[34] большинства промышленно развитых стран. Я люблю…
Лили накрыла мою руку своей.
– Ладно, хватит.
– Теперь мы с тобой на одной волне?
– Думаю, да.
– И хотя поблизости нет омелы, ты разрешишь мне поцеловать тебя прямо тут, в дверях многолюдного универмага?
– Да.
Что мы тут же и сделали. Крайне странная парочка подростков, целующаяся в дверях крупнейшего универмага, награждаемая осуждающими взглядами и проклятиями прохожих, которой совершенно на это плевать.
– Счастливой годовщины, – сказал я, отстранившись.
– Счастливой годовщины, – ответила Лили, прильнув ко мне.
И так, рука в руке, мы вынырнули в ночь.
До Рождества оставалось четыре дня. Пора заполнить их верной историей.
Глава 10. Лили
22 декабря, понедельник
Рождество может идти на все четыре стороны, поскольку я уже получила желаемое: Дэша.
Я чувствую на лице легкое касание утренних солнечных лучей, но не открываю глаз. Мне хочется насладиться ощущением его вздымающейся и опадающей при дыхании груди, теплом его прижатого ко мне тела.
Вчерашний день, пожалуй, был самым лучшим днем в моей жизни (не считая всех премьер «Звездных войн»). Мы с Дэшем признались друг другу в любви. Он проводил меня вечером домой, и мы устроились в обнимку у камина, любуясь нашим крошкой-красавцем Оскаром. Я сказала, как сильно люблю его.
– Я люблю тебя за твои заумные книги, депрессивную музыку и ужасные печенья. Люблю тебя за доброту. За любовь к Рождеству вопреки себе. Ради меня. – Я так долго держала чувства в себе, что теперь мне необходимо было их излить. – Когда ты понял, что любишь меня?
– Не одномоментно. Не делай такое разочарованное лицо. Я постепенно это осознавал. То, насколько ярче и лучше стала моя жизнь с твоим появлением в ней. София говорит, я сильно изменился, узнав тебя. Стал гораздо счастливее и веселее.
Я больше не ревновала Дэша к Софии, но никогда не перестану завидовать ее евроэлегантности и ее не американскому, рациональному отношению к сладостям.
– Ты сказал Бумеру и Софии, что любишь меня, прежде чем сказал это мне?
– Мне не нужно было этого говорить. Все остальные, похоже, поняли это раньше меня.
– У нас годовщина! Люблю нас за это! Люблю тебя за то, что ты признался мне в любви в нашу годовщину!
– Ты забыла о ней, да?
– Забыла, – призналась я. Мой декабрьский разум был традиционно настолько поглощен Рождеством, что мне даже в голову не пришло включить начало собственного любовного романа в важнейшие праздничные даты. – Как по-твоему, какую парочку мы больше всего напоминаем из романов Николаса Спаркса? Скажем: «Дневник памяти»!
Мечтательный взгляд Дэша заледенел.
– Никогда так не шути.
Я и не шутила.
– Я разрушаю момент болтовней о нем? – спросила я.
– Да. Давай будем говорить о нем молча.
Что мы и сделали посредством бесчисленного множества поцелуев. А потом уснули на полу гостиной – совершенно одетые и совершенно без сил. И теперь я смаковала наше пробуждение рядом друг с другом. На руку капнула слюна, и я приоткрыла глаза. Блин блинский! Я тут с Борисом обнимаюсь, а не с Дэшем. Мое разочарование смехотворно. Мне дважды повезло. Я получила желаемое, как в этом году, так и в прошлом. Дэша и пса. Моя записная книжка преисполнена.
Дэш лежал под другим боком Бориса, еще полусонный. Он тоже получил на Рождество желаемое. Его мама уехала в свой ежегодный отпуск и даже не настаивала на том, чтобы он пожил в квартире отца, поэтому ему не пришлось обманывать маму, что он живет у отца, а отца – что он живет у мамы. Больше всего на свете Дэш желал иметь в своем полном распоряжении собственный дом. Чем позже и насладится в полной мере. Пока же он целиком и полностью мой.
Сердце все еще переполняла безумная радость. Я люблю! И любима в ответ! Мне испекли печенья! И меня от них не стошнило!
О да, я знаю, что мне придется серьезно побороться за внимание Дэша. Его жадный взгляд уже обшаривал книжный шкаф рядом с Оскаром.
– Почему ты так обожаешь книги? – сказала я вместо «доброе утро». Не враждебно, ревнуя к твердым разноцветным корешкам, страницы которых хранят столько всего удивительного. А с искренним любопытством.
– Меня с детства мама водила в библиотеку как минимум раз в неделю. Библиотекари были для меня сродни Мэри Поппинс. Они всегда знали, какую книгу дать мне под настроение или происходящее в моей жизни. Я находил в книгах покой.
– И спасение?
– И спасение. Но я не сбегал в книжный мир, а просто в него уходил. В книгах столько дорог открыто. Ты можешь пройти по любой из них. Книги – это путешествия. Знания. Возможности. Волшебство.
Я ушам своим не верила. Мой любимый Бука кощунствует! Я приподнялась, чтобы взглянуть в его чудесное лицо. (И торчащую рядом чудесную морду Бориса. Я такая счастливица!)
– Ты веришь в волшебство? – спросила я. Глядя на них. На своих любимых парня и пса. Они – мое волшебство.
