Он легко вскочил и заскользил по плиточному полу к выходу. Чёрт меня дёрнул связаться с ним.
В дверном проёме он обернулся (под тонкой рубашкой на фоне окна силуэтно нарисовалась звонкая фигура) и сверкнул белыми зубами:
— Если ты вдруг передумаешь выходить замуж за Петровича — дай знать. У меня будет к тебе одно маленькое, но очень серьёзное предложение. И извини, что не принёс тебе передачу.
Он убежал.
Господи! Да что вообще за напасть такая! Какая голова справится со всем этим? Неожиданная трогательная нежность Лёвы с его подарками и планами! Бесконечные смерти вокруг и при моём участии! Теперь ещё вот этот… И, несмотря на заражённый ужасом мозг, несмотря на воспаление и смятение всего организма, даже несмотря на изматывающую тошноту, я вдруг почувствовала… что хочу Макса! Ну, не то чтобы хочу… Просто лечь рядом… Прижаться к нему, прикрыться его рукой и его радостным цинизмом от всего мира… Интересно, какая у него кожа на ощупь? Гладкая, влажная? Или горячая, сухая с твёрдыми мышечными кирпичиками на животе? Погладить бы этот живот…
— Вы Степанцова? — в палату вошла медсестра, уткнувшись очками в бумажки.
— Я.
— Пришли ваши анализы.
— Анализы на что?
Медсестра посмотрела на меня без выражения.
— Результат положительный. Беременность две недели.
— ЧТО?!!
— Две недели.
Повернулась и ушла.
Этого только не хватало! Какой-то идиотизм! Какая беременность? Зачем? Хотя чему я удивляюсь… Нормальная реакция организма на секс, кажется. Но как могло получиться? Мы же с Лёвой — не маленькие, мы всё понимаем… Что теперь делать? Срок небольшой, можно быстренько убрать это всё из меня… Боже, но ещё один, дополнительный гвоздь в голову! Мало мне проблем и переживаний, сейчас ещё добавятся переживания и муки совести на тему нерождённого ребёнка…
А если оставить… Нет, исключено… В этом мире нельзя рожать. Угораздило жить — живи, но сознательно рожать кого-то для этой мясорубки…
А вдруг я после не смогу родить?
И Лёва хотел ребёнка. Хотел ли?
И как же теперь быть с Максом? Я, конечно, не собираюсь бросать всё и падать в его объятия, но всё же… Надо поговорить с Дмитрием Анатольевичем!
Я выбралась из постели и потопала по коридору.
— Где кабинет главврача?
Та же подслеповатая медсестра на посту бесцветно посмотрела на меня.
— Он уже ушёл, наверное. Поздно.
— А кабинет где?
Видно было, что медсестра хочет официальным медсестринским тоном отправить меня в палату. Но статус «пациентки главврача» сделал меня неуязвимой. И она это понимала. Великое дело — связи!
— По лестнице на третий этаж. Потом прямо. Увидите дверь. Но уже поздно…
Я зашлёпала больничными тапочками по коридору, потом — по лестнице. И кого, как вы думаете, я обнаружила на больничной лестничной клетке? Макса! Этот мерзавец стоял в позе Аполлона, курил и бесстыдно кокетничал с какой-то тёткой! Она была стройна, одета в кожу, имела длинные чёрные волосы до пояса.
— Ничего себе! — Макс заметил меня и помахал рукой. — Младшая сестрёнка отклеилась от капельницы и выползла попрощаться с братом! Я же говорил, что у нас с ней чудесные отношения!
Черноволосая обернулась ко мне, сверкнула явно восточным глазом и вдруг засобиралась. Макс схватил её за рукав.
— Постой, я же объясняю, это — моя сестра! Я зашёл её навестить! Разве я похож на человека, который устраивает свидание сразу нескольким девочкам да ещё в больнице?
Она остановилась и посмотрела на него. И, честное слово, я поняла, что она хочет сказать! Потому, что я хотела сказать то же самое. Да, Макс, ты похож на того, кто назначает свидание сразу нескольким и неизвестно где.
Черноволосая всё-таки застучала каблуками вниз по лестнице. Макс посмотрел на меня с выражением горечи и помчался за брюнеткой.
Ну что же. Мысль о Максе-любимом перестала меня мучить. Я больше не хочу прикрываться рукой этого человека. Мне даже противно представить, что я хоть чем-то его прикрываюсь.
Мне нужно посетить Дмитрия Анатольевича.
Глава 15
Этаж был административный. Никто не ходил. За дверями не угадывалась бурная телефонно-переговорная работа. Не бегали студенты. Нормальный конец рабочего дня в госучреждении. Шансов на то, что главврач будет у себя, почти не осталось.
Путь в кабинет главного лежал, как и полагается, через секретарскую. Но секретарь ушла, и давно, судя по утрамбованному временем порядку и тишине. Это всегда чувствуется. Грустно было понимать, что врачи запросто уходят домой, оставляя своих больных на подслеповатых медсестёр. Ну как медсестра мне поможет справиться с этим жутким токсикозом? А как она может помочь Дмитрию Анатольевичу? В трёх метрах от секретарской я уже знала, что он мёртв. Мысль эта даже не обрушилась на меня. Так, присела куда-то на краешек, как Макс на борт ванны. А может, я просто привыкла к своей патологии? Привыкают же врачи видеть смерть.
Я вошла в кабинет главного. Подошла к столу. Села на стул напротив.
