ыми домиками и ведущей к довольно просторной площади. Дальше город становился все плотнее забитым, все более насыщенным зданиями, пешеходами, шумом, деятельностью, машинами и, самое главное, запахами. Кэй попеременно шибало в нос едким и приторным: едким – от автобусных выхлопов, приторным – от уличных разносчиков. На одном углу гнил на жаре наваленный кучей мусор, на следующем – женщина в облаке духо́в ловила такси. Сейчас, должно быть, утро, решила Кэй, утро в этом новом, бурлящем месте, и ей очень нравилось тут. Весь этот шум и говор, спешка и суета, веселая уличная энергия – все это вовлекло ее в свой ритм, и возникло пружинистое чувство, что, идя через пробуждающийся город, она движется с ним в лад. Вот, подумала она, что такое жизнь: вот это, а не гора с ее боязливой тишиной, с ее полумраком, с безгласностью перетекающих с места на место духов, с безмолвной пустотой залов.
Но ее провожатым, она заметила, здесь нравилось куда меньше: духи двигались как-то скованно, несвободно, они постоянно крутили головами, смотрели то туда, то сюда, вглядывались в толпу, следили за движением и, может быть, высматривали угрозу. Кэй, однако, никакой угрозы не ощущала. Никогда еще она не чувствовала себя такой живой, никогда ее так не радовала свобода, ходьба, возможность быть среди людей, погрузиться в шум и суету. Она увидела на ходу свое отражение, мелькнувшее в витрине, и наполовину безотчетно, выпрямив спину, пошла фланирующей походкой. Во всяком месте – шагай с ним вместе. Она едва не захихикала – и столкнулась с женщиной, которая торопливо шла навстречу с двумя маленькими дочками, ведя каждую за руку.
– Ох, простите, – сказала Кэй, краснея и оттягивая назад капюшон халата.
Вилли, повернувшись, нахмурился, но женщина, испуганно вздрогнув, всего лишь посмотрела на Кэй непонимающе и пробормотала что-то невнятное. И тут одна из девочек – темные кудряшки – расплакалась. Кэй посмотрела на нее, и она заплакала сильнее. Кэй перевела взгляд на мать, потом снова на девочку. Элл. Мама. А я чем тут занимаюсь?
Вилли зашел ей за спину и повел ее дальше – мягко, но непреклонно. Теперь она шла между двумя долговязыми фигурами – одна впереди, другая сзади, – которые прикрывали ее от потока уличных лиц, где порой читалось любопытство. Кэй, впрочем, перестала замечать лица. Она смотрела по сторонам, пытаясь понять, где они и что они делают; в голове лихорадочно крутились мысли. Девять дней. Девять дней, чтобы тебя найти. А потом, неожиданно, Вилли взял ее за руку, потянул, продолжая единое плавное движение, влево, в темный низкий проем, элегантно поднырнул под арку и повел Кэй вниз по сумрачной каменной лестнице. Ступеньки были скользкие от капающей воды, и несколько раз, пока они спускались все глубже, глубже и глубже, Кэй спотыкалась.
Внизу, в почти полной темноте, она остановилась перед выщербленной и почерневшей каменной плитой, где крупными буквами были выбиты слова. Их можно было прочесть, несмотря на мглу:
АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ КОМПАНИЯ
ПО ВОДОСНАБЖЕНИЮ
Кэй повернулась к Вилли – его фигура темнела сзади на фоне тусклого света с лестницы.
– Александрия, – сказала она. – Это…
– В Египте, – ответил он. – Мы долго летели – целую ночь.
Все, что было в теле у Кэй, все, что имелось в сердце и на языке, все, что она могла почувствовать или подумать, свинцовым ядром опустилось ей в ступни; она словно вросла в пол – стала тисом, кипарисом или другим каким-нибудь деревом, громадным, мрачным и безмолвным.
Вилли легко присел на скользкую ступеньку, и Кэй теперь видела его лицо, мягкое и немного страдальческое. А Флип двинулся вперед; ей слышно было, как он чем-то лязгает – то ли стучится в железную дверь, то ли трясет ее. Все воодушевление, какое она ощутила на улице, теперь створожилось в ее животе, и у нее кружилась голова, как будто она медленно сползала в бездонную яму.
– Только один способ есть, Кэй, каким мы можем вернуть твою сестру и папу. Дух, способный нам помочь, находится здесь. Он покинул гору очень давно – последний из фантазеров, не поддавшийся Гадду. Он ненавидел Гадда. И до сих пор ненавидит. А Гадд до сих пор его боится. Здесь, в Александрии, он прячется. – Вилли помолчал и посмотрел на свои руки, лежавшие ладонями вниз. – Гадд хочет его разъять. Его рыскуны постоянно ищут Фантастеса.
Подле него по массивным прямоугольным камням стены стекала вода, среди скоплений мха и слизи бежали струйки. Кэй смотрела, как набухают капельки, потом приходят в движение и пропадают – словно претерпевают разъятие; потом снова набухают по пути вниз по грубому темному камню. На верху стены камни были сырые, равномерно мокрые везде; в нижней ее части маленькие ручейки питали речку, журчавшую в желобе. Кэй снова и снова переводила взгляд на стену: пыталась найти место, где сырость превращается в ручеек. Оно существовало, это место, его не могло не быть, но увидеть не получалось.
