тебя! Почему?
— А вот почему! — ответил живодер. — Говорят, что тот, кого вы имеете в виду, в своем стремлении разбогатеть умудрялся три фэня серебра превращать в цянь[155], причем деньги, которые он делал, нисколько не отличались от настоящих. Он так пристрастился к обману, что, заперев двери, занимался своими делишками денно и нощно. Потому его дом и сгорел дотла.
Соседи, услышав эти слова, как будто прозрели.
Есть древнее изречение: «Одним добрым поступком можно искупить вину за сотню дурных дел!» Если слова эти справедливы, то одним дурным поступком можно перечеркнуть сотню добрых дел! Верно? Поэтому, вступая на праведный путь, непременно следует оглянуться назад. И не столько творящему добро, сколько совершавшему зло, дабы в будущем он мог творить добро. На свете, как известно, много дорог: на восток, на запад, на юг, на север. Следовать с востока на запад или с юга на север вовсе не означает оглянуться назад. Оглянуться назад — значит повернуться лицом совсем в другую сторону, сойти со старого пути и пойти по новому.
Историю, которую мы собираемся здесь рассказать, можно причислить к «вольным историям», и в ней речь пойдет о мошеннике, сумевшем в какой-то момент оглянуться назад и, как говорится, взойти на берег Истины, не в пример многим непутевым людям, встречающимся в нашей жизни, тем, кто, совершив ошибку, не способен раскаяться. Твердя о глубоких корнях своего проступка, они упорно идут по пути порока.
Во времена династии Мин, в годы Вечной Радости — Юнлэ[156] — жил один удивительный мошенник. Никто не знал его настоящего имени и откуда он родом. Мало того, никто его даже не видел. Зато слава о нем шла, как говорится, со всех четырех сторон. Здесь он кого-то одурачил, там — обокрал. Только что рассказывали, будто он орудует где-то на юге, и вдруг оказывалось, что он давно уже промышляет на севере. На него жаловались властям, требовали немедленной его поимки и наказания, но улик против него не было и обыски в его доме ничего не давали. Как-то местные власти при очередном злодеянии мошенника велели его схватить, но и на сей раз улик не нашлось и пытать его не было оснований.
Мошенник обладал редким даром перевоплощения. К примеру, одурачит кого-то сегодня, а назавтра пострадавший его уже не узнает. Недаром прозвали мошенника духом-возмутителем. Наш спокойный мир он превратил в прибежище для скорбящих и трепещущих душ. Каждый жил одной лишь мыслью — как уберечься от злодеяний мошенника. Но чем больше его остерегались, тем сильнее донимал он людей. Три десятка лет творил он зло, и нельзя было найти на него управы. А потом вдруг по собственной воле обратился к добру. Он осел в одном месте, явил свой настоящий облик, назвал свое имя и поведал, откуда он родом. С тех пор он больше не воровал, а в назидание другим, дабы предостеречь их от дурных поступков, изредка рассказывал о своей прежней жизни. Его охотно слушали, вспоминая забавные истории. Так и сохранились некоторые из них до нынешнего дня. Иначе вряд ли они дошли бы до составителей вольных историй.
Мошенник, о котором пойдет речь, был уроженцем Гаоянского уезда области Чжаоцин провинции Гуандун. Звали его Вэйси. Официального прозвания он, само собой, не имел, зато имел прозвище Бэй Цюйжун. Вам, конечно, не терпится узнать, что оно означает. Сейчас объясню. Отец нашего героя всю жизнь промышлял воровством и, заметим, весьма преуспел в этом занятии. Стоило ему где-нибудь появиться, как люди начинали шептать: «Берегись! Появился Бэйжун!» Представим себе иероглифы «бэй» и «жун», соединенные вместе. Получится иероглиф «цзэй», что значит «разбойник». Эта кличка стала как бы условным сигналом, предупреждением о появлении мошенника, а потом перешла к его сыну. Но сын решил, как говорится, сменить колею — перещеголять в воровском деле папашу. Он говорил так:
— Настоящий муж, если он хочет разбогатеть, должен чужие деньги добывать честно и справедливо. Идти не темным путем, а светлым. Вовсе не обязательно лезть в щель подобно псу или крысе, промышлять ночью, а днем отлеживаться.
Итак — не грабеж, а мошенничество. Ремесло то же, но оттенок другой. Вместо разбоя жульничество и обман, забавные каверзы и всевозможные проделки. Прослышав об этом, люди решили, что он достойный отпрыск своего рода, и дали ему другую кличку: Бэй Цюйжун — Без Разбоя. Правда, в этом прозвании крылась насмешка, поскольку «разбойный» смысл прозвища все равно оставался. Но все сходились на том, что его кличка куда любопытней отцовской.
Когда он был еще мальчишкой, родители так сказали ему:
— Помни, зарабатывать на жизнь мошенничеством не так-то просто. Тут, как говорится, надо иметь ум Суня и Пана[157], смелость Би и Юя[158], проницательность Су и Чжана[159]; действовать сообразно условиям быстро и ловко, как духи. Лишь тогда деньги потекут к тебе в руки! Один неверный шаг — и произойдет беда. Другое дело — наше семейное ремесло, мы им занимаемся чаще по ночам, втайне от людей. В общем, сынок, действуй, как мы, не выдумывай ничего нового. Таков наш наказ!
Но у сына был свой план, и он сказал:
— Небо одарило меня такими талантами, с которыми не сравнится никакая сила. Любой хитрец попадется в мою ловушку. Со мной шутки плохи!
— Что ж, давай я тебя испытаю! — промолвил отец. — Вот я стою сейчас наверху, ну-ка замани меня вниз. Сумеешь — значит, ты и в самом деле на что-то способен!
— Заманить вас вниз трудно, папаша. — Сын покачал головой. — Лучше я заманю вас наверх!
— Будь по-твоему! — согласился отец. — Я спущусь, а ты замани меня наверх! — Отец спустился вниз. — Ну, действуй!
— Так вы ведь уже внизу! — крикнул сын. — Вот я и обманул вас.
Рассказ об этом дошел до наших дней, и многие его слышали, а вот имя и фамилию узнали только сейчас.
Продолжим, однако, наше повествование. Родители высоко оценили ловкость своего отпрыска. Когда-нибудь он превзойдет предков и прославит их ремесло. И вот, выбрав благоприятный день, родители, как говорится, вывели сына за ворота и велели устроить какое-нибудь выгодное дело, самое незначительное. Главное, чтобы получилось, остальное не важно. Прошло три часа, сын привел двух носильщиков, которые принесли в изобилии вино и закуски — целый пиршественный стол с утварью на несколько человек: всевозможными кубками, бокалами и палочками для еды. Посуда вся изукрашена серебром, а то и золотом. Все это носильщики сложили во дворе, получили от юноши несколько фэней серебра и ушли. Родители глазам своим не поверили: откуда взялось такое великолепие?
— Нынешний день счастливый, я начал новое дело. Ничего особенного не сделал, просто действовал половчее да говорил побойчее. В общем устроил нынче застолье за чужой счет, а это не просто. Так что прошу к столу, сначала закусим, потом поговорим. Уверен, что вы с интересом выслушаете мой рассказ и вдоволь посмеетесь.
Родители, радостные, направились к столу, подняли чарки и приготовились слушать рассказ. От сына они узнали, что яства и вино принадлежали двум семьям, которые устроили по случаю помолвки застолье. Началось оно в доме невесты, после чего слугам велено было отнести угощение в дом жениха. Бэй Цюйжун в это время стоял в толпе зевак, пяливших глаза на артистов. Хитрец приметил, что возле стола, за которым сидели родственники, было несколько человек, не участвовавших в пиршестве. Он тут же смекнул, что после застолья носильщики в сопровождении слуги отнесут угощенья в другое место, и в его голове моментально созрел план.
