Они подъехали к заводу и вылезли из машины. В воздухе висел дрожжевой запах. Следом подъехали еще четыре грузовика с рабочими. Сару и Джеки отправили на мельницы, как и большинство женщин. Почему так поступали, Сара никак не могла понять, эта работа ничем не легче и не тяжелее остальных, но так здесь было принято. Кукурузное зерно размалывали, а затем засыпали в чаны с водой, в которую были добавлены энзимы и ферменты из грибов. В результате брожения получалось топливо. Запах был настолько силен, что он, казалось, навечно въелся в кожу Сары. Однако, надо признать, что есть работа и куда худшая. Ухаживать за свиньями, или работать на фабрике по переработке отходов, или на хранилище отходов. Они выстроились в ряд перед бригадиром, повязали на лица платки, а потом пошли по подземным переходам на рабочие места. Зерно хранили в больших баках с трубами внизу. В мельницу загружали по одному бушелю зерна за раз, и вращающиеся ножи перемалывали его в грубую кашу. Из зерен выходила влага, и каша превращалась в клейкую пасту. Паста постоянно налипала на внутреннюю поверхность мельницы, и оператор должен был периодически соскребать ее. Это требовало большой ловкости и быстроты, поскольку ножи не переставали вращаться. Дополнительную проблему создавал холод, от которого даже самые простые движения становились неловкими и неточными.
Сара принялась за работу. Грядущий день должен был пройти в состоянии, похожем на транс. За месяцы, а потом и за годы она научилась использовать гипнотический ритм вращения для того, чтобы очистить свое сознание от мыслей. Главной целью было не думать. Свести свое состояние к чисто биологическому и реагировать лишь на непосредственные раздражители – рокот ножей мельницы, вонь от бродящего зерна, холодное онемение в желудке, который давно уже всосал скудную порцию водянистой каши, служившей завтраком. На эти двенадцать часов она становилась жителем плоскоземья номер 94801, ни больше ни меньше. Настоящая Сара, та, которая была способна думать, чувствовать и помнить – Сара Фишер, Главная Медсестра, гражданин Колонии, дочь Джо и Кейт Фишер, сестра Майкла и возлюбленная Холлиса, друг многим и мать одному – была спрятана, скрыта в свернутом клочке бумаги, укрытом в ее кармане, будто талисман.
Она, как могла, старалась приглядывать за Джеки. Женщина ее тревожила. Кашель у нее скверный. В плоскоземье ни у кого не было настоящих друзей по крайней мере в том смысле, в каком Сара понимала дружбу. Были знакомые лица, были люди, которым ты доверяешь больше, чем остальным, не более того. Не рассказываешь о себе, поскольку уже практически стал никем, не говоришь о своих надеждах, поскольку их у тебя нет. Однако в случае с Джеки Сара позволила себе ослабить защиту. Они заключили договор, некое невысказанное обещание приглядывать друг за другом.
Днем им позволили отдохнуть, пятнадцать минут, еле-еле, чтобы добежать до туалета – деревянной платформы с дырками над ямой, да чтобы заглотить еще одну миску каши. Садиться было некуда, есть приходилось стоя или сидя на полу, и хватать кашу пальцами вместо ложки, а потом снова становиться в очередь, чтобы попить воды из половника, одного на всех. И все это время за ними присматривали посы, стоя в стороне и покручивая в руках дубинки. Официально их называли Офицеры по Человеческим Ресурсам, но никто в плоскоземье их так не звал. Пос – сокращенное от «пособник». Почти все – мужчины, но были среди них и женщины, чаще всего – самые жестокие из всех. Одна из них, которую прозвали Свистелка за глубокую щель в нижней губе, врожденное уродство, из-за которого ее голос был свистящим, похоже, находила особое удовольствие в том, чтобы изобретать все новые и утонченные способы унижения. Чаще всего она выделяла для себя одного человека, обычно женщину, будто проводя эксперимент. Если Свистелка на тебя глаз положила, будь готова, что тебя выдернут из уборной, чтобы обыскать, в тот самый момент, когда твоя очередь подошла, или что тебе дадут какое-нибудь невыполнимое и абсолютно бесполезное задание, или переведут в другую бригаду в тот самый момент, когда твоя смена уже закончилась. Оставалось лишь принять это, стиснув зубы и терпя боль в мочевом пузыре, пустой желудок, боль в руках и ногах и понимая, что скоро Свистелка переключится на кого-то еще, что еще хуже. Казалось, что это и есть конечная цель эксперимента, чтобы ты захотела, чтобы страдал кто-то другой, чтобы ты стала частью этой системы, шестеренкой в беспрестанно работающем механизме мучений.
Во время перерыва она поискала взглядом Джеки, но той нигде не было. Сара быстро обошла все мельницы в поисках подруги. В любой момент может прозвучать свисток бригадира, и они снова отправятся работать. Сара уже почти сдалась, когда вдруг, свернув за угол, увидела Джеки, сидящую на полу. У нее было мокрое от пота лицо, она держала у рта скомканный платок.
– Прости, – с трудом сказала Джеки. – Просто никак кашлять не перестану.
Служащая платком тряпка была покрыта пятнами крови. Сара поняла, что происходит, она видела такое не раз. Воздействие пыли на легкие долгие годы. Только что человек был в порядке, и вдруг он начинает захлебываться кровью.
– Надо тебя отсюда вытащить.
