Я подумала, посмотрела на Чапу и не нашла ничего лучшего, чем позвонить Максу. То есть Инге Васильевне.
В три часа ночи.
Трубку снял Макс. Моё сердце треснуло и заныло. Было бы неплохо, если бы его там не оказалось.
— Привет, Макс.
— Привет и тебе, добрая девушка… Что опять стряслось?
— Хотела узнать, не мучает ли тебя совесть.
— А почему она должна мучить меня среди ночи?
— Ты сеешь неразумное, недоброе и невечное… Ты называешь себя Лорой Ленской и культивируешь ужас смерти.
— Ближе к делу, дорогая. Что тебе надо?
— Я хочу, чтобы больше не выходили материалы с подписью Лора Ленская.
— А с какой подписью должны выходить материалы?
— Я хочу, чтобы они вообще не выходили.
— То есть как — не выходили?
— Я хочу прекратить этот сериал со смертельными сенсациями.
— Ты думаешь, если сериал прекратится — прекратятся смерти? Ты, моя дорогая, собираешься бороться со следствием, а не с причиной.
Вдруг на той стороне света в квартире Инги Васильевны произошла борьба.
— Лора? — спросила трубка ингивасильевновским голосом.
— Наташа.
— Что вы имеете против наших материалов?
— Я не хочу больше участвовать в этом санкционированном безумии.
— Это безумие было всегда. Люди погибали пачками — если не во время эпидемий, то во время войны. Ничего безумного здесь нет, хотя всё это очень грустно.
— Я говорю о том треске и шуме, с которым истории Лоры Ленской прут по жизни! Я говорю о том нездоровом интересе, который эти истории вызывают.
— Всё необычное вызывает интерес, просто одни умеют им пользоваться, а другие — нет… Мы умеем. Мы — журналисты. Наше дело — зарабатывать деньги на информации!
С ней было бесполезно спорить — с этой красавицей, лежащей под боком у Макса.
— Я хочу, чтобы материалы Лоры Ленской больше не появлялись.
Трубка помолчала.
— В таком случае, Наташа, мы справимся без вас. Всего хорошего.
Гудки.
Я швырнула телефон на стол, и тут же обнаружился Чапа и завопил дурным голосом.
— Спать! — зашипела я на него. — Пшёл на место! Спать!
Чапа моргнул и умчался. А я забегала по кухне, кусая локти, кулаки и ногти, проклиная мир и пытаясь при этом не разбудить Юлию Марковну. Но, кажется, разбудила. В комнате тяжело застонали, заворочались, и я на носочках (не переставая кусать локти) пробралась к старушкиному ложу.
Юлия Марковна спала крепко, но неспокойно. Рядом с ней на подушке сопел Чапа. Этот момент — учитывая Чапину сторожевую активность и нелюбовь к гостям — сильно меня удивил. Не должен был этот монстр спать, пока я мечусь по кухне. Он мог бы сделать усилие и молчать в углу, это уже известно, но заснуть он бы не мог. Но он заснул.
— Нет, Лёва! Нет! — закричала вдруг Юлия Марковна. — Не делай этого, Лёва!
Я серьёзно разволновалась. Вряд ли это здорово, когда люди разговаривают во сне. Юлия Марковна металась на подушках и скребла одеяло ногтями. На мой робкий зов ответила новой порцией лихорадочных «Нет! Нет! Не надо!».
Я пыталась вспомнить, что делают в таких случаях: поправляла одеяло, тормошила Юлию Марковну, весело разговаривала с ней и брызгала в неё водой. Безрезультатно. Старушка, демонстрируя неожиданную силу, выкручивалась, отбивалась, ныряла в свои подмокшие подушки и немедленно выныривала оттуда с безумным лицом и закрытыми глазами! Самое удивительное то, что верный Чапа при этом крепко спал, и не реагировал даже на явный дискомфорт, создаваемый неспокойной хозяйкиной головой! А Юлия Марковна всё хулиганила: она отправила одеяло на пол, одеревеневшей растопыренной пятерней смахнула с тумбочки стакан с водой и застучала ногами по спинке кровати. А потом вдруг села, очень спокойно и торжественно достала шпильки из узла на затылке — белые волосы кудряво рассыпались по её плечам. Юлия Марковна ещё посидела в постели, раскачиваясь, как королевская кобра перед прыжком, а потом рухнула в подушки и не шелохнулась до утра.
Я снова озадачила чайник и полчаса тупо просидела за столом с чашкой в руках и с пустотой в голове. Что мне делать? Что мне делать? Что мне делать? Допустим, случившееся с Юлией Марковной можно до утра не обдумывать… Возможно, ничего ужасного с ней не произошло — просто старческие кошмары. Утром я её спрошу о ночных ощущениях. Но сейчас нужно решить другую проблему — проблему маньячной Лоры Ленской и тех, кто ею собирается быть. Инга Васильевна, красавица, сообщила, что они справятся без меня. «Они». То есть она и Макс… Прекрасно! Пускай справляются! Я давно перестала испытывать удовольствие от участия в этом шоу. К тому же фактически они уже давно справляются без меня. Я, кстати, так и не поняла, какую роль играла во всём этом я. Не надо об этом думать… Пускай справляются!