Слуги, поглощенные театральным представлением, которое было в самом разгаре, ни на кого не обращали внимания. Потолкавшись среди челяди, Бэй Цюйжун узнал, что родственники обеих семей почти не знают друг друга, потому что раньше никогда не встречались. Стало ему также известно, что невеста в свою комнату еще не приходила. Выведав все, что надо, он под видом слуги жениха проник на женскую половину дома.
— Ты кто? — спросила его служанка.
— Тамошний слуга! — ответил мошенник и назвал фамилию. — Пришел на пир с нашим господином. Ваша невеста попросила меня сообщить старой госпоже об одном важном деле. Вот я и пробрался сюда тайком, чтобы никто не увидел. Проведи меня к ней!
Служанка поверила и проводила мошенника к старой госпоже.
— Невеста низко вам кланяется, госпожа, — промолвил мошенник. — Она велела передать, чтобы вы не беспокоились о ней понапрасну и берегли свое здоровье. Еще она велела сказать, что есть у нее одно дельце, не так чтобы очень важное, но и не пустое. А касается оно вашей семьи. Она послала меня вам о нем рассказать, чтобы потом вы над ней не потешались. Люди из семьи жениха до того обнаглели, что норовят стащить еду прямо со стола. Поскольку кушанья сейчас понесут к нам, челядины непременно этим воспользуются и с каждого блюда утащат несколько кусков. Убыток, понятно, от этого небольшой, но их госпожа, увидев, что на столе чего-то недостает, может поднять нас на смех. Невеста просит, когда придет срок менять угощения, послать двух слуг с коробами. Пусть тайком от дворовых принесут кушанья к нам в дом, чтобы челядь ничего не успела стащить. Для этого понадобится всего двое носильщиков. Но чтобы их приняли без лишних разговоров, им надо дать вашу именную карточку.
Не заподозрив подвоха, старая госпожа сделала все, как ей сказал мошенник. Тайком от пирующих часть блюд отправили в дом жениха. Хитрец немного поболтал со старухой, повеселил ее шутками. Носильщики, решив, что этот слуга из семьи жениха парень весьма деловой, взвалили короба и направились к воротам. Но не прошли они и половины ли, как он их догнал и крикнул:
— Эй! Стойте! Старая госпожа сказала, что вы забыли еще одну корзину с закусками. Живей возвращайтесь в дом, а я здесь покараулю.
Носильщики, нимало не усомнившись в правдивости его слов, повернули обратно. Едва они скрылись из вида, мошенник нанял новых носильщиков, которые потащили яства к нему домой. Так никто и не узнал, куда делись короба с яствами. Это была первая его проделка, которую он совершил, выйдя, как говорится, из камышовой хижины на простор.
Родители на все лады расхваливали сынка, твердя, что даже духи с ним не могут сравниться. С этих пор чего только он не творил. Нынче одного обманет здесь, завтра другого — там. Выходя из дома, он никогда не заботился о деньгах, потому что никогда ни за что не платил. Он получал все даром. Молодой мошенник как Небесного владыку чтил старого мошенника — своего родителя, не разрешал ему заниматься воровским ремеслом и теперь своими ловкими руками один кормил семью из восьми человек. Заметьте, они не только не голодали, напротив, каждый день ели мясо и пили вино.
Прошло несколько лет, и Бэй Цюйжун прославился своей поразительной ловкостью, к нему приходили учиться. У него появились помощники, истинные мастера своего дела. За сотни ли не было человека, не пострадавшего от их мошеннических проделок. Недаром на многих домах появились объявления: «Обращаемся к местным властям с просьбой содействовать поимке разбойников».
В областном городе перед ямынем стояла меняльная лавка, которую держал купец из Ханчжоу[160]. Он был человек многоопытный, и за долгие годы никому не удалось его обмануть. Кто-то из соседей однажды сказал:
— В наших местах появился хитроумный мошенник. Его надо остерегаться! Хорошенько следи за вещами, которые тебе сдают в заклад. Не попадись на удочку!
— Провести меня мог бы лишь сянь-небожитель, — ответил богач. — А этого пройдоху, пусть только встретится со мной, я мигом выведу на чистую воду. И тогда ему крышка!
Случилось так, что во время этого разговора поблизости находился один из подручных мошенника Бэя, который немедля доложил главарю о хвастливых речах богача.
— Что же, придется с ним померяться силами! — бросил Бэй.
Как-то раз в лавку к торговцу вошел незнакомец. В руках он держал слиток золота весом больше десяти лянов, собираясь обменять его на серебро из расчета один к пяти. Внимательно осмотрев слиток и убедившись в его полноценности, хозяин тут же отмерил пятьдесят лянов серебра и выдал расписку. Вскоре появился еще один посетитель. Он принес для заклада несколько головных украшений. Торговец стал их рассматривать, тереть и скоблить. Посетитель улыбнулся.
— Любезный! Это простые безделушки, совсем не дорогие! Если и просчитаешься, убыток будет невелик. Присмотрись лучше к золотому слитку, который недавно принесли!
— Что его смотреть, — возразил хозяин. — Чистое золото — никакой подделки!
— Поддельное оно или нет, точно тебе не скажу, а вот человек, который его принес, мне известен. Пройдоха! Ничем путным в своей жизни ни разу не занимался!
Богач засомневался, достал слиток и принялся его снова разглядывать.
— Посмотри! Чистое золото! Тут и говорить нечего! — Он протянул слиток посетителю.
Тот подошел к окну, осмотрел слиток со всех сторон и сказал со смехом:
— Какое же это золото? Красная цена ему — восемь лянов! Покажи оценщику, услышишь, что он тебе скажет! У меня глаз наметанный!
Меняла стал торопливо скоблить слиток и скоро убедился, что он фальшивый. Под тонким слоем золота в восемь лянов весом, не больше, была простая медная болванка. Меняла в ярости готов был бежать за мошенником, но разве его найдешь!
— Мне известны его делишки, — сказал посетитель, — и от меня он не скроется! Я помогу тебе его разыскать, но за определенную мзду!
Меняла поблагодарил незнакомца, и они вместе отправились на поиски мошенника, прихватив с собой злополучный слиток. Вскоре они пришли к чайной, где мошенник со своими дружками распивал чай.
— Вон он сидит! — сказал новый приятель менялы, указывая рукой на одного из посетителей. — Только смотри, их много, и одному тебе с ними не справиться! Если же они отнимут у тебя этот слиток, ты потеряешь единственную улику! Надо позвать кого-нибудь из местных властей! Ты крикни, они тотчас явятся!
— Верно! — согласился меняла, отдавая слиток незнакомцу. — Подержи пока, а я разыщу местных старейшин, пусть будут свидетелями!
Меняла вломился в чайную, недолго думая, схватил мошенника за шиворот и принялся звать на помощь. На шум собралась толпа. Что случилось? Лавочник все рассказал по порядку. Старейшины потребовали улики. Купец позвал своего нового приятеля, но тот не откликнулся. Лавочник бросился к выходу, однако нового его знакомца и след простыл.
— Я принес тебе чистое золото, а ты поклеп на меня возводишь! — заорал тот, что принес золото. — Какой-то мошенник обвел тебя вокруг пальца! И крыть тебе нечем, дубина! Расписка твоя у меня, к серебру я не прикасался. Так что верни мне мое золото! Я требую!