Дмитрий Анатольевич торчал в своём главврачебном кожаном кресле в «позе прислонённого». Да. У него не было головы! Голову начисто срезал неизвестный. Не так просто сделать такую штуку. При условии, что жертва сопротивляется хотя бы одной рукой. Нет, его могли, конечно, предварительно отравить, задушить, оглушить… Тогда задача облегчается. И всё равно — работа не из лёгких.
В коридоре затопали.
— Макс! — позвала я, нисколько не сомневаясь в том, что там Макс. Было бы даже странно, если бы случилось убийство, а Макса рядом со мной не оказалось. Надо воспринимать его как аксессуар.
Послышались шаги в секретарской, потом зашуршала по ковру открываемая дверь…
Макс зашёл. Секунду смотрел на нас с трупом. Потом — как будто, наконец, рассмотрел — резко отвернулся и прикрыл ладонью глаза.
— Проходи, не стесняйся, — я ногой вытолкнула из угла стул на колёсиках.
Макс снова уставился на главврача. Потом с грустью на меня.
— Садись, Макс, давай поговорим.
— Ты думаешь, стоит?
— Стоит.
Он подошёл, сел, с брезгливым любопытством рассматривая торс главврача.
— Феноменально! У тебя уникальный дар! Чарльз Мэнсон против тебя — как овца против быка!
— Я не убивала его.
— Надеюсь. Где, интересно, голова?
Я не знала, где голова. Зато я рассмотрела в кармане у главного интересную вещь. Скальпель, явно побывавший в деле. Я достала его рукавом халата, чтобы без отпечатков. Это уже на уровне рефлекса.
Макс рассмотрел скальпель, потом вздохнул и велел положить его на стол. Полез в карман за фотоаппаратом.
— В чём дело? — он удивлённо оторвался от объектива.
Я сжимала скальпель в руках и никак не могла выпустить его. Рука не слушалась! Более того! Я испытывала горячее, невыносимо острое желание резать главврача! Всадить скальпель по самую рукоятку в это волосатое тело! И разгрызать железом ещё податливые волокна! Да! Да! Пришлось сжать зубы и отвернуться.
— Натали, что за зависания! Ты не хочешь порадовать Ингу Васильевну? Тебе надоело сниматься? Мне, скажу тебе честно, тоже это дело надоело. Я не против бросить сейчас всё, стукнуть тебя по голове факсом — таким образом избавиться от необходимости быть твоим вечным соучастником — и на воздух! Но я сдерживаю себя, работаю, чтобы был хоть какой-то смысл в этом содоме… Что ты делаешь?
Я рванула ворот рубашки главного, руки мои дрожали, сыпались какие-то пуговицы.
— Не смей глумиться над покойным!
Я только зарычала в ответ. Всё вокруг плыло и гудело колокольным эхом. Это в каждом углу комнаты стучало моё сердце. Ничего не осталось, кроме желания увидеть тело главного.
— Маньячка! — Макс робко тронул меня за плечо и тут же отшатнулся, увидев моё лицо.
На груди у главного красовался вырезанный узор. Я закрыла глаза и несколько секунд (часов?) пыталась справиться с дрожью. Потом схватила бумагу со стола главного, карандаш и судорожно, ломая грифель и зубами его выправляя, начала перерисовывать нагрудную картину.
— Вот, снимай! — я бросила своё произведение на стол.
Макс подошёл, с усталой тоской глядя на меня. Хотел что-то сказать, но только вздохнул и защёлкал вспышкой. Я сидела в это время, сжав виски, и раскачивалась в кресле.
— Почему я всё это терплю? — голос Макса несколько привёл меня в чувство. — Ты хоть понимаешь, что это — ТВОИ ПРОБЛЕМЫ? Я — случайный участник! И, судя по всему, пожизненный! Тебе всё равно, а мне хочется жить спокойной и счастливой жизнью! Поэтому последний раз предлагаю — уезжаем отсюда! Не хочешь со мной — уезжай одна! Попереживаю и забуду!
В кабинете главного зазвонил телефон. И мы с Максом, не сговариваясь, вылетели в коридор.
— Ну, вот что, выбирай! — Макс остановил меня на лестнице. — Или мы сейчас сбегаем, или ты меня больше никогда не увидишь!
Мне было трудно стоять, внезапная слабость навалилась на меня тремя тоннами.
— Забрать вещи…
— Какие вещи?
— В палате…
— Да пошла ты со своими вещами!
Потом посмотрел на меня…
— Ладно, снимай свои преступные одежды. — И начал стаскивать с себя куртку.
Я, не спрашивая ни о чём, скинула проштампованный больничный халат и местные же тапочки и осталась на холодной лестничной клетке в одних трусиках с бантиком. Мне было всё равно, в чём я, какие там бантики, как всё это выглядит со стороны, есть ли в этом смысл…
— Экзотика, — хмыкнул Макс, набрасывая на меня куртку. Он погасил свои похабные глаза, увёл взгляд на халат, потом под ноги, спешно заталкивая в полиэтиленовый хрустящий пакет мою амуницию.
— Держи ключи от машины. Это твоего Лёвушки причиндалы. Спрячь куда-нибудь под бантик…
Он помчался в отделение. Я пошла вниз, останавливаясь на каждой ступеньке. Ноги дрожали, желудок трепыхался где-то в районе гланд…
Что же это такое? Господи, что же это такое?
Навстречу попалась какая-то медсестра. Она остановилась и проводила меня удивлённым взглядом.