Я снова развернула газеты. Макс, безусловно, талантливый борзописец. Точнее — подражатель. Этот стиль Лоре придумала я. Он только подхватил. Но кто будет об этом знать? Какая разница в том, кто колдует на кухне? Важно — что получается в итоге… А итог мне не нравится. Не импонируют мне и эти фотографии. В каждой статье — «автор у трупа», как отдельное пятно в моей будущей честной биографии. Как я могла согласиться с таким перформансом — не знаю. Хотя факт наличия Лориных автопортретов мне на руку. Теперь Инге Васильевне придётся либо менять стиль, за который она так держится, либо нанимать девицу, похожую на меня. И только для того, чтобы щёлкнуть её у трупа. Вряд ли быстро найдутся добровольцы, и Инга Васильевна не захочет ощущать ненужных свидетелей процесса. Так что мы ещё повоюем!
Андрей Лагунин, Бронислава Брочек, Велемир Резанников… Кого-то из них я знала, о ком-то слышала или читала. Все они — мертвы. Непостижимая метаморфоза материи. Было живым — стало мёртвым… Людей нет — имена и фамилии остались. Фамилии остались? Как будто сигнальный маяк включился внутри. Больше всего фамилий осталось в «Женском журнале»! И это естественно. Все участники безобразия знали, что существует некая взаимосвязь между журнальными таблицами и убийствами, но не знали — какая. В общем, догадаться несложно. «Лучшие…» Кто-то целенаправленно выкорчёвывал «лучших». И о «лучших» пытался писать журнал, вот и всё. Я промчалась глазами по журнальным колонкам и снова ощутила стук крови в висках. Вот они все — Лагунин, адвокат, учительница, доктор, ненормальная художница, повар, депутат, удушенный колготками… Мать честная! «Лучший водитель-таксист»! Я развернула вчерашний спецвыпуск. «Сегодня убит… Водитель такси… Зиновий Иванов…» В журнальной таблице — среди десяти фамилий номинантов на звание «Таксиста года» — Зиновий Иванов… Теперь уж точно — убивают «лучших»… Адвокат может иметь психически нестабильных врагов, певец, художница, депутат… Но кто будет измываться над невинным таксистом? Адвокат и таксист в своих врагах никак не совпадают. Их убивают не случайно, не из-за денег, не из желания отомстить. И убивает один и тот же человек. Или одна команда.
Я откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Ну, и что? Что ты узнала нового, Наташа? Допустим, ты вычислила принцип убийства — но его нетрудно было вычислить. Что ты можешь сделать для того, чтобы убийства прекратились?
Я заглянула в комнату. Юлия Марковна сладко посвистывала носом. Чапа валялся рядом на подушке, и его лёгкая шерсть шевелилась от старушкиного дыхания. Спят. Значит, можно со спокойной совестью устраивать мозговой штурм.
Итак, что я вижу в этих архитаинственных журнальных таблицах? Представители тридцати пяти профессий. От каждого «цеха» — по десять номинантов с датами рождения зачем-то. В конце года составитель таблицы обещает вычислить тридцать пять «человеков года». Вполне возможно, убийца выбирал в жертвы самых перспективных из каждой десятки… Но зачем?
Хорошо. Мы уже имеем восемь бездыханных тел. При всей кровожадности этого киллера-мутанта, мне было нелегко поверить в то, что впереди — ещё 27 убийств. Он просто не справится до конца года — умрёт от аллергии на кровь… Почему я так уверенно говорю о конце года как о конце большой джекопотрошительной акции? Потому, что это логично, потому, что наш монстр имеет очевидное желание испортить праздник «Человек года». Значит, он должен успеть обернуться до церемонии награждения. А это даже не Новый год. Это раньше… Он однозначно готовится к какому-то празднику или дате. Накануне Миллениума, мать его. Романтик.
Я заварила чай по десятому кругу. Спать не хотелось, на улице тихо шлёпал осенний дождик.
Даже если он задумал грохнуть лидеров каждой группы — все 35 голов, — он должен работать персонально с каждым. Не махнёт же он оставшихся за один раз? Будет кто-то девятый, потом — десятый, потом — одиннадцатый. И так далее. КТО будет девятым?
Я нашла графы в таблице с уже «вычеркнутыми» героями. «Лучший учитель», «Лучший адвокат», «Лучший политик», «Лучший музыкант», «Лучший художник», «Лучший медицинский работник», «Лучший повар», «Лучший водитель»… Полный бред. Никакой смысловой сцепки. Профессии абсолютно нестыкуемые. Разбросаны по всей таблице в произвольном порядке. По какому принципу он их выбирал? Я повертела журнал, пытаясь найти узелки. Может быть, вопрос оплаты? Начинал с высокооплачиваемых, потом — по мере убывания… Нет, мимо… Может, принцип популярности в народе? Сначала грохнул самого популярного… Нет, не пойдёт… Бред какой-то…
Под таблицей — слова нежности и любви к читателю. И подписи составителей таблицы — Матвей Сферо и Николай Рушник. Вот с кем бы пообщаться.
Я захлопнула журнал, пробралась к своей лежанке и попыталась заснуть. Как же… Мысли упорно буравили подкорку. Макс, Инга Васильевна, Лёва, Юлия Марковна, Чапа, убийца, «профессиональные сливки», над которыми нависла смертельная туча, таблицы и снова — Макс, Инга… Я тысячу раз изменила положение своего обесточенного тела, пересчитала всех баранов, перепела дрожащим шёпотом все колыбельные — тщетно. Всё. Спать я разучилась.
Я вздрогнула от звонка в дверь и Чапиного надрывного пения. Села, едва успела сориентироваться в пространстве и времени, как вдруг увидела родной ботинок, мелькающий в дверном проёме.