– Фантастес – как тебе объяснить… – Вилли приумолк и серьезно посмотрел на Кэй. – Когда у кого-нибудь появляется идея – по-настоящему новая идея, – она должна как-то возникнуть. Творится то, чего раньше не было. Из ничего – нечто. Чем больше об этом думаешь, тем невозможнее это выглядит. Разъятие – то, что проделал Гадд с твоим папой, – абсолютно. Твоего папы больше нет. Как будто и не было никогда. Где было нечто – теперь ничто. Где был некто – теперь никого.
У Кэй стало туго в груди от рвущегося наружу крика. Вилли ласково положил руку ей на плечо, и вместе они сдержали крик.
– Да, оно абсолютно. Но то, что может делать Фантастес – интеграция, – тоже абсолютно. Если кто-нибудь способен найти твоего папу, если кто-нибудь может помочь нам его вернуть, это Фантастес. Он наша единственная надежда. Потому-то Гадд его и боится.
– А Элл? – спросила Кэй, сжав в кулаки висящие по бокам руки.
– Не знаю. Но здесь мы можем найти помощь, Кэй. Точно тебе говорю.
– В… канализации?
Вилли улыбнулся. Глазами.
– Фантастес потому до сих пор жив, что никто не знает, как его найти; потому что единственный способ до него добраться – это потеряться в здешнем лабиринте темных старых полузатопленных туннелей. Но если спускаешься сюда и теряешься правильным образом, он обычно сам тебя находит.
– Обычно? – спросила Кэй.
Флип прибежал из-за угла.
– Пять минут, – сказал он, еле переводя дух. – Нам надо очень, очень спешить.
У Кэй ни секунды не было даже на то, чтобы принять растерянный вид.
– Вперед. – Вилли схватил ее за руку и бросился за Флипом, который уже исчез за тем же углом.
Они мчались со всех ног по проходам с низкими потолками, миновали несколько дверей, которые Флип – поняла Кэй, пробегая, – вероятно, только что открыл. Каждую из этих дверей с увесистыми замками Флип нетерпеливо, с лязгом за ними захлопывал, и они бежали дальше. В проходах было жарко, повсюду капала вода, и Кэй на бегу стало чудиться, будто она несется по темной теплице и в любую секунду может влететь в клумбу орхидей или в листву какого-нибудь хищного болотного растения. Кое-где сверху падали полосы света, и тогда она видела мох, облепивший древнюю кладку, и каменные арки не выше ее роста. И постоянно под ногами вода – где-то несколько дюймов глубины, где-то разрозненные струйки и лужицы.
– В любой момент сейчас, Вилли, – пробормотал запыхавшийся Флип, подныривая под очередную арку. – Еще две двери! – крикнул он им через плечо.
Они миновали их в считанные секунды, и, когда они стояли за второй дверью, в туннеле, где тьма была гуще и потолок ниже, чем во всех прежних, Кэй услышала шум потока.
– Это слив, – сказал Вилли, когда они резко повернули и побежали по туннелю. – Несколько раз в день городскую канализацию прочищают потоком речной воды.
Туннель внезапно кончился, дальше простиралось огромное подземное озеро, и Кэй, вся устремленная вперед, едва в него не плюхнулась. С трудом затормозив, она отступила от края каменного берега. От озера, темневшего впереди, не очень приятно попахивало.
– Много столетий – еще с римских времен – Александрию снабжают питьевой водой каналы, проведенные от дельты Нила, и водой из этих же каналов промывают канализацию. Все сливается в это озеро, – объяснил Вилли.
Флип сидел в маленькой лодке ближе к концу длинного причала, которую Кэй вначале не заметила. Два весла были вставлены в уключины, он чуть приподнял лопасти над дурно пахнущей водой.
– Залезай! – скомандовал Вилли.
Пригнувшись, они оба забрались в лодку; весла опустились в воду, и Флип, сидевший лицом к Кэй, молча заработал ими, силой и размеренностью движений напоминая могучий поршень. Кэй повернулась к Вилли, полная безмолвных вопросов: что происходит, и почему, и где мы? – но он не обращал на нее внимания. Он не отрываясь смотрел в сторону причала; и, проследив за его взглядом, она поняла, почему.
Сквозь решетки вокруг последней двери вдруг хлынул поток метровой высоты: пенящаяся зеленая вода бурно потекла по проходу и в озеро позади лодки. У Кэй перехватило дух от мысли, что, опоздай они на какие-нибудь секунды, эта волна, эта оглушительная сила захлестнула бы их. Он бурлил и бурлил – этот водопад цвета и движения. Через решетки и через другие двери вдоль стены подземелья лилось и лилось, и от этого в озере поднялась зыбь, качая лодку, которая с каждым гребком Флипа уходила все дальше в полумрак.
Вилли поднес палец к губам. «Ни слова», – прочитала по его губам Кэй.
Пока они ритмически продвигались по черному заиленному озеру, у Кэй было время оглядеться. Сумрачно нависавший над ними каменный свод тут и там проскваживали пятнышки слабого света: где-то, видимо, выпал камень, где-то с улицы спущена сточная труба, думала Кэй, крутя задранной головой. Местами с потолка падали капли, они звонко и беспорядочно шлепались в озеро то ближе, то дальше от движущейся лодки.
В сером свете замаячил противоположный берег. Он был очень похож на тот, откуда они отплыли. Длинный причал возвышался над водой метра на два. Лестницы не было, Кэй не могла вылезти сама и была благодарна быстро подсадившему ее Вилли. Духи взметнулись на берег в один миг, да так легко, что лодчонка даже не качнулась.