…Инга Васильевна отшатнулась и сказала, напряжённо рассматривая меня:
— Приехала пицца…
Вот это меня, конечно, сильно озадачило. Всё в моей новой жизни было непонятно, а эта пицца — особенно. Они что, заказали себе пиццу?!?
Тут же в редакторскую квартиру ввалился Макс, захлопнул дверь спиной и с победоносным выражением осмотрел присутствующих.
— Его задушили! — сообщил он счастливо. — Его задушили дамскими колготками!
— Великолепно! — Инга Васильевна изогнула красивую шею, как бегунья, ожидающая передачи эстафетной палочки…
— И ещё ему вырвали его грешный язык!
— Потрясающе! — Инга Васильевна уже развернула корпус куда-то в сторону портьер.
— И он пил вместе со своим убийцей «Кагор» из рюмок!
— Восхитительно! — вспорхнула Инга Васильевна и полетела, покачивая бёдрами, куда-то в бархат, в самую глубину.
Наверное, я уснула. Звонили в дверь, заходили какие-то люди. Много шумели, гремели, громко разговаривали и трясли меня за плечо. Потом я сидела, плотно сжатая с обеих сторон горячими телами Макса и Инги Васильевны, а напротив нас сидели люди в форме и между нами происходил, кажется, диалог. Я наблюдала за развитием событий сквозь туман полусна и слякоть невменяемости.
Потом нас повели.
— Застрелите меня, пожалуйста, — тихо попросила я милиционера, шедшего рядом. Тот вздрогнул и положил руку на пояс.
Пока нас допрашивали, пока Макс стучал кулаками, требуя адвоката, а Инга Васильевна меланхолично объясняла, что связи между её редакторством в скандальной газете и местом жительства рядом с очередным убитым нету, — я сильно рыдала. Ах, как же мы далеко зашли! Ах, как глупо я влюбилась… Вот он — конец света, вот как он выглядит… Ночной опорный пункт, невнятные коридорные крики алкашей, задержанных за вандализм, милиционеры, сосредоточившие свой взгляд на тебе, очередное убийство и любимый человек, изменивший тебе с этой вот очень красивой и спокойной сукой…
— Поймите же, — Инга Васильевна снова «шеронстоуновски» перебросила ногу за ногу, смутив молодого, нестреляного охранника у двери. — Сегодня главному редактору не обязательно встречаться с автором материалов. Существуют очень интересные технологии, позволяющие избежать непосредственных контактов. Интернет, например… Я получала материалы с подписью «Лора Ленская» по Интернету. По-вашему, я должна была отказаться от сенсации? Извините, у меня другое мнение по этому поводу. Мне нужно содержать газету, штат сотрудников и себя. Каждый из нас просто делает своё дело — вы, например, пытаетесь найти убийцу… Но вы не там ищете, вот что меня печалит…
— Завтра выйдет следующий номер газеты? — товарищ в форме за столом поднял глаза. То ли спросил, то ли приказал.
— Да, наверное, — Инга Васильевна пожала плечами. — Процесс налажен, люди знают, что нужно делать. Вы же не собираетесь выпускать меня, я правильно понимаю?
— И что, будет новая статья про новое убийство?
— Купите завтра «Вечерку» и посмотрите.
Нас отвели в соседний кабинет и попросили «подождать». Нестреляный охранник всё время пытался приоткрыть дверь и посмотреть на Ингу Васильевну.
Макс сел рядом со мной:
— Должен с тобой объясниться. Всё не совсем так, как ты думаешь. Времени не было предупредить…
Инга Васильевна проволокла по столу пепельницу к себе и закурила.
— Может быть, у них здесь «жучки» в каждый стул вмонтированы? — Макс крикнул это в сторону двери, и нестреляный немедленно захлопнулся.
Помолчали.
— Хуже, чем мне сейчас, быть просто не может. Куда ни посмотри, Наташа, всюду — крах, крушение и конец.
Макс внимательно наблюдал за мной, Инга Васильевна тоже — и это было отдельной пыткой, на десерт. Они о чём-то разговаривали. Пытались втянуть в трёп меня — не втягивалась. Потом дверь распахнулась, и вошли Лёва и капитан Ковальчук! За ними топтался нестреляный и ещё какие-то местные парни.
— Мне всё рассказали, — Лёва улыбнулся одними губами, очень бледными и сухими. — Я уговорил капитана Ковальчука отпустить тебя домой. Ты ведь не преступница…
— Правильно, Лев Петрович! — заорал Макс, вскакивая. — И мы не преступники! Преступники, как показывает практика, обычно не попадаются. Или их просто плохо ловят? Рад приветствовать вас!
— Ты ведь не преступница! — в глазах у Лёвы светился нездоровый блеск, а голос был очень тихим. — Ты — просто маленькая дрянь, проститутка…
— Я не проститутка, — прохрипела я.
— Она — не проститутка! — немедленно вклинился Макс. — Она ничего не знала… Это была шалость. Мы с Ингой Васильевной нуждались в эмоциональной поддержке кого-то третьего. Я обманным путём выманил вашу супругу из дому и даже не успел сделать ей ни одного гнусного предложения…
Все слушали Макса очень внимательно, особенно парни, которые нас сегодня арестовали, и Инга Васильевна. Но Лёва не слушал.
— Ты просто…
Он недоговорил, развернулся, задевая плащом мебель, и быстро пошёл по коридору. Мне нечего было делать рядом с Максом. Я пошла за Лёвой.
