– Первое. Меня здесь не было. Официально. Неофициально, скажу вам, что пришла затем, чтобы попросить у вас помощи по исключительно важному вопросу. Вы стали предметом обсуждений, и я надеюсь на ваше благоразумие. Никто не должен знать о нашем разговоре. Это понятно?
– Так точно.
Она открыла папку и вытащила пожелтевший лист бумаги. Протянула его Луцию.
– Узнаете это?
Карта, нарисованная углем. Река, примерная линия дороги, пунктирные линии, обозначающие края комплекса. Не просто комплекса – целого города.
– Где вы это нашли? – спросил Луций.
– Это не имеет значения. Вы знаете, что это?
– Определенно.
– Каким образом?
– Потому что это рисовал я.
Его ответ был ожидаемым, Луций понял это по выражению лица женщины.
– Отвечу на ваш вопрос. Это было в личных бумагах генерала Ворхиса, в штабе. Не слишком много усилий потребовалось, чтобы выяснить, кто еще с ним был. Вы, Крукшенк и молодой рекрут по имени Тифти Лэмонт.
Тифти. Сколько же лет Луций не слышал это имя? Конечно, в Кервилле все знают Тифти Лэмонта. Крукшенк. Луций почувствовал печаль, тоску по своему другу, погибшему, когда был уничтожен Розуэллский Гарнизон, пять лет назад.
– Это место на карте, как думаете, сможете ли вы его снова найти?
– Не знаю. Очень давно это было.
– Вы еще кому-нибудь об этом рассказывали?
– Когда мы вернулись в штаб, нам было совершенно определенно приказано никому об этом не рассказывать.
– Вы помните, кто именно отдал приказ?
Луций покачал головой.
– Я и не знаю. Отряд возглавлял Крукшенк, Ворхис был его заместителем. Тифти был снайпером-разведчиком.
– Почему Тифти?
– По моему опыту, лучшего разведчика, чем Тифти Лэмонт, не сыскать.
Президент снова нахмурилась от одного упоминания этого имени. Великий гангстер Тифти Лэмонт, глава подпольных торговцев, самый разыскиваемый из всех преступников.
– Как думаете, сколько там было людей?
– Сложно сказать. Много. Этот город вдвое больше Кервилла. И, насколько мы смогли увидеть, они были хорошо вооружены.
– У них есть электричество?
– Да, но мне не кажется, что они нефть используют. Скорее гидроэлектростанцию и биодизель для машин. Сельскохозяйственный и промышленный комплексы у них просто огромные. Казармы. Три больших сооружения, одно в центре, с куполом, второе южнее, похожее на бывший футбольный стадион. Третье, с западной стороны от реки, мы так и не поняли, что это. Такое впечатление, что его еще строили. Днем и ночью работали.
– И вы не контактировали с ними.
– Нет.
Президент показала на линию периметра.
– Вот это…
– Укрепления. Забор. Достаточно прочный, но не настолько, чтобы сдержать драков.
– Тогда зачем он, как думаете?
– Не могу сказать. Однако у Крукшенка была теория.
– Какая же?
– Чтобы не выпускать тех, кто внутри.
Президент поглядела на карту, а потом снова на Луция.
– И вы никогда об этом не говорили? Никому?
– Да, мэм. До сегодняшнего дня.
Повисло молчание. У Луция было впечатление, что вопросов больше не будет, что Президент узнала все, за чем пришла. Она убрала карту в папку. И встала со стула.
– Если позволите, Мадам Президент, скажите, зачем вы меня теперь об этом спрашиваете? Когда столько лет прошло.
Президент подошла к двери и постучала дважды. Загрохотали задвижки, и тут она повернулась к Луцию.
– Они сказали, вы усердно молитесь.
Луций кивнул.
– Тогда помолитесь о том, чтобы я оказалась не права.
26
Питер провел в лазарете десять дней. Три сломанных ребра, вывихнутое плечо, ожоги ступней и голеней, ссадины на ладонях, едва не до мяса, синяки и порезы по всему телу, столько, что и не счесть. Он потерял сознание, но, судя по всему, несмотря на все свои усилия, не смог расшибить себе голову. Болело все тело, больно было даже дышать.
– Как я слышал, тебе чертовски повезло, что ты вообще жив остался, – сказал врач, мужчина лет шестидесяти, с носом картошкой, покрытым сплошной сеточкой сосудов, проступивших на нем от многолетнего употребления бухла, с хриплым тягучим голосом. С пациентом он говорил в тоне, каким говорят с безнадежно непослушной собакой. – Лежи смирно, лейтенант. Ты в моих руках, пока я сам тебя не выпишу.
Хеннеман принял его доклад в тот же день, когда отряд вернулся в гарнизон. Питер был несколько не в себе, накачанный обезболивающими, и вопросы майора скользили сквозь его сознание, будто неясные силуэты, он воспринимал разговор так, будто это происходит не с ним, будто в соседней комнате разговаривают люди, едва ему знакомые.
– Мужчина, очень старый мужчина с изображением змеи на шее.
– Да, – подтвердил Питер, с трудом отрывая голову от подушки, чтобы кивнуть, что именно это они и видели.
– Сказал ли он, кто он такой?
– Игнасио, – ответил Питер. – Сказал нам, что его зовут Игнасио.