С этими словами владелец золотого слитка подтолкнул менялу к старейшинам: хочу, мол, с ним рассчитаться!
Старейшины сказали:
— Он оплошал, и его провели, — и обратились к меняле: — Придется тебе раскошелиться!
Купец чуть не лопнул от злости. Он даже говорить не мог, лишь таращил глаза. Выхода не было. Он пошел в лавку и отмерил сто лянов самого лучшего серебра.
Вы спросите, как произошло мошенничество? А вот как. Бэй Цюйжун сделал два слитка: золотой и фальшивый. Золотой слиток принес в закладную лавку один из сообщников Бэя. Следом за ним появился сам Бэй с фальшивым слитком и стал нести всякий вздор, чтобы вызвать у купца сомнения. Купец, как мы знаем, вытащил золотой слиток, и в этот момент жулик сумел его подменить на фальшивый, после чего пообещал торговцу найти мошенника. То, что произошло дальше, не представляло для Бэя никакого труда, и ему не о чем было тревожиться. Все шло так, как он задумал. А теперь сами скажите: разве не был план Бэя весьма хитроумным?
Поначалу мошенник орудовал вблизи родных мест, где очень скоро прославился. Со временем стал он известен в восточной и западной области Юэ[161]. А после смерти родителей вместе с дружками подался в другие места. Ловкость его вызывала всеобщее удивление. Проделки были одна другой хитроумней, о некоторых мы вам расскажем, конечно, не обо всех. Расскажем также о том, как мошенник вернулся на праведный путь. Но это в следующих главах, хотя впереди мы уже упоминали об этом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Неправедное богатство доходит до предела, мошенник вызывает всеобщую ненависть; в нем пробуждаются добрые чувства, он раздает богатства
Итак, Бэй Цюйжун со своими подручными рыскал повсюду, промышляя мошенничеством и обманом. Но вскоре он понял, что добытое нечестным путем легко уплывает из рук и человеком он никогда не станет, Оно и понятно. Бэй Цюйжун водил знакомство с именитыми певичками и любителями забав Лун Яна[162]. Он подносил им дары в сотню лянов серебра, а уж десяток лянов, которые он тратил на ту или иную девицу, вообще не считал деньгами. Само собой, в заведениях «ветра и луны»[163] он прослыл самым почтенным клиентом, но всякий раз появлялся там под разными именами, поэтому певички, с которыми он предавался любовным утехам, не могли, как ни старались, узнать, где он живет.
За несколько лет Бэй Цюйжун исколесил чуть ли не тринадцать провинций, не успел только побывать в двух столичных городах[164] — на севере и на юге. Как-то ему пришла в голову мысль: «Столицу не назовешь государевым градом, если подле государевой колесницы[165] не живет хитроумный муж, способный появляться и исчезать подобно нечистой силе. Надо бы туда съездить, чтобы, как говорится, поднять славу императорского двора. К тому же морочить простых смертных из Ста фамилий[166] мне изрядно надоело. Пора браться за чиновников, их я что-то мало обманывал, видно, не оценил по достоинству. Правда, денег у них маловато, навар будет жидкий, но несколько серебряных слитков, я думаю, как-нибудь раздобуду. Итак, подобно Гуляке с лошадиной таблицей[167] я отправлюсь в столицу, попытаюсь, как в подобных случаях говорят, обновить взор и слух столичных жителей».
Бэй Цюйжун сложил пожитки, нанял большую лодку, поплыл в Яньду, а оттуда — в Байся[168]. В лодку к нему попросился продавец письменных кистей из Ханчжоу. На спине у торговца болталась пустая сума. Поняв, что с этого бедолаги много не возьмешь, подручные Бэя ему отказали. Однако Бэй возразил:
— Даже рубище нищего может пригодиться, когда скрываешься от опасности! — сказал он. — Вы что, забыли поговорку: «И у бедняка найдется что взять; и бросовая вещь может пригодиться». Вот и давайте возьмем его с собой. Какую-нибудь выгоду извлечем, пусть самую маленькую.
Бэй пригласил незнакомца в каюту, угостил редкими яствами и хорошим вином. На вопрос незнакомца, по какому делу Бэй едет в столицу и где остановится, Бэй наплел ему историю о своем отце — вельможе.
— Остановлюсь я, понятно, в его управе! Нет, нет, не за городом, а в лодке!
— Так вы его сын! — воскликнул торговец. — А ведь ваш батюшка, должен заметить, мой главный заказчик! С каких пор покупает у меня кисти. Непременно к нему загляну, возможно, там и увидимся!
— Превосходно! — вскричал Бэй. — Я полагаю, не только мой отец ваш покупатель, но и многие вельможи из Академии ханьлиней, а также чиновники разных ведомств и ямыней. В столице, наверное, большой спрос на ваш драгоценный товар. Не так ли?
— Само собой, — ответил торговец.
— Кто же все-таки ваши заказчики? Расскажите мне о них, хотя бы вкратце.
Продавец вытащил из сумы книжицу с именами клиентов и счетами. Все было записано четко и аккуратно, оставалось лишь разослать товар.
Бэй Цюйжун хорошенько запомнил то, что ему сказал продавец, и дня через два его спросил:
— Как вы собираетесь оплатить расходы на путешествие? До столицы путь не близкий, и надо изрядно потратиться. Напрасно вы не прихватили с собой хоть несколько ящиков товара.
— Сейчас с деньгами у меня туговато и сделать много кистей я не могу.
— Жаль, что мы так поздно встретились! — сказал Бэй. — Дома у меня полным-полно денег. Я непременно одолжил бы вам несколько сотен лянов. Сделали бы побольше товара, привезли бы в столицу и продали, а потом рассчитались бы со мной. Проще простого!
Эти слова запали торговцу в голову. Всю ночь не давала покоя мысль о барышах, и утром, едва поднявшись с постели, он обратился к Бэю:
— Вы дали мне вчера весьма дельный совет. Если ваша доброта столь велика, соблаговолите написать мне рекомендательное письмо к вашим родным. Мы отъехали от ваших мест совсем недалеко. Я мог бы вернуться и взять у ваших родных деньги. С таким капиталом можно изготовить множество самых лучших кистей — несколько ящиков. Потом привезти товар в столицу и продать. А товар, который сейчас при мне, я отдам вам. Будет весьма кстати, если столь почтенный человек, как вы, передаст кисти по назначению. А по приезде в столицу я соберу по счетам деньги. Что вы скажете по поводу моего предложения, сударь?
Нетрудно понять, что торговец попался на удочку. Бэй с радостью согласился. Он тут же настрочил письмо, в коем наказывал несуществующему управляющему выдать подателю письма столько-то слитков для покупки товара. В конце послания была приписка, в которой говорилось, что следует выполнить поручение немедленно и точно. Продавец не знал, как и благодарить, взял письмо и сошел на берег.
Приехав в столицу, мошенник тотчас переоделся в платье торгового мужа и отправился разносить товар по списку, который ему вручил торговец. В каждом доме он говорил примерно одно и то же:
— Мастеру кистей я довожусь младшим братом по жениной линии. Из-за болезни он не смог поехать и послал меня, зная, что господам очень нужны кисти. Цена прежняя. Если вас она устраивает, можете заплатить мне — деньги пойдут на его лечение. Если не устраивает — будете договариваться с ним, когда он приедет. И еще есть у меня к вам просьба, господа. В последние годы торговля у нас идет неважно. В одном Пекине не прокормишься, приходится ездить в другие места, скажем, в Нанкин. По дороге с севера на юг, возможно, проживают ваши родственники или друзья по экзаменам, а также ученики. Не смогли бы вы дать к ним рекомендательные письма? Вы ведь понимаете, торговля кистями — дело тонкое, и в нем все должно идти гладко. Надеюсь, господа, вы явите свое благорасположение и не откажете в моей просьбе.
