Я в любом случае не дождалась бы Юлию Марковну. Во-первых, естественно, я решила осмотреть вазу. Не могли её рисовать просто так, без тонкого намёка. Во-вторых, даже если бы никакой вазы не было, я бы всё равно помчалась куда-нибудь сама-не-знаю-куда. Потому что в самых периферийных уголках моего организма началось знакомое брожение чувств. Тошнота, дрожь, волнение, желание делать непонятные вещи, тревожность, возбуждение, окончательная потеря разума — известные ощущения всех беременных женщин вообще и меня в частности. Как соучастницы преступления. И двенадцатого готовящегося убийства. Я взяла все деньги, которые смогла найти в квартире Юлии Марковны. Потом верну.
«…Возможно, я погибну. Я сообщаю это без надрыва, хотя, конечно, умирать не хочется. Просто невозможно поверить в то, что он оставит в живых свидетеля. А я — свидетель».
Пустая Лёвина квартира была доверху наполнена смертельной тоской и запахом беды. Нет, боже упаси, непосредственно в доме не имелось никаких следов насилия и жестокости. Наспех прибрано, такое ощущение, будто Лёва утратил своё большое и светлое чувство любви к порядку. Или как будто ему стало всё равно. Да, скорее ему стало всё равно. Посуда на столе, открытая дверца микроволновки, — о ужас — носки комочком на полу. И над всем этим — красавица ваза.
Я прощупала каждый сантиметр её гипсового тела. Простучала колонну-постамент, заглянула внутрь. Внутри обнаружила маслянисто-металлическое озерцо, пошевелила бесхозной тапочкой, долго рассматривала осевшие на ворсинках вертлявые капли. Хвала разуму, я не стала пробовать это на зуб, одумалась в последний момент.
Потом я до конца дня бродила вокруг головного офиса банка «Северная крыша». Пыталась звонить главе. Секретарь в первый раз ещё интересовалась целью моего вторжения. Но после того, как я в пятый раз попыталась убедить её в необходимости предупредить жестокое ритуальное убийство её начальницы, интересоваться перестала.
— Прекратите нас терроризировать! — прошипела она перед очередным швырянием трубки. — Ещё звонок — и я вызову милицию!
— Чудесная мысль! Вызывайте!
Глава 27
Всю ночь меня мутило, и к утру я уже не сомневалась, что убийство произойдёт именно сегодня. Судя по силе мути, убийство будет знаковое, значимое и значительное. Юлия Марковна исчезла из дому раньше, чем я проснулась-очнулась. Мне некому было задавать вопросы, и не с кем было советоваться.
Я позвонила в редакцию любимого журнала и попросила Веронику Витольдовну Пиотровскую связаться с пресс-атташе банка «Северная крыша», с пиар-менеджером, с кем-нибудь, кто занимается контактами главы банка с журналистами. Можно было просто вызвать милицию, можно было поднять на уши все издания или, в крайнем случае, Ингу Васильевну. Она бы, с её могучим желанием писать продолжение истории убийств, утрамбовала любые препятствия на моём пути к очередной «жертве». Но я не сделала ни того, ни другого, ни третьего. И вот почему — мне нужен был убийца. Никем не вспугнутый, не предупреждённый, ни о чём не предупреждающий. Зачем же я буду информировать красавицу Ингу Васильевну, если, к примеру, убийцей является всё-таки она? И какие аргументы предъявлю в разговоре с милицией? Я появлюсь на месте преступления раньше него (неё) — сверхгениальный ход! Я разоблачу его (её), я с ним рассчитаюсь, избавлюсь, наконец, от него. Оставалось только придумать, КАК именно я от него (неё) избавлюсь (разоблачу, рассчитаюсь) — боевыми искусствами я не владела, права на ношение оружия не имела. Ладно! Додумаю по дороге!
Вероника Витольдовна, естественно, не была настроена помогать мне с первой же ноты. Этого и следовало ожидать. Более того, я рассчитывала на то, что она сошлётся на занятость и попросит перезвонить завтра, послезавтра… Санкций на написание материала о главе «Северной крыши» не было, не было и причины баловать меня вниманием.
— Перезвоните завтра, я занята!
Я перезвонила ещё раз, потом пообещала приехать и просить её об одолжении лично. Вряд ли ей хотелось наблюдать меня, так что в скором времени просьба о посредничестве была удовлетворена. В том, что ни один человек в редакции не узнает о моей затее, (под «ни одним человеком» я имела в виду прежде всего Рушника, ещё одного подозреваемого…), я была уверена. Вероника Витольдовна ни за что в жизни не станет рекламировать активность такой мерзавки, как я. Кто знает, вдруг из моей затеи выйдет толк? Вот если толка не выйдет, тогда другое дело. Тогда Вероника Витольдовна скажет со вздохом, роняя пепел на грудь:
— А это ведь я договорилась обо всём, подготовила базу… До последней минуты надеялась, что девочка действительно задумала что-то грандиозное… Но, увы, оправдались только мои худшие прогнозы…
Мне пришлось хорошенько упереться лбом в холодное автобусное стекло для того, чтобы избавиться от галлюцинаций на тему Вероники Витольдовны. Эффект амнезии был кратковременным и слабым. Измочаленные, воспалённые клетки моего мозга немедленно наполнились новой ерундой — автобусными запахами, вялым страхом и снова Вероникой Витольдовной.
