В этот час, когда прохладный ночной воздух притаился под тенью больших сосен, а небо прочерчивали стаи грачей и реактивные лайнеры, направлявшиеся на север, все казалось возможным. Я вышел из тюрьмы свободным человеком. В голове возникла абсурдная мысль, что авария фургона, набитого мертвыми копами, произошла лишь в моем воображении. Но это была праздная и глупая фантазия. Более вероятно то, что среди обломков фургона не найдено свидетельств, уличающих меня, а поскольку он носил испанские номера, не было необходимости искать следы англичанина. Единственной свидетельницей оставалась жена бармена, но, оглядываясь назад, я отдавал себе отчет, что она не видела меня, не говорила со мной. Естественно, помощь, которую она могла бы оказать следствию по делу гибели мужа, заключалась в ее утверждении, что Альберто сопровождал кто-то неизвестный. Мальчишка видел мою избитую физиономию, но сколько пройдет времени до того, как социальные работники позволят полиции допросить его? Эстрелада даже обратил внимание на повреждения моего лица, и то, что он меня не задержал, показывает, что я остаюсь в данном случае неизвестной величиной. Будет невозможно, однако, решить криминальное уравнение без оценки меня самого. Мое отсутствие в крепости постепенно заметят. Произойдет процедура опознания меня и моего несчастного фургона, обыщут наш дом. Найдут фото мое и Луизы, мое — с налитыми кровью глазами и маслянистым носом на ярмарке в Санта-Лиене, перегонят эти фото по проводам, чтобы определить, найдется ли что-нибудь интересное. Мое освобождение из полицейского участка Матамороса было счастливой случайностью, удачным следствием человеческой ошибки. Теперь в любую минуту Эстрелада мог включить меня в свои расчеты и потом раскрыть рот от удивления, узнав результат.
Моя тревога обратилась в настоящую панику, когда поперек дороги перед машиной выросла тень. Мэри тоже ее увидела. Она навалилась на руль, чтобы рассмотреть то, что закрывало солнце. Справа от нас темное брюхо вертолета сделало на низкой высоте вираж в сторону долины, воздушная тяга от его ревущих двигателей подняла дьявольские облака пыли, скопившейся на голых склонах.
— Опять они, — пробормотала Мэри. — Всю прошлую ночь летали над моим домом, и теперь вот снова. Ты думаешь, я смогла сколько-нибудь поспать?
Я вздохнул и закурил сигарету. Появление этих чертовых вертолетов было уже лишним. Я следил, пока вертолет не потеряется в рельефе долины, его вращающиеся лопасти выглядели на солнце как крылья стрекозы.
Сегодня было возможно все. Я включил радиоприемник и нашел частоту ФРА. Пустота эфира заполнила машину, как струя огнетушителя, убавив мой оптимизм и напомнив об ужасе прошлой ночи. Нарастающий шум говорил об Альберто столько же, сколько завтрак о новостях дня.
— Она пропала, — сказала Мэри. — Похоже, его, наконец, схватили.
Мы подъехали к пыльному повороту на Ла-Мендиросу, и Мэри переключилась на первую скорость для спуска. Дорога была широка, но с глубокой колеей. Легче было проехать на легковушке среди валунов, которые торчали из потрескавшейся земли, как кости. Мэри закусила губу, выруливая на свободную колею и стараясь быть внимательной и аккуратной.
— Там ровно килограмм? — спросила она мимоходом.
— Приблизительно, — ответил я. — Покажу тебе.
— Ты чертовски… — И она осеклась. Ее внимание захватило то, что предстало ей в зеркале заднего вида.
Я наполовину обернулся, пытаясь выяснить, что ее заинтриговало.
— Кто это?
Темный фургон свернул с шоссе и стал спускаться по дороге вслед за нашим шлейфом пыли.
— Хрен его знает, — выругалась она. — Либо они едут ко мне, либо сбились с пути. Эта дорога никуда не ведет, кроме как к моему дому.
У меня зачесалась голова. Я скреб ее слишком сильно и долго.
— Машиной какой марки пользуются лягушатники?
— Не знаю, — пожала плечами Мэри. — Не видела.
— Сколько было лягушатников? Двое?
— Трое.
— Трое?! — воскликнул я. — Как это могло быть?
— Что ты имеешь в виду?
Я замотал головой. Вероятно, она ошиблась, но это не имело значения. Становилось все более очевидным, что я позволил заманить себя в западню и не мог понять, где совершил промах. Легкость, с которой я доверился Кровавой Мэри, зная, что она общалась с Жан-Марком, была, возможно, первой из моих сегодняшних ошибок. Весьма вероятно, что мне придется в самое ближайшее время скрыться. Я ощущал себя крысой, загнанной в угол. Снова обернулся, машина следовала за нами.
— Брось паниковать, — проворчала Мэри. — Это просто заблудившийся турист. Они часто здесь ездят и, убедившись, что это тупик, возвращаются на шоссе.
— А если это не туристы?
— Ладно, почему бы нам не остановиться и не подождать их? — предложила Мэри, как блондинка из второсортного фильма. — Если они туристы, мы скажем им, что эта дорога ведет в никуда.
— Прекрасно, — пробормотал я, — а что, если это Жан-Марк?
Она покачала головой:
— Это не может быть он. Как бы он узнал, где мы находимся?
— Да, верно. Как бы он узнал?
У меня возникла идея.
