У нас с ним год назад была стычка, и вот опять.
– Бесчинство! – выл эльф. – Бесчинство в четвертой кабинке!
– Успокойся, Десмонд, – сказал Санта.
– Он украл твой костюм!
– Он его одолжил.
– Это запрещено!
Наконец, облачившись в штаны, я сунул руку в карман. И обнаружил там, как мы и договаривались, бороду.
Новогодний колпак я взять не успел: эльф заслонил его собой.
– Санта! – взвыл он.
– Иди, – ответил Санта.
Я не сразу понял, что он обращается ко мне.
– Запасной колпак лежит под санями.
Я сделал шаг вперед. Нужно только пройти мимо эльфа.
– Я не потерплю непослушания! – завизжал он. – Охрана! Охрана!
Вот-вот придет Лили. Придется его отпихнуть. Я уже приготовился ринуться прямо на эльфа, но тут Санта вытянул голые руки, схватил эльфа за плечи, притянул к себе и поцеловал.
Путь был свободен. И я выскочил из кабинки. Бросив взгляд в большое зеркало раздевалки, на ходу нацепил бороду. Большевата, но сойдет.
– Санта, ты всегда был в моем сердце! – донеслось из четвертой кабинки, пока я бежал к своему трону.
В деревушке Санты меня ждал Бенни. Он должен был играть сегодня самую опасную и рискованную роль. Следующие десять минут Бенни предстояло прикидываться менеджером-стажером «Мэйсис» и говорить родителям, что у Санты на этом этаже перерыв на туалет и им стоит обратиться к другому Санте со второго этажа. У него даже не было бейджика – лишь папка-планшет и суровая физиономия. («Если у тебя в руках планшет, тебе никогда не скажут «нет», – уверил он меня. – С помощью этой штуки я смог попасть за кулисы к Адель, что уж говорить об этой Санта-пантомиме».)
Я пошарил под санями Санты и схватил колпак. Зеркала поблизости не было, поэтому я использовал мобильный, чтобы привести себя в полный порядок. И настолько увлекся, что заметил маленького мальчика, только когда он сказал:
– Санта, зачем ты делаешь селфи?
– Заскучал, пока ждал тебя, – ответил я, размышляя: «Как ты прошмыгнул мимо Бенни, мелкий?»
Ответ: детям плевать на папки-планшеты.
Мальчишка без колебаний забрался мне на колени.
Ладно. Сделаем это.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Макс.
– Ты шалил в этом году или был послушным?
В его глазах отразились мысленные расчеты.
– Был послушным, – решительно заявил он, просчитав, какой ответ приведет к подаркам.
– Хорошо. Это все, что мне нужно знать. Счастливого Рождества!
Макс, однако, не шевельнулся.
– Таннер из моего класса говорит, что ты не настоящий.
– Но я же здесь, прямо перед тобой, – заметил я. Нет, неправильно это как-то. Пусть я не солгал, но уклонился от прямого ответа. Макс заслуживал лучшего.
– Послушай, Макс. Очень тебя прошу, запомни одну вещь: важно не то, живу ли я на самом деле на Северном полюсе и приношу ли тебе подарки на Рождество. Такие люди, как Таннер, сейчас говорят тебе, что я – выдумка, а когда ты повзрослеешь, назовут выдумкой другие вещи. Знаешь, как отвечай на это? «И что?» Прямо так им и говори. Поскольку в конце дня не важно, правдива история или нет. Важно то, сколько чувств ты в нее вложил. Сколько любви. И если выдумка оживает, значит, кто-то оживил ее для тебя. А на это требуется много времени и сил. И, да, придет время, когда ты увидишь: эта история – вымысел. Но намерения того, кто делал ее для тебя правдивой, – искренние. Как и его любовь.
Глаза Макса заблестели. Моргнув, он спросил:
– А как же подарки?
– Ты получишь их. От любящих тебя людей. Такие подарки намного ценнее тех, которые приносит какой-то своенравный чел с оленем в упряжке.
Максу, похоже, услышанное понравилось.
Как и стоявшей за ним девушке.
Я настолько сосредоточился на Максе, что не заметил появления Лили.
– Привет, – сказал я.
Она убрала Джои, записную книжку и подарочную карту «Мэйсис» на 12,21 доллара в сумку и держала в руках только открытку с моим поздравлением из двух слов:
«Счастливой годовщины!»
– А теперь беги, – шепнул я Максу.
Он понял намек и пошел к Бенни, горящему желанием выпроводить мальца к родителям.
– Привет, – сказала Лили.
– Привет, – ответил я.
– Ты нарядился Сантой.
– Тебя не проведешь, да?
– Нарядился так для меня.
– Скажем так: такого бы никогда не произошло, не встреть я тебя.
Лили с усмешкой достала мобильный.
– Прости, но я просто обязана это сделать.
Она сфотографировала меня. Но это я хотел сделать снимок – не себя в костюме Санты, а Лили, увидевшую меня в костюме Санты. У нее такое лицо, будто она верит в то, что я – настоящий Санта Клаус.
– Счастливой годовщины! – повторил я вслух свое поздравление.
– И тебе.
– Иди сюда. У нас мало времени. Глядишь, еще какой-нибудь умник проскочит мимо Бенни.
– Я не сяду тебе на колени.
Я похлопал по скамейке в санях.
– Тут достаточно места для двоих.
Лили положила сумку и села рядом со мной. Она еще не отдышалась от беготни по городу.