«Дело говорит!»— думали чиновники и вместе с рекомендательными письмами давали иногда еще и деньги. Письма были предлогом для знакомства и беседы, после чего следовал важный разговор о кистях. При этом Бэя не слишком беспокоило, купят у него эти господа кисти или не купят. Как гласит поговорка: «В истории о Хмельном старце[169] главное — совсем не вино». Гораздо было узнать титулы и звания, указанные в карточках и в письмах, чтобы в случае необходимости самому состряпать рекомендательное письмо, подделать почерк и печать. Сделать это не составляло никакого труда.
Он отъехал от столицы всего на несколько десятков ли и стал вести совершенно новую жизнь — жизнь путешественника, который не оставляет без внимания ни единого места и при этом везде старается извлечь для себя известную выгоду. Поскольку рекомендации были написаны четко и грамотно и, помимо общепринятых слов, в них встречались и весьма сокровенные, люди верили пройдохе и относились к нему с уважением. Бывало, что ему передавали забытую хозяином дома вещь или деньги либо подарки, которые хозяин собирался вручить тому или иному вельможе. Словом, деньги к мошеннику плыли самыми разными путями, и нигде он не упускал возможности хоть чем-то попользоваться.
Как-то раз заметил он на реке скопление лодок. На каждой висело объявление, написанное крупными иероглифами: «Служащие ямыня такой-то управы встречают такого-то господина, который скоро прибудет на новую должность». Мошенник тотчас отправился в укромное место, находящееся поблизости, и принялся мастерить печатные доски. Смастерив, напечатал на множестве бумажных полос имя и титул чиновника. Часть полос прикрепил к борту большого судна, которое нанял специально, часть прикрепил к сундукам и коробам, в которых обычно перевозили дары. Парус взметнулся вверх, и лодка направилась к месту встречи. Чиновники окрестных ямыней пришли на судно засвидетельствовать свое почтение высокому гостю. Мошенник принимал их согласно положению и чину и охотно брал подношения. Бумаги, которые ему вручали, он, как положено, вскрывал, ставил на них печать и дату. Деньги тоже брал с великой охотой. Через день-два он вызвал нескольких мелких чиновников к себе в каюту и сказал:
— Мой господин поручил мне поговорить с вами по одному щекотливому делу. Отнеситесь к нему со вниманием и постарайтесь выполнить все, что я вам скажу!
— Слушаемся и повинуемся! — Чиновники рухнули на колени.
— Покидая столицу, мой господин занял крупную сумму денег, которую обещал вернуть не позднее чем через три дня после того, как займет новую должность. Но поймите, сразу собрать столько денег он не может. Кредитор едет с ним вместе и ни на шаг от него не отходит. Боюсь, как бы он не устроил хозяину неприятностей, когда тот прибудет на место. Надо отправить этого негодяя обратно, и я придумал, как это сделать. Вы соберете нужную сумму, отдадите мне, а об остальном я позабочусь. Как говорят: «Одному сделать дело трудно, всем вместе — легко». Как только приедем на место, так тотчас вернем долг сполна!
Желая угодить вельможе, чиновники обещали все выполнить, после чего каждый из них помчался к себе в управу, а дня через три они вновь появились с деньгами, которые собрали всякими правдами и неправдами, стараясь при этом перещеголять друг друга. Ночью, когда все кругом стихло, Бэй сложил серебро в сундучок, опустил его в воду, а сам тихонечко сошел на берег и скрылся. Через день-другой лодки с чиновниками уплыли прочь, и тогда мошенник и его дружки вытащили из воды сундучок с деньгами. Славное дельце они обстряпали!
Приехав в Нанкин, мошенник подсчитал барыши. Оказалось, что он урвал несколько десятков тысяч монет. Пройдоха встревожился: «Когда денег больше, чем нужно, может случиться беда! Надо избавиться хотя бы от части богатства. Использовать его для добрых дел и хоть немного искупить свою вину. Может быть, малая толика моих богатств достанется одному из тех, кого я некогда обманул. Глядишь, мне еще повезет, хотя я и так жил всегда припеваючи. Все это верно, только не следует забывать поговорку: «Десять лет везло, а на одиннадцатый заболеешь». Моя звезда рано или поздно должна закатиться. Наступит срок, и мне не придется больше ни воровать, ни мошенничать. А вступить на праведный путь будет поздно».
И вот, поразмыслив о своей жизни, мошенник решил бросить свое ремесло, переезжал из города в город, бродил по улицам, нередко попадая в передряги из-за своих проказ и плутней.
Однажды ранним утром он вышел прогуляться после трапезы и вдруг наткнулся на нескольких здоровенных парней. Их было человек пять, не меньше.
— Долго мы тебя искали, голубчик! Откуда явился? — Его окружили со всех сторон. — Теперь тебе крышка! Попался — не выпустим! Уж мы о тебе позаботимся!
Его схватили и потащили. Бэй попытался узнать, куда его тащат.
— Сам поймешь, когда встретишь одного человека, которого в свое время обидел! — ответили парни, не сказав больше ни слова.
Бэй не на шутку перепугался. «Уж не стражники ли это? — подумал он. — Наверняка в суд меня волокут. Придется, видно, ответ держать за старые грехи. За последнее время я, правда, ничего не сделал дурного. Напротив, намерения у меня были самые лучшие». Пока он гадал, парни подвели его к какому-то зданию, втолкнули в пустую комнату, а сами пошли за хозяином, который якобы собирался свести с мошенником счеты. Бэй остался один. «Как же их одурачить? Как улизнуть?» — ломал он себе голову.
Громыхнул засов, и в комнате появились какие-то люди. Бэй присмотрелся. Что за чудо! Ведь это не враги, а друзья, среди них сестрички-певички, с которыми он славно проводил время. Они съехались из разных мест в Нанкин и сейчас жили в увеселительных заведениях. Певички частенько вспоминали своего благодетеля, и каждая наказала своему слуге — «черноголовому»[170] — найти непременно Бэя и привести. Вот и получилось, что несколько дюжих парней скрутили Бэй Цюйжуна и доставили по назначению. Окажись здесь на месте красоток люди, некогда обманутые Бэем, они наверняка свели бы с ним счеты, потребовали денег, а может быть, и жизнь. Но вместо врагов оказались друзья. Девицы стояли в дверях, весело улыбаясь, но вдруг отпрянули назад, на их лицах отразились растерянность и страх. Сбившись в кучки, они тихо переговаривались меж собой. Вид их не предвещал ничего доброго. А дело было в том, что Бэй всегда носил при себе краску, способную вмиг изменить облик человека. Когда Бэя затолкали в пустую комнату, он понял, что ему несдобровать, и быстро намазал лицо краской, как это обычно делают лицедеи, исполняющие роль шута или воина[171]. Все у него осталось прежнее, только лицо изменилось до неузнаваемости. Неудивительно, что певички, едва глянув на него, пришли в замешательство. Одни еще находили в нем какое-то сходство с прежним Бэем, другие — никакого.
— У того не было шрама, а у этого шрам.
— А под бровью — родинка, как черная звездочка.
— У того была кожа нежная, словно у младенца, а у этого — лицо грубое, даже смотреть неприятно.