Секретарша главы «Северной крыши» встретила меня не очень весело. Хорошо развитые уши и интуиция подсказывали ей, несомненно, что я — источник серьёзных проблем. Возможно, она узнала мой голос…
— Лариса Соломоновна уехала, будет завтра… Я могу ей что-то передать?
У меня интуиция, между прочим, развита ещё лучше. Никуда не уехала Лариса Соломоновна, сидит в своём кабинете за дверью, просто передумала общаться с незапланированной журналисткой. Да и эта жрица делопроизводства наверняка нашептала нехорошего…
— Хорошо, я подожду…
— Как это… Подождёте?
Она пыталась корректно объяснить мне, что ждать Ларису Соломоновну здесь, в приёмной, не совсем удобно и т. д. А по телевизору в приёмной в это время шли «Новости». И в «Новостях», естественно, было очередное возмутительное убийство известного спортсмена Битова, версии, комментарии… Может, ткнуть пальцем и пообещать, что персона Ларисы Соломоновны в ближайшее время будет рассмотрена в таком же нерадостном аспекте? Грубо и непонятно. Она просто вызовет милицию или охрану, и всё кончится. Второго раза не будет. Как и следующего настолько мощно вычисленного мною кандидата в «жертвы». В следующий раз мой маньяк придумает какую-нибудь новую формулу. Хотя… Не будет никаких формул… Скоро всё закончится, но как?
Потом ведущий «Новостей» безразличным голосом сообщил, что завтра могут быть помехи в работах разных механизмов и организмов, потому что завтра — парад планет. Все сознательные астрономы уже в боевых стойках, потому что…
Я даже не удивилась. Естественно, он должен был выбрать для завершающего аккорда что-то в этом роде. И тут же мой механизм (организм) скрипнул и сбавил обороты, туго наверченные на колёсики нервы обвисли и перестали звенеть. Мне вдруг всё стало понятно…
— Хорошо, я приду завтра. Только сделайте так, пожалуйста, чтобы Лариса Соломоновна была на месте. Иначе…
В крапчатых глазах секретарши — смесь возмущения, страха и печали…
— Иначе я буду приходить каждый день…
Сильное напряжение заполнило моё тело, и было так велико, что я не помню, где ночевала. То есть, где я пересидела эту ночь. Я не чувствовала себя усталой, я себя никак не чувствовала. Пока поднималась по ступенькам банка, дважды упала, к радости зевак, но быстро и легко вскочила и не испытывала неловкости. При общем кризисном фоне мышцы, кости и мысли были на месте, и своё состояние я определила как «точку невозврата». Бывает у самолётов такое. Когда летят, например, над океаном. И когда пересекают точку, после которой, в случае аварии, возвращаться нет смысла — всё равно не дотянет. Есть смысл лететь только вперед. А там — будь что будет…
Я сделала одну непонятную мне самой штуку — зашла в магазин и потратила все деньги и деньги Юлии Марковны. Я купила себе джинсы, свитер, резинку для волос, помаду с ароматом банана и кроссовки. Переоделась в кабинке, а купленный Лёвой костюм оставила на вешалке…
В таком виде я себя, наконец, узнала. В таком виде мне было комфортно и не приходилось играть по правилам столичного офисного мира. У меня, правда, и своих правил пока не было…
— Ларисы Соломоновны нет! — немедленно сообщила секретарша. — Знаете, она вообще передумала давать интервью…
Странно, как меняются люди, которых ты видел вчера. Ты как бы остаёшься в том ещё дне, старом, а человек уже перешёл в новый и… И остался такой же сволочью…
— Это меня уже не интересует… Лариса Соломоновна обязана сдерживать обещания как глава банка. Она могла отказаться, но она этого не сделала. Теперь я не сделаю того, чего вы так сильно хотите. Я не уйду и даже более того…
Я села на диван, поджала под себя ноги и строго посмотрела на застольную даму.
— Более того… Дайте-ка мне кофе. Не спала сегодня, чувствую себя плохо… Без сахара, пожалуйста.
Она, эта женщина, не принесла мне кофе. И хорошо. Кофе вреден в моём положении. Я замолчала из благодарности, даже всхрапнула, клюя носом кожаный подлокотник. Секретарша с кем-то советовалась по моему поводу, ко мне подходили люди разного пола, вежливые и хорошо одетые, выспавшиеся. Трясли меня за плечо, просили о разном. В основном — уйти.
Наконец я услышала:
— Лариса Соломоновна встретится с вами после работы, в восемнадцать часов она собирается посетить выставочный центр «Новорусское», будет ожидать вас в павильоне «Всё для офиса».
Можно было возмутиться, потребовав Ларису Соломоновну сюда, прямо к креслу. В конце концов, ведь её убить собираются, а не меня. Я пытаюсь спасать, но — честное слово, не будь у меня этой суперцели, не желай я так яростно вычислить своего мучителя, плюнула бы на Ларису Соломоновну со всем её банковским комплексом и ушла бы.
Я встала. Не затем, чтобы уйти, а чтобы вяло выползти в коридор и взять курс на выставочный комплекс. Судьба сама назначает места, остаётся только подтягивать используемые в эксперименте материалы — себя, например.