Она подняла женщину на ноги, и тут послышался свисток. Обхватив Джеки одной рукой за талию, Сара потащила ее к выходу. Надо выбраться отсюда, пока никто не заметил. Что будет потом, Сара понятия не имела. Сейчас на охране Вэйл. Не лучший вариант, но и не худший. Сара не раз замечала, как он смотрит на нее, будто у него на уме нечто, нечто личное, однако он ни разу не переходил от мыслей к действиям. Возможно, сейчас подходящее время. От этой мысли у Сары к горлу тошнота подкатила, но она знала, что она способна на это. Она сделает то, что должна сделать.
Они уже почти дошли до выхода, как вдруг кто-то преградил им путь.
– Ну и куда это вы собрались?
Не Вэйл. Сод. Он нависал над ними в дверном проеме, тень на фоне дневного света. Внутри Сары все опустилось.
– Ей нужно немного подышать. Пыль…
– Это правда, женщина? Пыль тебя беспокоит?
Он ткнул Джеки в грудь рукояткой дубины, и у той начался сдавленный кашель.
– Вперед за работу.
– Все нормально, Сара, – прохрипела Джеки, высвобождаясь из рук Сары. – Со мной все будет нормально.
– Джеки…
– Я серьезно.
Она пристально поглядела на Сару. «Нет», было написано в ее взгляде.
– Она просто хлопотушка. Думает, лучше меня знает, что лучше.
Глаза Сода оглядели тело Сары.
– Ага, слышал я о тебе такое. Думаешь, ты типа доктор, а?
– Я этого не говорила.
– Еще бы.
Положив свободную руку на пах, Сод покачал бедрами вперед-назад.
– Эй, доктор, у меня вот тут болит. Не посмотрите ли?
Время будто остановилось. Сара вспомнила Юстаса, вспомнила грузовик. Кровь на его лице, изломанные руки и выбитые зубы. Порванные губы в победной улыбке. Здесь, перед Содом, ей хотелось смочь сказать те же слова, проклясть его, дать ему повод наброситься на нее. Это так просто, первая искра. Она мысленно увидела продолжение. Всего два слова, злоба, вспыхивающая в глазах Сода, удар дубинкой. Она живет на этих условиях, тысячу раз на день подвергаясь унижениям. Они забрали у нее все. Принять худшее – нет, устремиться к нему – единственный способ воспротивиться.
– Сара, прошу, – сказала Джеки, умоляюще глядя на нее. Только не это. Только не из-за меня.
Сара сглотнула. Все смотрели на нее.
– О’кей, – сказала она.
Отвернулась и пошла прочь. Повисла странная тишина. Она слышала лишь биение своего сердца.
– Не беспокойся, Фишер, – сказал ей вслед Сод, злорадно смеясь. – Я знаю, где тебя найти. Все будет хорошо, как в прошлый раз, обещаю.
Много позже, когда Сара лежала на своей койке, она позволила себе полностью осознать случившееся. Внутри ее что-то изменилось. Она была на грани, будто стояла над обрывом, готовая прыгнуть. Пять долгих лет. Будто тысяча. Прошлое внутри ее исчезало, его смывало потоком времени, жестоким холодом в ее сердце, одинаковостью проходящих дней. Она слишком надолго ушла внутрь себя. Наступала зима. И зимний свет.
Каким-то образом ей удалось помочь Джеки пережить этот день. И теперь старая женщина спала над ней, а ремни ее койки ерзали от того, что она вертелась. Смерть Джеки, когда она наступит, будет скверной, это будут долгие часы агонии, будто тебя душат изнутри, пока ты не замрешь окончательно. Постигнет ли Сару та же судьба? Слепо ковылять сквозь годы, существо без цели и предназначения, пустая оболочка?
Сара не убрала конверт в потайное место под матрасом. Внезапно остро ощутив одиночество, она достала его, из-под кучи тряпок, служившей ей подушкой. Его дала ей помощница акушерки в родильном отделении – та же самая женщина, что сказала ей, что ребенок, родившийся преждевременно, в потоках крови, не выжил. Это была девочка, сказала ей женщина. Прости. А потом она сунула в руку Саре конверт и ушла. В пелене горя и боли Сара мучительно хотела держать в руках свою дочь, но этого не случилось. Ребенка унесли. Ту женщину она больше не видела.
Сейчас она снова осторожно развернула кончиками пальцев сложенный лист хрупкой бумаги, внутри которой лежал локон волос – волос младенца. Барак был погружен во мрак, но даже сейчас она ярко видела этот светло-золотистый локон. Поднесла его к лицу и глубоко вдохнула, стараясь навсегда запомнить запах. У Сары больше не будет никого. Кейт была единственной. Так она назвала ее, Кейт. Как ей хотелось рассказать Холлису. Хотелось сохранить это для него, выбрать идеальный момент, чтобы предстать перед ним вдвоем. Какой же глупой она была. Хорошо, что ты далеко, мой милый, подумала она. Где бы ты сейчас ни был, надеюсь, что это место, где властвуют свет, небо и любовь. Как я хочу лишь раз обнять тебя, сказать тебе, как сильно я люблю тебя.
36
Все это дело с Серджо. Оно просто слишком затянулось.
Не то чтобы раньше восстаний не было. В году 31-м, так ведь? А потом опять, в 68-м? Не говоря уже о сотнях мелких вспышек неповиновения за все эти годы. Разве не так, что проблема всегда заключалась в конкретном человеке, одиноком бунтаре, который просто не смог понять