— Здесь есть какой-нибудь поворот, за которым мы могли бы укрыться, пока его машина поедет мимо?
— Нет, — ответила она, вздрогнув, когда маслосборник лязгнул о валун.
С тех пор, как утром мы покинули полицейский участок, меня не оставляло ощущение настороженности. Я не мог припомнить какую-нибудь подозрительную машину на автомобильной парковке. Возможно, я заметил фургон Жан-Марка, но этот темный фургон не подавал сигналов.
Совсем не подавал.
Ни единого сигнала.
Одно звяканье.
Как раз в переднем отсеке моего мозга, в зоне, куда я потерял доступ с тех пор, как в заднем контролирующем отсеке стала нарастать подозрительность, был зафиксирован фургон темного цвета, двигавшийся передо мной. Вот все, что можно было констатировать. Время и место оставались неизвестными. Следовало бы проверить мои впечатления.
— Поверь, это просто туристы, — проворчала Мэри, глядя в зеркало заднего вида.
Я смог вспомнить машину, проехавшую впереди меня. Два бледных лица…
— Когда подъедем к твоему дому, я обойду его сзади и убегу за реку. Ты же войдешь в дом и будешь ожидать их прибытия. Если они туристы, замечательно. Если кто-нибудь еще, скажи, что я остался в полицейском участке.
Мы выехали на прямой короткий отрезок пути к дому. Солнце перевалило через горный хребет и разогнало туман, осветило, словно прожектор, участок Мэри. Я останусь в укрытии, пока не уйдут незваные гости, и проведу там время, пересматривая свои краткосрочные цели. Одна из новых задач будет состоять в том, чтобы уговорить Мэри оставаться дома, пока я отлучусь с ее деньгами, машиной и кокаином. Это требовало воображения.
Проехали мимо будки с генератором под пыльной смоковницей. Как раз тогда, когда стало слишком поздно что-либо делать, кроме как кричать, я поднял голову. Хотел крикнуть ей остановиться, остановиться хотя бы на мгновение и подождать, пока я выберусь из машины, потому что обстановка менялась слишком быстро, чтобы в ней разобраться, и что-то складывалось совсем не так, как надо. Две фигуры двигались к машине, обходя ее спереди, в то время как Мэри что-то кричала, а я пытался жать на замок дверцы даже тогда, когда они ее открыли и волокли меня наружу. Они накинули мне на шею мою тенниску и бросили на землю. Перекатываясь по земле и щурясь от яркого света, я прикрывал одной рукой глаза и лицо, видел торжествующие усмешки Бенуа и арапчонка. Извиваясь в пыли, как пронзенная змея, ругал хриплым голосом Мэри:
— Ты мерзкая сука!
Она ловила мои взгляды, раскрыв наполовину рот и качая головой, словно увидела кого-то, пораженного молнией.
— Клянусь, я не знала.
Рядом стоял Жан-Марк.
— Тащите его внутрь дома! — крикнул он. — Кто-то еще идет сюда.
Они поставили меня на ноги, впились пальцами в мои вялые мышцы.
— Откуда я знаю, кто это? — кричала по-английски Мэри, когда Жан-Марк тащил ее из машины.
Когда меня втолкнули в заднюю дверь, я заметил, что она не особенно прибралась в доме. Фотографии, книги, шифоновые платки в большом количестве были разбросаны по полу. Мэри влетела в комнату вслед за мной и пожаловалась, ловя воздух:
— Боже! Меня ограбили.
Раздался звук смачной затрещины с одновременным вздохом, Жан-Марк ударом тыльной стороны руки заставил Мэри растянуться на полу.
— Заткни пасть и ступай туда.
Я почувствовал злобный взгляд, который она бросила на своего обидчика. Однако она смолкла и проползла на коленях ко мне.
— Глупая корова! — проворчал я. — Видишь, что теперь с нами!
Бенуа был сосредоточен, но нервозен.
— На колени, — скомандовал он. — Руки за голову. Лицом к стене.
Я выполнил, что было приказано.
— Ты вывернешься наизнанку, когда узнаешь, где кокаин, — продолжал я ворчать, словно это могло чему-нибудь помочь.
— Заткните глотку этому ублюдку! — взорвался Жан-Марк. — Суньте ему в пасть что-нибудь.
Арапчонок подбежал на скрипучих резиновых подошвах и, схватив за волосы, откинул мою голову назад.
— Ешь, — процедил он сквозь зубы, запихивая в мой рот вонючее кухонное полотенце.
Я чувствовал, что Бенуа стоит позади меня. Не было сомнений, что ничто не сможет отвлечь его внимание. Сообщники были озабочены появлением неизвестного фургона.
— Ты видишь их, — прошептал Жан-Марк.
— Да, они остановились.
— Что они делают?
— Ничего.
— Что ты имеешь в виду, черт возьми, под словом «ничего»? — взвизгнул Жан-Марк.
— Ничего, — повторил арапчонок. — Они просто… ждут… ходят вокруг.
Теперь я изменил свое мнение о темном фургоне. Хотел, чтобы его пассажиры зашли в дом.
— Они уходят.
— Уходят? — переспросил Жан-Марк. — Ты уверен?
— Уходят, — подтвердил арапчонок.
Я почувствовал, как сжались мои внутренности, как кровь хлынула от конечностей к моим жизненно важным органам. Закрыл глаза, склонил голову и задержал дыхание. Меня ожидало первое из необозримого числа тяжелых испытаний.