Очевидно, майор не понимал, что и подумать на этот счет. Как и сам Питер. Казалось, Хеннеман снова и снова задает одни и те же вопросы, лишь немного варьируя их. В какой-то момент Питер вырубился. Когда он открыл глаза, то уже был один. Как выяснилось потом, миновали сутки.
Он не видел никого, кроме врача, вплоть до четвертого дня, когда у его кровати появилась Алиша. К этому времени Питер уже мог сесть, левая рука висела на перевязи, чтобы ключица нормально срослась. В тот день его впервые отвели в сортир, знаменательный этап, хотя он и состоял из нескольких неуверенных шагов, которые совершенно лишили его сил. А теперь еще и поесть самому проблема, руки забинтованы, будто в рукавицах.
– Блин, хреново выглядишь, лейтенант.
Свет в палатке был неярким, достаточно, чтобы она смогла снять очки. Питер давно привык к оранжевому оттенку ее глаз, а вот остальным она их редко показывала. Сев на стул рядом с кроватью, она указала на чашку с кукурузной кашей, которую Питер с изрядным трудом пытался запихнуть себе в рот ложкой.
– Не помочь тебе с этим?
– Даже и не думай.
Она ослепительно улыбнулась.
– Что ж, здорово, что в тебе еще гордость осталась. Хеннеман тебя хорошо поджарил?
– Едва помню. Не думаю, что ему понравились мои ответы.
Ложка выскользнула из его пальцев, и комок клейкой жижи размазался по его больничной рубашке.
– Черт.
– Давай помогу.
Он изо всех сил пытался подтолкнуть ложку большим пальцем к краю чашки, чтобы втиснуть ее в щель на ладони.
– Говорю тебе, я справлюсь.
– Да ну? Хватит уже.
Питер уронил ложку на поднос. Алиша зачерпнула каши из чашки и прицелилась, чтобы сунуть ее ему в рот.
– За маму.
– Знаешь, ты мне никогда не казалась исполненной материнского инстинкта.
– В твоем случае я сделаю исключение. Давай ешь.
Ложка за ложкой, и чашка опустела. Закончив кормить его, Алиша взяла салфетку и вытерла ему подбородок.
– Это я сам мог бы сделать, знаешь ли.
– Не-а. В комплекте поставки.
Она откинула голову.
– Вот, прям как новенький.
Отложила салфетку.
– Сегодня утром Сатча отпевали. Очень правильно было. Хеннеман и Апгар речь произнесли, оба.
Хотя сразу было ясно, что Сатч скорее всего погиб при взрыве, Хеннеман повел отряд обратно в горы, на поиски. Символический поступок, но это надо было сделать. В любом случае они ничего не нашли. Никто никогда не узнает, что же случилось там, внизу.
– Я так и думал.
– Сатч был хорошим парнем. Все его любили.
– Мы всегда так говорим.
Алиша пожала плечами.
– От этого оно не перестает быть правдой.
Питер понимал, что они думают об одном и том же. Это был их план, а теперь Сатч мертв.
– Ладно, тебя покормила, идти надо. Апгар посылает меня на юг, на разведку одного из этих нефтяных полей.
– Лиш, откуда ты узнала, что там что-то есть?
Вопрос, похоже, застал ее врасплох.
– Я даже не знаю, что и ответить, Питер. Это было просто… ощущение.
– Ощущение.
Она поглядела мимо него.
– Не знаю, как это выразить словами.
– Я думал, так только Эми может.
Алиша пожала плечами, давая понять, что не хочет продолжать этот разговор. Не настаивай.
– Думаю, я перед тобой в долгу, что ты там ради меня рисковал. Всегда хорошо не одной оказаться в каталажке.
– К этому все и идет? – мрачно сказал он.
– Апгар сделает то, что сделает. Я мысли не читаю.
– Думаешь, он нам поверил?
– А с чего бы ему нам не верить?
– Признайся, что все это было высосано из пальца.
Алиша ничего не ответила, снова отводя взгляд. А потом посмотрела на него с вопросительным выражением лица.
– Питер, помнишь тот фильм, «Дракула»?
Воспоминания пятилетней давности. Питер смотрел его в гарнизоне Колорадо, вместе с солдатами Ворхиса, в ту самую ночь, когда Алиша вернулась с задания, найдя гнездо Зараженных на старом медном руднике. В ту ночь, когда рядовой Манси, заразившийся, отправился в дальний путь от руки Алиши, и Питер осознал, раз и навсегда, что она – солдат Экспедиционного Отряда до мозга костей. Но в ту ночь он еще не понимал, что настанет время, когда он последует за ней, хотя и чувствовал это.
– Не знал, что ты его видела.
– Видела? Черт, я его изучала. Будто руководство пользователя по Зараженным. Если не смотреть на всякую чушь типа капюшонов, замков и прочую дребедень. А вот остальное четко подходит. Человеческое существо, чья жизнь «продлилась неестественно долго». Кол в сердце, чтобы убить. То, как он спал, только на своей родной земле. Вся эта штука с зеркалами…
– Как сковородки в Лас-Вегасе, – перебил ее Питер. – Я тоже подумал.
– Так, будто собственное отражение их, не знаю, пугает, что ли. И так со всем этим фильмом.
– Лиш, к чему ты клонишь?
Она задумалась.
– Меня все время глодало нечто, будто кусок головоломки, который я не могу на место вставить. У Дракулы был помощник, что-то вроде. Тот, который выглядел человеком.