Они шептались друг с другом, теряясь в догадках. А Бэй в это время думал о своем. «Как отличается мое ремесло от любого другого, к примеру, от торгового. Купцы, как известно, не стремятся к новым знакомствам. Я же только на них и держусь, а старых знакомств боюсь пуще огня. Взять хоть этих сестричек-певичек. Все они хорошо меня знают и, конечно, повсюду раструбят о встрече со мной. Спору нет, лучше встречаться с ними, чем с жертвами моих прошлых проделок, однако из нынешней встречи тоже ничего путного не получится!»
— С какой стати меня сюда затащили? — заорал Бэй. — Куда делись парни, которые схватили меня?
— Извините! У нас когда-то был друг, очень похожий на вас, — промолвила одна из певичек. — Мы не видели его много лет, но всегда вспоминали. А потом приказали слугам найти его и привести сюда. Вот они вас и схватили, приняв за того, кого мы ищем. Мы увидели вас и растерялись. Даже страшно к вам подойти!
— За что же это вы его вспоминали? — поинтересовался Бэй.
— Уж очень он был обходительный, очень щедрый! Сколько подарков нам надарил! Нынче кому-то из нас на глаза попалась одна вещица, и мы о нем снова вспомнили... Никак не можем его позабыть!
Одна девушка, очень молоденькая, вдруг расплакалась и, закрыв лицо руками, выбежала из комнаты — зачем изливать свои чувства постороннему человеку? Но согласитесь — искренние слезы у певички — вещь поистине удивительная. По этому поводу сложены такие стихи:
Давно повелось, что певички плачут,
Когда им подарков мало дают, —
Вроде бы нечего так убиваться,
Они же горькие слезы льют!
А вот Су Нян[172] втихомолку рыдала,
Когда вспоминала о муже своем:
Из самого сердца — источника чистого —
Слезы ее струились ручьем.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Герой явил свой чудесный дар, и в иероглифе прибавилась одна черта; герой показал удивительное мастерство, и появилась обитель в два этажа высотой
Бэй Цюйжун, разумеется, не помнил всех певичек, с которыми когда-то знался. Их было целое войско! Но лица девиц, с которыми он сейчас беседовал, показались ему знакомыми. Его очень удивила та, что расплакалась и выбежала из комнаты, он спросил ее имя, откуда она родом и как стала певичкой. Вот что ему рассказали. Девушку звали Су Инъян, жила она когда-то в Сучжоу, но под другим именем, и имела небольшой дом, в котором принимала гостей. Занималась она своим ремеслом не по собственной воле — ее принуждал муж-мошенник. Он промотал все деньги и совсем опустился. Так случилось, что первым гостем певички стал Бэй Цюйжун. Она, надо заметить, не походила на потаскушку, держалась скромно, даже застенчиво. На вопрос Бэя, почему она стала продажной, она ответила, что нужда заставила. Бэй провел с нею одну ночь, а одарил, как говорится, по-царски — дал несколько сотен лянов, но велел запереть дверь и не пускать больше чужих мужчин. Однако месяца через два муж ее снова проигрался и тогда отправил жену в заведение. Женщина плакала, умоляла отпустить ее, все тщетно. И вот, узнав о появлении Бэя, она очень обрадовалась, прибежала взволнованная и счастливая, но скоро поняла, что ошиблась, хотя в облике незнакомца было что-то общее с Бэй Цюйжуном. Она так расстроилась, что не могла сдержать слез и выбежала из комнаты.
История Су Инъян опечалила Бэй Цюйжуна, и он решил навестить бедняжку. Мило поболтав с певичками, он наконец от них избавился и пошел к своей старой знакомой, захватив множество подарков. Женщина, увидев его, залилась слезами. Бэй, прикинувшись удивленным, спросил о причине слез. Женщина поведала ему свою историю и заплакала навзрыд. Казалось, она была безутешна.
— Почему ты хочешь видеть именно его? Почему не желаешь рассказать о своих бедах мне? Неужели на всем белом свете только он один способен на добрые дела?
— Я мечтаю о встрече с ним по двум причинам. Он дал мне тогда много денег, а провел со мной всего одну ночь. И мне так хочется ему услужить, приласкать его. К тому же он человек благородный и, возможно, помог бы мне вырваться из заведения «дымных цветов»[173] и снова стать порядочной женщиной. Вот почему я часто вспоминаю его, никак не могу забыть!
— Ласки, которыми ты собираешься его отблагодарить, сейчас вряд ли уместны! А что касается выкупа — это дело простое. Есть у меня кое-какие сбережения, и я мог бы тебе помочь. Только помни. Я человек свободный: сегодня здесь, завтра — там. Постоянного пристанища у меня нет, поэтому ни жену, ни наложницу я взять себе не могу. Так что придется тебе вернуться к мужу. Помнишь, что некогда сделал ловкач Куньлунь[174]?
— Если я вернусь к мужу, на меня обрушатся новые беды и я снова окажусь в яме. Нет, лучше я с вами останусь. Или отправьте меня в какой-нибудь скит, где я приму монашеский постриг и буду служить Трем драгоценностям Будды[175]. Это самое лучшее!
— Если твое намерение искренне и ты хочешь выбраться из суетного потока жизни, направившись к берегу Истины[176], я тебе помогу. Сегодня ты продажная женщина, завтра обратишься к добру, а спустя какое-то время примешь монашеский постриг. Я дам тебе денег на еду и одежду, на благовонные свечи. А если понадобится, на постройку залы в честь будды Жулая[177] и кумирни, куда ты удалишься от мира. Может быть, ты воздвигнешь врата в честь стражей Закона Цзиньганов[178] или святилище Восемнадцати архатов[179], творящих святое созерцание... Но чтобы стать настоящей монахиней, ты должна неукоснительно блюсти все монашеские установления, навсегда отрешившись от нашего суетного мира, и постоянно творить добро, еще истовее, чем сейчас. И тогда твои усилия не пропадут даром, и ты обретешь спасение. Способна ли ты пройти через подобные испытания?
— Если вы сделаете все так, как сказали, я дам клятву: пусть на меня обрушатся великие беды и я погибну, пусть заточат меня в самый дальний угол ада, если я перестану творить добро или, приняв монашеский постриг, обращу свои помыслы к мирской жизни!
Произнеся эти слова, женщина неожиданно пошла к выходу. Бэй подумал, что она направилась по каким-то своим делам, однако время шло, а она все не возвращалась. Затем она появилась, но в совершенно ином облике. Это уже была не красавица певичка, а святая инокиня. Ее густые черные словно туча волосы были коротко острижены, на алых щечках, источавших аромат персика, появилось несколько глубоких надрезов ножом. Было ясно, что к прежней жизни она никогда не вернется. Как говорится: «Ладьи сожжены[180] — назад пути нет».
Бэй Цюйжун смотрел на нее с изумлением, даже со страхом. Он собрался было ей что-то сказать, как вдруг раздались громкие крики и в комнату ворвалась хозяйка заведения вместе с вышибалой-угуем[181].
— Решил ее окрутить? Обманом увести в монастырь? Хочешь отнять у меня заработок, лишить нас пропитания?
Оба вцепились в Бэя, готовые его вздуть.
— Бросьте, любезные! Ваши разговоры о пропитании сводятся к одному — урвать куш побольше, — сказал Бэй. — Богатство, которым я владею, вам и не снилось. Скажу вам без хвастовства, какую бы сумму вы ни назвали, я дам. Хоть сотню, хоть тысячу. А вот доносить на меня не советую, если жизнь дорога, бесполезно. Поняли? Так что сделайте доброе дело, отпустите ее на все четыре стороны, а я перед вами в долгу не останусь. Так будет по справедливости!
