Волк прыгал, рычал, кидался, как бешеный пес, а воин уклонялся, парировал, ждал удачного момента для нападения.
Да, бой – вот что ему нужно! Все, что он умеет, – это сражаться. Оружие – продолжение его руки. Годы тренировок, годы службы его создали для того, чтобы уничтожать нечисть.
Вдруг земля ушла из-под ног – пятясь, он не заметил поваленное дерево, запнулся и упал на спину. Перевертыш разогнался и прыгнул, вцепился в предплечье, только кожаные нарукавники помешали зверю разорвать плоть. Он ударил тварь по носу – та взвизгнула, ослабила хватку, – и он с такой силой дернул руку, что вырвал у зверя несколько гнилых зубов. Схватив его за ухо, воин со всей силы ударил нечисть в челюсть – раз, другой, третий.
Бил, пока перевертыш не заскулил как щенок.
Кровь заливала одежду, костяшки горели.
Собравшись, он врезал зверю коленом, но ухо не отпустил, так и прижимал морду к плечу. После очередного удара он услышал треск звериных ребер и резко оттолкнул волка. Схватил меч, вскочил на ноги и, пока тварь не пришла в себя, одним длинным ударом рассек ее тело. Из раны повалил пар.
Он стер кровь с лица и повернулся к ребенку. Девчушка смотрела внимательно, яркие голубые глаза блестели.
– Ты кто? – шепотом спросила она.
Он пожал плечами, подбородком указал сначала на перевертыша, потом на нее, вгляделся – все ли с ней в порядке.
– Отведи меня домой.
Он с сожалением покачал головой – не могу.
– Заплутал? – понимающе спросила девочка. Он кивнул. – Я тоже.
Она могла бы быть его дочерью – те же светлые волосы, пронзительные глаза, нос пуговкой. Могла бы, но ей повезло родиться у тех, кто смог дать ей хорошую жизнь, – было видно, что о ней заботятся. Смотрит бесстрашно, от незнакомца дурного не ждет, а следовало бы. Ее родители наверняка неплохие люди, но как вышло, что девчонка находится в лесу одна?
Пока он размышлял, ее будто зачаровал кто – не двигается, смотрит пустыми глазами. Вдруг встрепенулась, подошла к перевертышу, взяла его за заднюю лапу и потащила прочь.
– Мм… – удивленно промычал воин. – Мм!
Что-то ударило его в грудь, он упал, воздух вновь замерцал, стал плотным, все звуки исчезли, осталась только тишина. Поднявшись, Свят побежал за ребенком, попытался схватить ее за плечо, но рука прошла сквозь одежду и плоть. И до волка дотронуться он тоже не смог.
Как же так? Ведь только что бился с ним! Его меч…
Он сходит с ума. Навь пытается одурачить его, запутать, все это не по-настоящему. Только что́ здесь морок – он или ребенок? Бой или звенящая тишина?
К девочке подошла старуха, завернутая в потрепанный тулуп. Она наклонилась, положила что-то в карман красной шубки, а затем обернулась и будто увидела его сквозь завесу. Ее лицо закрывали платки, только хитрые глаза источали странный свет. Пальцем погрозила, словно могла видеть его, стоящего по ту сторону, покачала головой и заковыляла обратно, в лес.
Воздух зарябил, исчезли следы битвы с перевертышем, исчез ребенок – все казалось прежним, но одновременно стало другим. Навь изменилась – возможно, перебросила его в иное время. Может быть, теперь этой девчонке пятьдесят лет, а может, она еще вовсе не родилась.
Ведьмы были правы в одном: царство мертвых подошло очень близко к миру живых, настолько, что покойники могут коснуться Яви и тех, кто в ней обитает.
Если же схватка с перевертышем случилась в Яви, то дела там плохи. Конечно, каждый год в это время происходит много странных вещей. В дни Коляды даже Святой Полк выходит за стены Ясностана, чтобы охранять близлежащие городки и деревни. Иногда случались по-настоящему удивительные вещи, однажды исчезла целая деревня. Белые плащи по сей день вспоминали об этом с ужасом.
Оставалось надеяться, что в том времени, где живет девчонка, есть охотники, которые помогут ей и ее семье пережить Коляду.
Он понял, что заблудился, остановился и прислушался – ничего. Такое чувство, будто мир замер.
Попытался вспомнить, зачем пришел, но не сумел. Белый плащ, охота… Воспоминания потеряли четкость, он с трудом хватался за их обрывки, но они рассыпались в прах. Плащ, охота… Охота…
Он обнаружил себя стоящим в общей комнате избы. На нем не было рубахи, не было обуви, только штаны. За окном лето, в распахнутую дверь врывался ласковый теплый ветерок. Его распущенные волосы лежали на спине и спускались до самой поясницы.
Он вышел на крыльцо, солнце только встало. Впереди, на лугу, что-то происходило. Сердце тревожно забилось, он сорвался с места и кинулся туда, где в бушующем море высоких колосьев мелькали белые рубашки и сарафаны.
Сам не понял, почему сгреб в охапку двух мальчишек и прижал к груди. Они пахли домом, любовью и молоком. Светловолосые, сероглазые, красивые, словно агнцы.
– Покружи! – выкрикнул один из них. – Покружи, пап!
Он подхватил мальчишку под руки и закружил. Тот расхохотался, запрокинув голову, золотистые волосы растрепал ветер.
– Будет, будет!