– Итак, – произнес я, – расскажи мне, как прожила этот год.
В ответ Лили расплакалась.
Я этого не ожидал, но и не удивился. Знал, что она прячет слезы в душе, но не знал, даст ли она им пролиться. Повезло, что у Санты такой мягкий костюм. Тем уютнее Лили, которую я притянул к себе и обнял.
– Все хорошо, – утешал ее я.
Она покачала головой:
– Нет, не хорошо.
Я обнял ее подбородок ладонью. Заставил посмотреть мне в глаза.
– Я имею в виду: все хорошо, даже если что-то не хорошо.
– Оу. Ладно.
Все-таки Санта идиот, раз летает в своих санях один-одинешенек. Кто захочет путешествовать по миру, не ощущая рядом тепла близкого человека?
– Нам нужно поговорить, – начал я. – Мы всегда будем в погоне за чем-то, но всегда будем понимать, где наш дом. Где наш с тобой Северный полюс. Даже если на самом деле его не существует, мы все равно можем добраться до него, если оба верим: он есть. Я люблю тебя, и мне больно видеть тебя такой подавленной и печальной. Я хочу помочь тебе, но не могу. И мне хочется весь мир перевернуть, чтобы ты смогла помочь себе сама. Хочется придумать историю, которую будет праздновать весь мир. Она будет полна замороженного горячего шоколада, и в ней наши любимые люди никогда не будут болеть и никогда не будут грустить. Будь моя воля, люди бы не верили в Санта Клауса, но обязательно бы верили во что-то другое, поскольку есть какая-то извращенная прелесть в том, чтобы всем вместе разбиваться в лепешку, желая внести в жизнь немного волшебства. Другими словами, поразмыслив над этим, я пришел к выводу, что реальность частенько лажает, и единственный способ пережить это – время от времени уходить от нее, находя что-то более радостное с тем, кто приносит тебе самую настоящую, непритворную радость. В моей жизни этот человек – ты. И если для того, чтобы ты это поняла, мне нужно нарядиться Сантой, то так тому и быть.
– Но что, если все это волшебство – притворство? – спросила Лили.
– То, возможно, притворяясь, мы лучше поймем себя и кем хотим быть. Я, конечно, не хочу быть Сантой. Но хочу быть парнем, который охотно пройдет через всевозможные психологические ужасы, чтобы нарядиться для тебя Сантой.
– Психологические ужасы?
Как по сигналу за пределами деревни послышался шум.
– В ПОМЕЩЕНИИ САМОЗВАНЕЦ! – раздался громкий и отчетливый голос эльфа.
Я повернулся к Лили.
– Похоже, кое в чем я ошибся. Нет, я по-прежнему свято верю в придумывание историй, любовные признания и переодевания в Санту, чтобы тебя осчастливить, но вот «в погоне за чем-то» сейчас не мы, а другие, и нам пора удирать.
– На санях?
– Боюсь, они прикручены к полу. Придется удирать пешком. Готова?
Лили распрямила плечи, вытерла глаза и спрыгнула с саней.
– На все сто!
Мы покинули рождественскую деревню. Я зашел в мужской туалет и стянул с себя наряд Санты – не хотел походить на заплутавшего чувака с Санта-кон, бродящего по улицам в поисках моста или туннеля до дома. Повесил костюм на дверцу кабинки и отправил фото его местонахождения дяде Сэлу.
Когда я вышел из туалета, Лили писала что-то в записной. Увидев меня, она захлопнула книжку.
– Идем? – спросил я.
– Куда?
– Как насчет просмотра фильма «Эта жизнь прекрасна»? Он начнется в семь, на кинофоруме. Я и печенья захватил.
Выражение ее лица было бесценным. Милая Лили думала, как бы помягче мне отказать.
– Печенья из пекарни «Левейн», – добавил я. – Состоят на девяносто процентов из сахара и масла. Другими словами, нужно налопаться ими, пока мы еще молоды и наши тела способны это переварить.
Мы направились к двери, ведущей на Геральд-сквер. Нас манила ничем не примечательная тридцать четвертая улица.
– Помни, Лили: все что угодно, как угодно и куда угодно. Мы сами выбираем продолжение нашей истории. И сейчас не время для реальности. Если уж на то пошло, пусть реальность возвращается в январе. Но сейчас – для волшебства весь город в нашей власти.
Я думал, мы тут же рванем за приключениями, но Лили стояла на месте, загораживая выход покупателям, которым приходилось проталкиваться мимо нас.
– Дэш, ты же осознаешь, что произнес это? Дважды.
– Разве? По-моему, слово «непритворная» я употребил лишь один раз.
– Я не об этом, – помрачнела Лили.
Я посмотрел ей прямо в глаза.
– Если хочешь, я и сейчас это повторю. Да пусть весь мир об этом знает! – И я начал говорить проходящим мимо людям: – Сэр, я люблю Лили. Мэм, вы представляете, я люблю Лили. Я люблю Лили, люблю Лили, ЛЮБЛЮ! Я – переодетый в Санта Клауса дурак – безнадежно влюблен в Лили. И если любовь к ней – преступление, то объявите меня виновным! Мне продолжать?
Лили кивнула.
– Я люблю Лили сильнее, чем все вы – Рождество! Сильнее, чем мистер Мэйси – денежки потребителей! Люблю так сильно, что об этом должны кричать витрины всех магазинов! Моя любовь к Лили выше ВНП