И вот Бэй, не торгуясь, заплатил требуемую сумму, в которую якобы вошли деньги, заплаченные за женщину и израсходованные во время ее пребывания в заведении, и увел Су Инъян к себе. Ночь они провели порознь, одолеваемые чувством некоторого стеснения. Как говорится, «со свечою в руках дожидались рассвета».
На следующий день Бэй отправился к посреднику и велел ему подыскать строение, которое годилось бы для молельни.
— Дом должен иметь два двора, чтобы каждый из обитателей жил на своей половине. За расходами я не постою. Покупай, сколько бы ни стоило!
Дней через пять посредник пришел и сказал:
— Неподалеку отсюда живет чиновник, у которого есть усадьба с двумя соединенными вместе садами. Там очень красивые беседки и павильоны. Земли много, и можно построить молельню. Чиновник просит пять тысяч золотых, ни на лян меньше, причем наличными.
Бэй Цюйжун пошел посмотреть. Все оказалось так, как говорил посредник: и сад, и беседки, и павильоны. Бэй выложил деньги, и сделка совершилась. В правой части усадьбы построили молельню с изваянием Будды. В ней поселилась Су Инъян, которая прозывалась теперь Цзинлянь, Чистый Лотос[182], поскольку занялась самоусовершенствованием. Словно цветок лотоса, поднявшийся из ила или грязи чистым, она вырвалась из «зеленой башни»[183]. В этом и заключался смысл ее монашеского прозвания. Слева от молельни — сад, где можно погулять и отдохнуть. В уединенной части сада высились три башни, окруженные оградой. Здесь Бэй спрятал награбленные некогда богатства. Вход в одну из башен украшала довольно ветхая доска с надписью. «Башня Возвращения и остановки». Усадьба, как мы уже знаем, принадлежала чиновнику, который, освободившись от служебной печати[184], навсегда вернулся в родные края. В день, о котором пойдет речь, произошло чудо, вызванное, по всей видимости, награбленными богатствами. В иероглифе «остановка» непостижимым образом появилась еще одна черточка[185], и надпись приобрела другой смысл: «Башня Возвращения к истине».
Еще в первый свой приход Бэй заметил надпись на доске и хорошо ее запомнил. И вот в день переезда надпись неожиданно изменилась. В иероглифе добавилась одна-единственная черточка, и смысл стал совсем иной.
«Понятие «истина», как известно, противоположно понятию «лжи». Не преодолев лжи, нельзя вернуться на путь Истины! — сказал себе Бэй. — Очевидно, в этом чуде проявились тайные замыслы духов. Они заметили совершенное мною доброе дело и дали понять, что я должен сейчас оглянуться назад, отринуть все ложное и обратиться к истине. Вот поэтому и появилась эта черточка в иероглифе!»
Внимательно вглядевшись в надпись, Бэй Цюйжун вдруг обнаружил, что эта черточка чем-то отличается от остальных, она как будто немного приподнята, в то время как остальные опущены вниз. И цвет у нее был какой-то другой — черный с зеленоватым отливом. Бэй приставил к стене лестницу, чтобы получше рассмотреть. Оказалось, что черточка слеплена из влажной глины, которую натаскали в клювах ласточки. Птицы собирались свить здесь гнездо.
«Говорят, что животные и птицы не наделены разумом. Почему же тогда они слепили эту черточку в иероглифе? — удивился Бэй. — Нет, здесь не обошлось без вмешательства духов Неба и Земли».
Теперь Бэй окончательно бросил свое ремесло и, подобно Су Инъян, отринул мирскую суету.
Все, что он делал, простым смертным казалось непостижимым, словно деяния духов. Вот почему Бэй начал с того, что было ему близко. Говорят: «Трудно сделаться Буддой, легче стать небожителем». Бэй устроил в доме, стоявшем слева, даосскую обитель и, подобно Су Инъян — Чистому Лотосу, обратился к достойным деяниям. Но воистину будды и небожители шествуют но одной стезе. Бэй взял себе даосское имя «Гуйчжэн» — «Возвращение к истине», которым его нарекли сами духи, и теперь старался отвратить свою душу от греховных и дурных помыслов.
Однажды, беседуя с Су Инъян, он сказал:
— Уж если мы сделали из нашего дома святилище, для полного порядка надо бы воздвигнуть двухэтажную залу, дабы поклоняться Трем Драгоценностям и Трем Чистейшим[186]. Сейчас на твоей половине отведено место лишь для богини Гуаньинь и святых архатов. А где же помещение для будды Жулая и Сакьямуни[187]? Особенно тесно и убого на моей половине. Оно и понятно, ведь моя молельня строилась наспех и без должного усердия.
— Для постройки большой залы понадобятся тысячи лянов. Где их взять? Вы, как и я, «ушли из семьи», то есть перестали зарабатывать деньги. Возможно, у вас остались сбережения. Но их пока лучше не трогать. Могут понадобиться в крайних обстоятельствах!
Все, что делал Бэй, простым смертным казалось непостижимым. И он ответил женщине:
— О деньгах не беспокойся! Есть у меня тайный способ, как заставить людей с охотой пожертвовать деньги на устройство залы. При этом мне самому тратиться не придется. Пусть убедятся еще раз, на что я способен!
— Вы ведь еще не успели овладеть до конца учением небожителя. Откуда же вам известны какие-то тайные способы? С какой стати будут люди выкладывать деньги, да еще с охотой, как вы говорите?!
— Тебе этого не понять! Кстати, я скоро уеду, хочу перезахоронить прах родителей. Вернусь через год и ручаюсь, что к тому времени зала будет готова. И все там будет на месте: Три Драгоценности Будды и изображения Трех Чистейших. Сам же я вернусь с пустыми руками, как истый кудесник, свершивший волшебство!
Женщина выслушала и решила, что все это одно хвастовство.
Через несколько дней Бэй сказал, что один из восемнадцати архатов сделан не так, как надо, и он собирается позвать мастера-ваятеля, чтобы сделал новую статую, лишь тогда он сможет спокойно уехать. Су Инъян попыталась уговорить его оставить все как есть, но Бэй настоял на своем и уехал лишь после того, как мастер соорудил новую статую.
Вместе с Бэем отбыли и его подручные, кроме одного, самого дельного парня, которого Бэй оставил сторожить молельню.
Прошло примерно полгода. Все это время Су Инъян жила в одиночестве. Однажды в ее дом пожаловал незнакомый чиновник, а вслед за ним появился богатый купец. Приехали вместе, будто сговорились. Оба собирались совершить добрые деяния. Чиновник (он назвался уроженцем Хугуана) пожертвовал на строительство молельни Трех Чистейших целых две тысячи монет золотом. Купец из провинции Шаньси — столько же для сооружения залы Трех Драгоценностей Будды. Откуда они узнали об этом строительстве? Почему оказались столь щедрыми? Все станет ясно из следующей главы, где мы расскажем о хитроумном плане, который придумал Бэй Цюйжун.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Небо ниспосылает счастливый случай, и мошенник снова добивается успеха; даритель совершает благое дело и попадает в ловушку
Визит чиновника и купца очень удивил женщину. Она спросила гостей, что побудило их так расщедриться, почему из столь отдаленных мест они приехали в один день, причем не сговариваясь. Видно, тут кроется какая-то тайна.
