Ребята, как могли, старались развеселить девушек. Особенно успевала в этом Лена, у которой был просто дар передразнивать людей, да так похоже, что Надя и Варя, как бы ни было тяжело у них на душе, невольно смеялись до слез.
— Лена, — просили они, — покажи, как ходит Тимашук.
Ну, кажется, чем похожи маленькая легонькая Лена и старый толстый Тимашук?
И все-таки стоило Лене выйти на середину пещеры, стать, ссутулиться, взглянуть исподлобья, и все тотчас же видели — это стоит Тимашук и смотрит на них своим мутным взглядом.
Хорошо было в пещере!
И все-таки жизнь — та тяжелая, злая жизнь, которая шла в селе, — все время напоминала о себе. Долго спорили ребята, говорить ли Варе Топчий о том, что гитлеровцы взяли заложником ее отца.
— Как же про отца дочери родной не сказать? — говорила Нина Погребняк. — Она нам этого не простит!
— А ведь Степан Топчий, когда его уводили, приказал, чтобы Варя ни за что не выходила, — сказал Вася.
— Она и не выйдет!
— Как же! — возразила Лена. — Как узнает, что из-за нее отца посадили, так сейчас же выйдет.
— А ты вышла бы? — спросила Нина.
— Конечно. А ты бы не вышла?
— А вот он велел ей сидеть и прятаться!
…Однажды вечером к Наде прибежал Гриша Тимашук — он по-прежнему предпочитал разговаривать с Надей, остальных ребят не то боялся, не то стеснялся.
— Передай своим, — начал он, — жив старик Топчий. Батька говорит, немцы ничего пока заложникам не делают.
— И что ты ко мне цепляешься? — спокойно ответила Надя. — Да разве ж мне Топчие родичи или сваты? Только я так скажу: напрасно старика держат! Не станет Варя в селе хорониться. Дура она, что ли?
Неужели, думали после ребята, Гриша все-таки знает об их делах и о том, что они прячут девушек? Знает и молчит? Это никак не укладывалось в голове у ребят. Плохой он, Гриша, или человек как человек?
Мальчишки, особенно Борис, начали дразнить Надю: «Вон твой ухажер топает».
Но Надю не так-то легко было вывести из себя.
— Этот ухажер, между прочим, спас нас от беды, — ответила она однажды Борису, холодно взглянув на него своими зелеными глазами.
Домна Федоровна, с которой ребята по-прежнему всем делились, советовала ни в коем случае не говорить Варе Топчий об отце. И Прасковья Яковлевна Никулина сказала Лене:
— Мы-то с Топчием, считайте, отжили свое! А вам жить да жить. Поверьте моему слову: век он вам не простит, если что стрясется с Варей.
Почти все каровцы уже открыли матерям свою тайну. Лена — первая. Прасковья Яковлевна выслушала дочку без удивления, точно ждала этого. В их чистой, просторной хате часто останавливались гитлеровские офицеры. И может, Никулиным особенно не везло, только не было среди этих офицеров… людей. Не забыла Прасковья Яковлевна и восемнадцатый год, когда немцы оккупировали Украину… Нет! Не могла Прасковья Яковлевна сказать Лене: «Пусть пишут листовки другие, а ты не смей».
Оля Цыганкова долго не решалась довериться матери, а та не могла понять, куда и зачем так надолго дочка уходит из дому.
— Мне уж соседи глаза колют — мол, нашла твоя дочь время для гулянок! — гневно стыдила она Олю. — Чтоб ни шагу больше из хаты! Не пущу!
В конце концов Оля объяснила матери, что уходит не на гулянье. Мать долго плакала, крепко прижав девочку к груди, но ничего ей не ответила. Своим молчанием она словно говорила: «Мне страшно за тебя, но я не могу, не смею тебя удерживать! Ты поступаешь, как надо».
О том, что это она наклеила на спину полицая листовку, Лена матери не сказала. И что она наказана товарищами — тоже. Но легко ли обмануть мать? Прасковья Яковлевна уже заметила, что Лена не в себе.
А она и вправду томилась, грустила. Вася, знавший ее лучше остальных, понимал, что с ней происходит, но молчал. Не хотел Вася навязывать ребятам свою волю, — они наказали Лену, они пусть и решают: настало ли время снять наказание?
Как-то Оля Цыганкова сказала:
— У нас бумага кончается. Кого бы нам послать в Артемовск?
— Может, Лену? — как ни в чем не бывало спросила Надя.
Лена ничего не сказала, только навострила уши. Она ждала, что скажут мальчики и, главное, что скажет Борис.
— А что же? — ответил Володя Моруженко. — Она у нас храбрая.
— Давайте пошлем Лену, — согласился Борис.
Тут Лена осмелела.
— Ведь это же очень хорошо, что я маленькая! Только лучше! Они меня и не заметят вовсе. На что им маленькая?
И вот Лену отправили в Артемовск к родным Толи Прокопенко: они обещали ему достать бумагу.
Однако стоило Лене уйти из села — одна на рассвете отправилась она в степь, а провожавшая ее Надя стояла у околицы и долго смотрела, как исчезает вдали крошечная фигурка, — и ребята затосковали. Они уже жалели, что отпустили девочку в такой опасный путь.
Они все сидели в «штабе», и каждый был занят своим делом. Володя Лагер, признанный оружейный мастер отряда, возился со старым пистолетом ТТ, который недавно нашел Володя Моруженко. Он вертел в руках и внимательно разглядывал ударно-спусковой механизм. Рядом в почтительном молчании сидел Толя Цыганенко и не сводил глаз с ловких Володиных рук.