На плечо легла рука, он обернулся и встретился взглядом с женщиной – высокой, круглолицей, с добрыми глазами. Волосы у нее цвета зрелой пшеницы, курносый нос, зубы крупные, улыбка широкая. Красивая, очень красивая. На руках она держит девчонку лет шести, та прищурила один глаз, заслонила личико от солнца ладошкой.
– Что с тобой? – Женщина перестала улыбаться. – На тебе лица нет.
Она опустила ребенка на землю, потрепала мальчишек по волосам и тихо спросила:
– Снова сны дурные?
Он неуверенно кивнул. Сны? Значит, не в первый раз его мучают кошмары? Он видел кровь и снег и так много незнакомых лиц…
– Все пройдет. – Она ласково погладила его по плечу. – Выпьем чаю, поговорим, все твои тревоги уйдут.
– А дети? – прохрипел он. Голос такой грубый, будто много дней молчал.
– Что с ними станется? Пусть бегают, крепче спать будут.
Взявшись за руки, они вернулись к дому. Она вошла внутрь, чтобы приготовить чай, а ему захотелось остаться на свежем воздухе. Он присел на ступеньку, обвел взглядом двор, поле, чистое небо и подумал, что никогда еще не чувствовал себя так хорошо.
Только тревога, навеянная снами, никак не уляжется внутри. Он потянулся к поясу, будто рассчитывал что-то найти там, но ничего, конечно же, не обнаружил.
Она протянула кружку и села рядом. Свят против своей воли засмотрелся на вздымающиеся груди под тканью простого сарафана. Кожа у нее была загорелая; когда он провел пальцами по ее раскрасневшейся щеке, она зарделась пуще прежнего.
– Перестань, вдруг дети заметят. – Говорит, но не отталкивает, наоборот, подсела поближе, ее бедро прижимается к его ноге. – Все еще поверить не могу, что ты выбрал меня.
– Троих детей родила, а поверить не можешь? – усмехнулся он, глядя на резвящихся в траве мальчишек.
– Благодарю богов, что подарили нам их. – Женщина медленно кивнула. – Все в тебя, один краше другого.
Он попытался вспомнить, когда близнецы родились, но не смог. Хорош отец, ничего не скажешь.
День прошел в домашних хлопотах – вычистили коровник, отправили коз на выпас, потом пришлось поработать молотом и выковать пару серпов. Жена сказала, что деревенские давно просили, а он все откладывал, так почему бы не сегодня?
Приятная тяжесть молота успокаивала. Бам, бам, бам – металл менялся по его воле. В кузнице ему спокойно, страхи отступают, он сосредоточен на работе, но то и дело улыбается: хорошо жизнь сложилась.
Кузня, трое детей и жена, много скота, большой двор. Он силен и красив, она – умна и хозяйственна. Близнецы похожи друг на друга словно две капли воды, а младшая – настоящее солнышко, голубоглазая, пухлощекая…
Отложив молот, он нахмурился. Потряс головой, вышел на улицу и глубоко вдохнул прохладный воздух, чтобы успокоиться.
Как ее зовут?
Образы зароились перед глазами – псы, оружие, люди, звери…
Он застонал, осел на траву, схватился за голову. Почти ослеп от боли, сжал зубы, чтобы не заорать. Что за чертовщина?!
На дрожащих ногах побежал к дому, промчался мимо детей и бросился в комнату. Распахнул сундук с одеждой, запустил в него руку и вытащил кожаный нарукавник. Зачем он здесь? Чье это?!
– Что ты делаешь? – Жена застыла в дверях. – Куда собрался?
– Поеду в деревню. – Неужели это его одежда?
– Нет! – вдруг сказала женщина. – Зачем? Разве не ты убедил нас уехать подальше?
– Я? – Он не помнит этого разговора, ничего не помнит.
Вдруг понял, что в мыслях называет жену «женщина». Как же так?
– Как зовут тебя? – тихо спросил он.
– Издеваться вздумал? – Она побледнела.
– Имя. – Он поднялся на ноги, сделал шаг к ней, а она – от него. – Имя!
– Ты рассудка лишился?! – прошипела женщина. – Прекрати пугать детей!
Стало стыдно, к лицу прилила кровь. Оттолкнул ее, вышел из дома, как зверь загнанный заметался по двору. Почему он ничего не помнит?!
– Батюшка?
Дочь стояла рядом, крошечная, но глаза серьезные, брови нахмурила. Она протянула ему кулачок, он подставил ладонь и почувствовал прохладу металла. Поднес подарок к лицу и понял, что это монета, да не местная, таких он прежде не встречал.
– Откуда она у тебя? – тихо спросил он.
– Не заплутай, – сказала девочка. – Только не заплутай.
И исчезла. Растворилась в воздухе.
– Эй! – выкрикнул он. – Где ты?!
Из дома вышла жена, а за ней – мальчишки. Один из них на ребенка непохож уже, лишь тень от него осталась. А второй побледнел, осунулся, взгляд стал затравленным, в серых глазах плескался страх.
– Кто вы? – Он попятился, уперся спиной в забор.
– Нам не выжить без тебя. – Женщина протянула к нему бледные руки. – Не уходи.
– Что за наваждение?! – в отчаянии закричал он.
– Останься с нами.
Этот голос походил на шелест. Тень сделала шаг вперед, заслонила собой перепуганного близнеца. У нее не было лица, но он знал, что она смотрит на него.
– Разве не этого ты хотел? Не покой ли искал, брат?
Брат?