— Со мной и в самом деле приключилась история необыкновенная, — стал рассказывать чиновник. — Вы даже не поверите... Дело в том, что я истинный почитатель бессмертных-сяней и преклоняюсь перед их искусством продления жизни. Не знаю отчего, возможно благодаря добрым помыслам или искренним чувствам, но Небо однажды ниспослало мне духа, который сказал, что в таком-то месте строится даосская обитель, довольно большая, но пока выстроили лишь один этаж главной залы. Хозяин обители — небожитель, который на время спустился в наш бренный мир, но скоро опять отправится на небеса. «Если хочешь самосовершенствоваться, — сказал мне дух, — поезжай в то место и сотвори там доброе дело. Тогда, возможно, небожители и продлят твою жизнь». Я с почтением выслушал духа, а потом попросил назначить месяц и день, в который надобно начать и кончить строительство. Дух назначил месяц и день и еще сказал, что как только строительство закончится, вернется сам хозяин. Моя встреча с бессмертным наверняка предрешена заранее, и я верю в то, что в своем совершенствовании достигну успеха. Вот почему я и приехал точно в срок, назначенный мне духом.
Купец, прибывший в тот же день, встретился с чиновником случайно и не очень поверил его рассказу.
— Бессмертных и духов в природе не существует. Я поверю вам только тогда, когда вы представите доказательство, — промолвил он. — Может, это был не дух, спустившийся с небес, а служитель местного храма, который наговорил вам всю эту чепуху с одной лишь целью — выудить у вас деньги на храм. Почему бы и нет?
— Я тоже не поверил бы ему, не получив доказательств. Но все, что я увидел и услышал от него, столь необычно и непостижимо, что нет сомнений в его чудесном даре. Это мог сделать только бессмертный, никто другой!
— Объясните подробнее!
— Извольте! Когда он пожаловал в первый раз и заявил дворовым, что он бессмертный, спустившийся с небес, мой слуга не поверил и сказал, что докладывать хозяину не станет. Тогда гость подошел к главным воротам и начертал на них такие знаки: «Кланяется Муж, вернувшийся на путь». Перед уходом он сказал слуге: «Я старый знакомый твоего хозяина. Как только он увидит мою гостевую карточку, сразу же меня вспомнит. В общем, завтра я приду сюда в то же самое время. Ты можешь, конечно, обо мне не докладывать, но твой хозяин сам выйдет ко мне навстречу. Поэтому не стоит грубить мне, любезный!»
Как только он ушел, слуга налил в таз горячей воды и принялся смывать надпись. Но как он ни старался, надписи смыть не смог. Он доложил об этом мне. Я не поверил и пошел к воротам посмотреть. Надпись действительно не смывалась. Тогда я позвал плотника и велел ему счистить надпись рубанком. И что бы вы думали? Он счищал слой за слоем, обстругал все ворота, а надпись так и осталась. Я подумал: а что, если этот Муж, вернувшийся на путь, святой Люй Чуньян[188], взявший себе другое имя? И тогда я сказал слуге: «Если он завтра придет снова, не гони его, я хочу его видеть!» Когда на второй день незнакомец вновь появился, я вышел ему навстречу. За спиной у него торчал меч, с виду очень острый, лезвие так и сверкало на солнце. У пояса висела небольшая тыква-горлянка[189], величиной чуть больше трех цуней, в окружности — больше цуня. Я пригласил гостя в дом и сказал ему: «Вы хотя и небожитель, но меч уберите, иначе я не смогу оказать вам достойный прием и спокойно побеседовать с вами. Гость с оружием напоминает воина-мстителя, который пришел свести счеты с хозяином дома!» Он не спеша взял меч и положил его... Нет, не на стол, и слуге его не отдал. Он очень осторожно засунул его в маленькую тыкву. Й что бы вы думали? Через несколько мгновений клинок Лунцюань[190], длиною в три чи, вдруг исчез. Из горлышка тыквы-горлянки торчала одна рукоятка, будто пробка в бутылке. Вот и судите. Мог я не поверить собственным глазам? К тому же я понял из разговора, что к корысти он не стремится. Денег у меня он не взял, сказав, что свою лепту я должен внести от чистого сердца, если хочу со всей искренностью услужить Трем Чистейшим. В общем, вел он себя вполне достойно, и я просто не посмел ему не поверить.
Когда чиновник умолк, женщина обратилась к купцу:
— А вы почему приехали, сударь? У вас тоже были какие-то веские причины?
— Пожалуй, нет... Случилось так, что настоятель одного храма пришел к нам в село собирать подаяние. Сел он возле моих ворот и застыл в молитвенном созерцании. Весь день просидел, не проронив ни единого слова. Перед ним лежала белая доска с надписью: «Собираем пожертвования на большую молитвенную залу из трех притворов, но не хотим обременять просьбой своей благодетелей. Пожертвованные деньги просим привезти по месту назначения и передать из рук в руки. Следом за добрым делом, совершенным у всех на глазах, незамедлительно последует воздаяние». Монах сидел, не двигаясь, с каменным выражением лица. По всей видимости, он был последователем учения Чань[191]. Прошло довольно много времени, прежде чем я решился у него спросить, где находится обитель — Гора Драгоценностей[192]. Он мне ответил. Человек я не бедный, бездетный, а потому охотно совершаю благодеяния. Вижу, монах денег не клянчит, а смиренно просит пожертвовать на строительство молельни. Это, подумал я, и есть то достойное деяние, которое свершается у всех на глазах. Я расписался в книге пожертвований, после чего монах удалился, на прощанье сказав, когда надо начать строительство, а когда его кончить. Срок в точности совпадает с тем, что сейчас назвал господин чиновник. Не иначе, монах и тот небожитель заранее договорились. Но узнать об этом можно лишь у них самих!
— В моей обители нет монахов, собирающих подаяние в других местах, — проговорила женщина. — Вы, благодетель, наверное, ошиблись, скорее всего, тот монах имел в виду иную обитель. Другое дело господин чиновник. Небожитель, его посетивший, велел ему прийти сюда и совершить благодеяние. Эту помощь я принимаю с охотой и благодарностью. Что до ваших даров, мой благодетель, то взять их я не осмелюсь. Судите сами, если монахиня надумала построить молельню, она не станет просить кого-то собирать пожертвования, а сделает это сама. У чистых Врат Закона все должно быть честно и справедливо. Так что отдайте деньги в другое место, принять ваш благородный дар я не могу.
На лице гостя отразилось недоумение.
— Тут нет никакой ошибки, — промолвил купец. — Монах указал мне именно вашу обитель. Почему же вы не хотите принять мой дар? — И он обратился за поддержкой к чиновнику.
— Желание творить добро пресекать нельзя! — промолвил чиновник. — Не важно, кто приходил к вам за пожертвованием, главное, что вы сами сюда пожаловали как даритель, явив тем самым свою высокую добродетель!
Купцу пришлись по нраву слова, сказанные чиновником. Оба гостя заночевали в обители, а утром пошли осматривать место для будущей молельни и завели разговор о строительных материалах. Расхаживая по двору, они вдруг набрели на статуи архатов, и одна из них вызвала у гостей изумление и трепет. У купца даже волосы зашевелились от страха.
— «Смертные, не суетитесь, обратите взор свой на божественный меч длиною в три чи!» — прошептал он, повторяя слова заклинания.
Вам, конечно, интересно узнать, как выглядел святой архат и почему он привел гостей в такое изумление. Оказалось, что среди восемнадцати архатов, находившихся здесь, один святой в точности походил на монаха, собиравшего деньги на храм. Купец еще издали заметил это поразительное сходство. Он приблизился к изваянию, оглядел его со всех сторон. Все в точности как у того монаха. Даже книга пожертвований, торчавшая у него из-за пазухи, только вылеплена она из глины и к ней прикреплена красная полоска бумаги с какой-то надписью. Но что самое удивительное, надпись была сделана его собственной рукой. Любезный читатель, тебе, надеюсь, понятно, как изумился и в то же время испугался купец. Все сомнения разом рассеялись.