— Видишь? — наставительно говорил Володя. — Совсем исправен. Только заедает курок в положении предохранительного взвода.
Девочки переписывали листовку. Это была последняя добытая ими сводка Информбюро. С ними за столом сидели Варя Топчий и Надя Курочка. Они тоже старательно писали.
— Девочки, сильнее изменяйте почерк! Верьте моему слову, — говорила Варя Ковалева.
— Ох, как темно! Глаза болят, — заметила Надя Курочка.
— А мы так почти каждую ночь, — не без гордости ответила Оля.
Борис сидел в углу над отрядным дневником. Писал он очень медленно, ведь каждое слово приходилось шифровать. Да еще донимали невеселые мысли. Он смотрел на Варю Топчий, старательно и крупно выводившую буквы, и думал, что и его сестра могла бы сейчас так вот спокойно сидеть за столом и старательно выводить буквы, если бы они догадались раньше собраться в союз и раньше выкопать пещеру. Вновь и вновь вспоминал он исчерканную открытку: «Я живу хорошо, братик, очень, очень хорошо…»
Каждый был занят своим делом и своими мыслями, и все-таки никто ни на минуту не забывал, что где-то в степи одна идет маленькая Ленка и, может быть, тащит бумагу. «И надо же было ее посылать!» — думал то один, то другой.
Вдруг послышались шаги — кто-то уверенно шел, тяжело ступая сапогами. Никто из ребят так идти не мог. И что самое плохое — у входа в пещеру шаги затихли. Надя мгновенно, одним плавным движением собрала со стола листовки и убежала с ними в «кладовую». Борис кинулся за нею с дневником.
В пещеру вошел Вася, все вздохнули с облегчением. Однако вслед за Васей появился высокий парень в кепке и сапогах. Парень был небрит, сапоги облеплены засохшей глиной.
— Ты готов? — сказал он пароль каровцев.
— Всегда готовы! — хором ответили ребята.
Всем сразу стало весело.
— Ну, давайте знакомиться! — сказал парень. — Я к вам от Степана Ивановича. Звать меня Костя. Мы с Васей старые друзья.
— Стойте! — сказал Борис. — Вы же у нас в Покровском жили? Вы Костя? Тот самый…
— Именно тот самый.
— Вы живы?
Партизан рассмеялся.
— Жив пока.
Все ребята знали, как в Артемовске Домна Федоровна и Вася прятали от фашистов тяжело раненного Костю.
— А дядя Васин, Егор Иванович? — нерешительно спросила Варя.
— И дядя в порядке.
— Да что же мы, — поспешно сказала Нина, — садитесь, пожалуйста. Будьте как дома.
Костя сел за стол. Все расположились вокруг.
— Костя, — попросил Цыган, — расскажи, как там на фронте.
— На фронте? Получше дела стали у нас на фронте…
Ребята слушали рассказ о жестоких боях, которые шли на Волге.
— Там, говорят, дома каменные в порошок стирают, а людей сломить не могут, — говорил Костя. — Вот какая идет война!
— Послушай, — сказал Борис, — может, ты нам ответишь, сами мы никак понять не можем. Ты про пистолет, который взял у немца Володя Лагер, знаешь?
— Слыхал я от Васи эту историю.
— Почему немец ему за это ничего не сделал?
— Такой добрый стал! — усмехаясь, ответил Костя. — Вот даже шоколадом вашего Володю угощал.
— Нет, в самом деле, почему?
— А вот почему. Офицеру оружие выдается за номером, каждому свое, как бы именное. Понимаете? Он за свой пистолет отвечает. Если с ним что случилось, надо объяснить, что, где и как. А теперь подумайте, что мог сказать этот офицер — боя не было, сам он штабной, в бою участия вообще не принимает. Ну, что он скажет? Мальчишки пистолет украли, а вместо него самопал доложили? Сами понимаете, это сказать он никому не может. Ведь его бы не только засмеяли, а было бы ему что-нибудь похуже. Поэтому он и решил послать денщика, чтобы тот потихоньку разузнал и, если удастся, добыл у ребят этот пистолет. Понятно теперь, почему денщик домов не палил и никуда не заявлял.
— Вот здорово! — закричал в восторге Цыган.
— Ничего, — согласился Костя, — могло быть хуже. Хорошо живете, — продолжал он, озираясь. — Знатный дворец себе построили! А это что?
Он подошел к газете.
— А вы прочитайте, — перемигнувшись с ребятами, посоветовал Володя Моруженко.
— Сдается, что эти значки у вас вместо букв, — сказал Костя.
— Конечно! — весело отозвался Толя Цыганенко. — А вы попробуйте прочтите!
— Мне сейчас этим делом заниматься некогда. Да я и не шифровальщик, — ответил Костя, — а только прочесть это труда не составляет.
Ребята были глубоко обижены.
— Не можете, — сердито сказал Толя Цыганенко, — а сами говорите.
— Ну ладно, — Костя уселся за стол, — давайте вашу писанину.
Борис положил перед ним их дневник. Костя облокотился на руку и принялся изучать.
— Лена не вернулась? — тихо спросил ребят Вася.
— Нет, — виновато ответила Надя.
— Наша Лена от всякой беды уйдет… — неуверенно начала Варя Ковалева.
Вася молчал.