Глава 18
Странно, что милиция на меня не реагировала. Никто не спрашивал пропуск, не интересовался, не собираюсь ли я бежать за границу… Я шла вслед за широкой Лёвиной спиной, не могла её догнать — да и не пыталась, и все вокруг молчали.
На улице было ещё темно. Осенью поздно встаёт солнце. Лёва вышел из здания Правды и Возмездия и пошёл куда-то, не оглядываясь. Я чувствовала себя брошенной собакой, грязной, омерзительной и смертельно больной. Кажется, надо мной даже гудели мухи… Лёва шёл и шёл… А сзади меня вдруг окликнули. Инга Васильевна — прекрасная, как Венера, и Макс.
— Не пойти ли нам куда-нибудь и не выпить ли по чашечке кофе? — предложил Макс. Не думаю, что Лёва его не слышал, но он не отреагировал. Он шёл всё быстрее и быстрее, и я поняла, что он не знает, куда идёт. Идёт просто так, чтобы избавиться от нас. Так продолжалось достаточно долго. Я побежала, проклиная всё на свете, — нужно было догнать его, попросить прощения и исчезнуть… То есть я должна, наверное, нырнуть в какой-нибудь чёрный переулок и просидеть там до утра, а утром сесть в первый попавшийся поезд и укатить без обратного билета на Северный полюс. Одно удерживало меня от всех разумных шагов и от одного неразумного — например, с крыши вниз головой, — то, что Лёва — отец моего ребёнка. И то, что мне было стыдно за себя и больно за него.
— Подожди! — закричала я, не справляясь с дыханием. — Мне нужно кое-что сказать тебе!
Лёва шёл очень быстро, почти бежал. Вокруг не было ни души, и наш марафон никого не интересовал. Мы были на обочине нормальной жизни с вечерними комедиями, ночным храпом, утренней яичницей. И вот тут, при мысли о яичнице, меня начало тошнить. Я сбросила скорость и прилепилась к стене. Со стороны это выглядело горько и поучительно — молодая, измученная жизнью девица, сгибаясь пополам, тащиться вслед за бегущим от неё красавцем мужчиной и молит, теряя голос: «Подожди!», а внутри неё — его ребёнок…
Рядом скрипнули тормоза. Безумный мотор. Из окна высунулись Макс и Инга Васильевна, замахали руками, но я не присоединилась к ним. Такси ещё немного попаслось рядом, потом рвануло вслед за Лёвой.
Я видела, как машина остановилась возле него, как выскочил Макс, замахал руками. Как выбралась красавица Инга Васильевна и протянула Лёве свою нежную руку. Лёва не поцеловал эту руку и даже не пожал, просто пошёл дальше. Момент поражения редакторши был так приятен, что у меня откуда-то взялись силы, и я восстановила первоначальную скорость. Вот я уже поравнялась с такси. Водитель — смутно знакомый — озадаченно ковырялся в дворниках, пользуясь минуткой, как все водители мира. Ему было всё равно, что с нами происходит. И мне ещё тридцать секунд было всё равно, что происходит с ним…
Вдруг я услышала визг тормозов, крик, глухой удар, шмяканье о мокрую брусчатку. Потом мимо меня на космической скорости пролетела неопознанная машина. А наш таксист остался лежать рядом со своим железным конём!
Он лежал. Я стояла. Рядом не было никого. Вы думаете, я бросилась бежать в припадке истерического ужаса? Нет. Вы думаете, я стала оказывать ему первую медицинскую помощь? Тоже нет. В любом другом случае я обязательно бросилась бы оказывать первую медицинскую помощь, если бы до этого не убежала в припадке истерического ужаса. Но здесь и сейчас я твёрдо знала, что водитель — мёртв и помощь ему теперь не нужна. И вот что. Я вдруг обнаружила себя за странным занятием. Я что-то искала. Не успела ещё душа несчастного водилы отлететь в небеса, а я уже шарила рядом с его телом по мокрой утренней брусчатке… Подбежавший Макс пытался оттащить меня от машины, громко ругался, Инга Васильевна возбуждённо сверкала глазами и курила, а Лёва пристально смотрел на меня. А я искала. Боги, ну что я могла там искать? Окна вокруг зажглись и доверху наполнились головами любопытных, немедленно набежали робкие, но ответственные прохожие с советами, а я никак не могла остановиться. Даже если бы я хотела сейчас уйти, я бы не смогла это сделать. Моё уставшее, измочаленное тело было намертво скручено этой очередной безумной задачей.
— Нам пора! — Макс не решился дотронуться до меня. — Поторопись.
Потом была вспышка фотоаппарата — среди прохожих обязательно находится кто-то с фотоаппаратом и слишком большим чувством юмора. Макс умчался в сторону вспышек. Я слышала его сочный голос в ровно гудящей толпе. И так же, как Максов любимый голос, сквозь толпу, сквозь привычную дурь моего ушибленного мозга прорезалась отчётливая мысль: надо заканчивать с этим ползанием по телу и его окрестностям. Возбуждённые, румяные лица прохожих (надо же, как весело начался день!) колыхались где-то уже совсем рядом.
— Милицию вызвали?
— Насмерть его, точно?
— А какой молодой!
— А кто его?
— Никто не знает!
— Милиция уже едет!
— Может, пьяный был…
— Это пассажиры его?
— А эта что по его карманам рыскает?