— Теперь я уверен, что он небожитель, а может быть, даже будда, — промолвил он, обращаясь к чиновнику. — Какое счастье, что мы с ним встретились! Теперь и меня, и вас ждет доброе воздаяние в будущем! Надо непременно построить молельню!
Итак, в назначенный день под неусыпным наблюдением чиновника и купца начались строительные работы, которые не прекращались ни днем, ни ночью и были закончены точно в срок. Изваяния святых заняли свои места в зале.
В день окончания работ в усадьбе появился странник, обликом схожий с небожителем. Купец спросил у Су Инъян, кто этот человек.
— Это хозяин нашей обители, — отвечала женщина. — Его даосское прозвание — Гуйчжэн, что значит Вернувшийся к Истине. Он уезжал в родные места захоронить прах своих родителей, а сейчас вернулся, дабы встать на путь просветления и совершенствования.
Чиновник низко склонился перед даосом, словно перед святым, и завел с ним весьма церемонный разговор. Он попросил Гуйчжэна принять его к себе в ученики и дать ему святое прозвание, дабы он мог сохранить его и вернувшись в родные края. Гуйчжэн сделал это с большой охотой. Купец получил святое прозвание от монахини, поскольку почитал ее как живого Будду, однако новым именем называть себя не стал, оставив его для своего будущего отпрыска, которого ему непременно ниспошлет Небо. Чадо, родившееся возле Лотосового трона[193], должно обрести счастье и долголетие. После церемонии наречения была устроена трапеза с постной пищей. Гости провели в усадьбе несколько дней и уехали в родные места.
С этого времени дочь Будды Су Инъян и даос Гуйчжэн ревностно занялись благими делами, которые спустя всего несколько лет принесли обильные плоды. На сей счет есть поговорка: «Заблудившийся, который вернулся на праведный путь, драгоценнее чистого золота». Вот и выходит, что ступивший однажды на путь добра не будет больше творить зла, если даже привык к нему с малолетства. Он прозрел и не повернет вспять, не станет совершать недостойных поступков.
Целых десять лет занимались самосовершенствованием Чистый Лотос и Вернувшийся к Истине, никому бы и в голову не пришло, кем был некогда этот даосский подвижник.
К хитроумному мошеннику однажды пришло прозрение, он перестал морочить людей, и все мало-помалу забыли о прежних его проделках. А ведь эти его проделки были куда омерзительнее, нежели посещение веселых заведений. К счастью, Бэй Цюйжун вовремя оглянулся, перестал творить зло и обратился к добру. Это и помогло ему избежать бед и обрести блаженство.
Как-то Чистый Лотос сказала ему:
— Я много слышала о ваших прошлых проделках, знаю их едва ли не все! Вот только никак не пойму истории со строительством залы. Почти за полгода вы предсказали, что к нам явятся благодетели, и они действительно появились. Как же это произошло? Неужели и вправду вы владеете тайнами небожителей, хотя и не всеми?
— Не стану скрывать, сестра. Строительство залы я устроил с помощью все того же мошенничества. Пока я еще занимаю место в своем созвездии, но давно уже чувствую, что моя воровская звезда рано или поздно закатится. И тогда я решил в последний раз воспользоваться своим ремеслом. Словом, обоих благодетелей я просто-напросто надул! Но это было даже приятно, поскольку речь шла о добром деле. Разве можно это назвать преступлением? Просто я не хотел уподобиться Фэн Фу[194], который не смог одолеть тигра и опозорился на всю жизнь.
— Как же вам удалось их провести? А надпись на воротах, а маленькая тыква-горлянка, в которой уместился меч в три чи длиной, или тот архат с книгой подаяний, что собирал деньги на храм? Неужели все это ловкие проделки?
— Именно так! Это вовсе не чудеса. Запомни, что самый простой мошенник часто способен сотворить дело, непостижимое для простого смертного. А я не простой мошенник! Когда я задумал воздвигнуть молельную залу, у меня созрел хитроумный план, как раздобыть изрядную сумму денег. Я все выведал о чиновнике и купце, узнал, что чиновник почитает духов и небожителей, а купец охотно совершает благодеяния в честь Будды. Тогда я нарядил одного своего ученика небожителем, а второго — архатом. Первый отправился в Хугуан, второй — в Шаньси. Сам я, как тебе известно, поехал на родину захоронить прах родителей. Видно, духи мне покровительствовали, ибо по приезде сюда я увидел, что план мой полностью удался. «Если человек вознамерился совершить доброе дело, Небо непременно ему поможет». Но, как говорится, на Небо надейся, а сам не плошай. Поэтому вряд ли справедливо считать подобные проделки обманом.
Монахиня, слушая Бэй Цюйжуна, не переставала удивляться. Оказалось, что надпись на воротах была сделана с помощью черепашьей мочи[195]. Эта жидкость, как известно, протравляет дерево насквозь, и ее невозможно ни смыть водой, ни соскоблить ножом. Меч, с которым пришел небожитель, был полый внутри, а сделан из сплава свинца и олова, который легко разлагается при соприкосновении со ртутью, находившейся в тыкве-горлянке. Вот почему меч мгновенно исчез, как только очутился в сосуде. Изображению архата придали сходство с одним из учеников, который уехал в Шаньси, и поставили на нужное место, а для вящей убедительности сунули в руку книгу подаяний, покрывшуюся впоследствии пылью. Вот почему у купца не возникло никаких подозрений и он не раздумывая совершил благодеяние.
Монахиня слушала мошенника, широко раскрыв от удивления глаза и высунув язык. «Почему свои способности он не обратил на добро? — думала она. — Использовал бы их в ратном деле, как Чэнь Пин[196] или Чжугэ Лян[197], совершил бы великие подвиги на благо трона! А он растратил все свои таланты понапрасну. Какая жалость!»
Пожалуй, монахиня права. Служить государству может и тот, кто не имеет ни степени, ни чина. Разве не может быть героем тот, кому удается пролезть, как говорят, в любую щель или незаметно проползти в траве. И среди тех, кто умеет прокукарекать петухом или стащить, словно пес, чужой кусок, встречаются благородные мужи. Если ранее творивший зло вдруг оглянется назад и пойдет по праведному пути, это принесет пользу и ему самому, и трону.
В свое время оба наших героя, Вернувшийся к Истине и Чистый Лотос, достигли истинного прозрения и каждый, как ему положено, закончил свои дни в этом мире: один взлетел на небо[198], другой преставился, восседая на циновке[199]. Нам точно неизвестно, на каком из небес — восточном или западном — они обрели свое место, неведомо нам также, какой ранг каждый из них получил среди сонма небожителей и бодисатв. Скорее всего, они заняли не очень высокое, но и не самое низкое место.
Наша история имеет удивительный конец. Купец из Шаньси, вернувшись домой, произвел на свет трех сыновей, а чиновнику из Хугуана удалось обрести долголетие, и он дожил до девяноста с лишним лет. Почему все так произошло, нам неизвестно. Возможно, оттого, что доброе дело следует совершать от чистого сердца, не думая о корысти. Лишь тогда придет к человеку истинное счастье. И еще надобно хорошенько помнить, что обманутый не должен замечать обмана — тогда у него есть надежда на воздаяние. Тот, кого обокрали, должен радоваться, ибо избавление от богатства — великое счастье. Если в мире не будет семей, у которых еда и тепло в избытке, кто даст от щедрот своих беднякам? Различие в том лишь, что одно происходит случайно, а другое совершается намеренно! Поэтому потерю следует уподобить приобретению, а кражу — благодеянию.