– Да, – ответил Дэш и мрачно добавил: – Но, пожалуйста, никому об этом не говори.
– Я все слышал! – заявил Лэнгстон, проходя через гостиную к кухне. И пропел: – Дэш верит в чудеса. Должно быть, это любовь!
За братом в гостиную вошел Бенни. Увидев нас с Дэшем на полу, он шутливо потерся о бедро Лэнгстона.
– Ночевки с бойфрендом? – кинул он мне. – Повезло, что Mami и Papi до сих пор в Коннектикуте! – Бенни посмотрел на Дэша, затем на Лэнгстона. – Сейчас побьем Дэша или потом?
– Мы теперь с ним дружны, – вздохнул Лэнгстон.
– Ñoña es! – крикнул Бенни, что, наверное, по-пуэрторикански означает «Ни хрена себе!».
– Должно быть, это любовь, – насмешливо повторил брат.
– Diantre![35] Еще рано вручать подарки?
– Да все равно, – пожал плечами Лэнгстон и повернулся к Дэшу: – Скажи спасибо, что откроешь подарок сейчас, а не позже, перед родителями твоей девушки.
Дэш промолчал.
– Неблагодарный, – буркнул брат.
Бенни подошел к вороху рождественских подарков, вытащил коробку, обернутую в пеструю подарочную бумагу «Стрэнда», и бросил ее Дэшу. Тот развернул подарок. Ясное дело, парни подарили ему книги. Почему же он покраснел? Дэш развернул коробку ко мне: «Собрание сочинений Д. Г. Лоуренса».
– Feliz Navidad![36] – поздравил Бенни.
Почему, интересно, Лоуренс вызвал у моего парня такое смущение? Потом обязательно погуглю, что это за автор.
– Секса и безопасности тебе, дорогой книжный Дэш! – засмеялся Лэнгстон.
– Желает мне человек, переезжающий в Хобокен[37], – отозвался Дэш. – Секса. Безопасности. Хобокена тебе. Хм… по-моему, одно из этих слов лишнее.
– Хобокен? – заорала я. Реакция была инстинктивной, я совсем позабыла о лежавшем рядом Борисе. Услышав мой крик, Борис тут же вскочил и пригвоздил Бенни – самого малознакомого ему человека в этой комнате – к полу.
– Я забыл сказать, где находится наша квартира? – спросил брат.
– Умышленно! – обвинила его я. Знаю, сама виновата. Так расстроилась из-за переезда Лэнгстона, что даже не спросила, куда он переезжает.
– Манхэттен и Бруклин нам не по карману. А Куинс и Бронкс слишком далеки от центра.
– Hola! – влез Бенни. – Mi ayuda?![38]
– К ноге, – скомандовала я Борису, и пес освободил его.
– Завтрак, – сказал Дэш.
– Сооружу что-нибудь, – ответил Лэнгстон. – Не надо благодарности.
– Не в вашей компании. – Дэш взял меня за руку. – У нас утреннее свидание с миссис Бэзил. Она хочет обсудить планы на свою рождественскую вечеринку.
Его лицо светилось воодушевлением. Для парня, ненавидевшего Рождество, он явно начал жизнь с нового листа. С рождественского листа – омелы! Кстати, прекрасная идея для подарка: книги, где фигурирует омела.
Дэш поднял мою руку к своему лицу и поцеловал ладонь.
Он верит в волшебство. Он любит Рождество. Он любит меня!
Меня настолько занимали переполнявшая сердце любовь и скорый завтрак в обществе миссис Бэзил, что было не до переживаний по поводу отъезда брата в захолустный Хобокен. Бог с ним. Езжай уж, братишка. Чего мне волноваться? У меня есть Дэш. Волноваться, наверное, стоит о том, что Дэш строит со мной отношения, чтобы провести побольше времени со своей настоящей любовью – моей восьмидесятилетней двоюродной бабушкой.
– Ты мне нравился больше, когда был угрюмым, – заметил Лэнгстон.
– Тогда я тебе совершенно не нравился, – парировал Дэш.
– Так я про то же!
Признавать это было больно, но пришлось.
– Дедуля замечательно выглядит, – тихо сказала я миссис Бэзил, когда она повела нас из гостиной в столовую. Дедушка шел с Дэшем впереди нас: его шаг снова стал энергичным; в глазах при нашей встрече засветилось былое оживление и озорство.
– Твоя забота тяготила его. Он не хотел быть обузой, поэтому все время чувствовал себя виноватым.
– Он никогда не был обузой! – выпалила я, уже готовая обороняться, но миссис Бэзил шикнула на меня.
– Он не только твой дедушка, но и мой брат. А ты должна наслаждаться юностью и заботиться о себе самой. На следующей неделе я буду выбирать дедушке помощницу-сиделку на дому.
Я чувствовала себя так, будто подвела дедулю.
– Но я сама могу выполнять эту работу.
– Знаю, что можешь, милая. Однако сейчас твоим родным хотелось бы, чтобы ты вернулась к работе под названием «подросток».
– И выгульщица собак.
– Как скажешь.
На столе накрыли шикарный завтрак: яйца, бублики, кофе, сок, фруктовый салат и много любимого йогурта Дэша. Мы расселись и накинулись на еду.
– Положи на бублик лосось, Медвежонок, – посоветовала мне миссис Бэзил. – Мне его утром принесли из «Барни Гринграсс». Лосось у них потрясающий.